Чесно́к (лат.Állium satívum) — многолетнее травянистое растение из рода Лук семейства Амариллисовых (лат.Amaryllidáceae). Одно из старейших и известнейших по всему миру пищевых растений, чеснок имеет острый вкус и жгучий резкий запах, который очень долго не выветривается. В пищу используются в основном дольки («зубчики») — сырыми и в качестве приправы для приготовления мясных блюд.
Благодаря обеззараживающему действию, чеснок издавна используется в лекарственных целях.
— Библия, Четвёртая книга Моисеева — Числа. 11.5-6.
А росолнаго: белая рыбица свежая, стерляди свежия, пироги со пшеном, да с вязигою, да с горошком; <...> головы щучьи под чесноком, голцы, стерляди вислыя, осетрина шехонская... <...> В госпожино говейно в стол еству подают:капуста кислая с сельдями, икра всякая, ставится рядом; спинка белужья ветреная, лососина даётся с чесноком, с зубками; осетрина шехоньская...
Черемша, или полевой чеснок, не токмо за нужной запас, но и за лекарство почитается. Российские люди и камчадалы собирают его довольно, и крошеной высуша на солнце берегут на зиму, а зимой варят его в воде, и сквася употребляют вместо ботвиньи… От цинги оная черемша такое же лекарство, как и кедровник: ибо ежели сия трава из-под снегу выйдет, то жители цинготной болезни не опасаются. Я слышал удивительное приключение о казаках, которые в первую камчатскую экспедицию под командою господина Шпанберга были при строении бота Гавриила. Помянутые козаки от всегдашней мокроты так оцынжали, что с нуждою в работу могли быть употребляемы, по тех пор пока снег стаял. Но как на высоких полях появились проталины, и черемша из земли вышла, то казаки напустились есть оную с великою жадностью, отчего напоследок все они опаршивели, так что командир принужден был почитать их французскою болезнию зараженными; однако по прошествии двух недель увидел, что с людей и струпья сошли и они совершенно оздоровели.[1]
Мы получили в Петропавловском порту семь живых быков, знатное количество солёной и сушёной рыбы отменного рода, которую в одном только Нижнекамчатске достать можно, множество огородных овощей из Верхнекамчатска, несколько бочек солёной рыбы для служителей, и три большие бочки чесноку дикого, называемого в Камчаткечеремша, которой, может быть, есть лучшее противуцинготное средство, могущее преимущественною служить заменою кислой капусты. Наливка на дикой чеснок, которую в продолжение целого месяца ежедневно возобновлять можно, доставляет здоровый и довольно вкусный напиток. Сверх сего запаслись мы и свежим хлебом на десять дней для всех служителей.
— Иван Крузенштерн, «Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5, и 1806 годах», 1809
Кроткая жена священника и красавицы дочери сидели у окна и смотрели поверх кустов садового терновника на бурую пустошь. Что же они там видели? Они видели гнездо аиста, лепившееся на крыше полуразвалившейся хижины. Вся крыша поросла мхом и диким чесноком, и покрывала-то хижину главным образом не она, а гнездо аиста. И оно одно только и чинилось — его держал в порядке сам аист.
В последней трети мая снег (довольно глубокий) выпадал в горах до 9 000 футов абсолютной высоты. Так в горах вообще, а в азиатских в особенности. Лишь только перевалило за вторую половину мая, ― с каждым днём начали прибывать новые виды цветущих растений. Везде по влажным склонам гор и по долинам показались жёлтые головки дикого чеснока ― Allium и низкорослый лютик; в меньшем числе ― Pedicularis<мытник> и Viola<фиалка>.[2]
Сейчас я дам вам деньги и, если хотите, покормлю завтраком. Две тысячи триста рублей! После такого хорошего гешефта вы с аппетитом покушаете. Нравятся вам мои комнаты? Здешние барыни говорят, что у меня пахнет чесноком. Этой кухонной остротой исчерпывается всё их остроумие. Спешу вас уверить, что чесноку я даже в погребе не держу, и когда однажды ко мне приехал с визитом доктор, от которого пахло чесноком, то я попросила его взять свою шляпу и ехать благоухать куда-нибудь в другое место. Пахнет у меня не чесноком, а лекарствами. Отец лежал в параличе полтора года и весь дом продушил лекарствами. Полтора года! Мне жаль его, но я рада, что он умер: так он страдал![3]
А то, бывает, запрёт её в погреб и — «ешь, такая-сякая, чеснок…» Ест, ест, покеда из души переть не начнёт.
— Антон Чехов, «Иванов» (Комедия в 4 действиях и 5 картинах), 1887
Из степи тянется караван верблюдов, запряжённых в арбы. Скрип от них самый ноющий, раздражающий, жестокий. Точно сотня журавлей, гусей, ослов и павлинов кричат одновременно над самым ухом.
— На чеснок теперь расход огромный! — говорит мой собеседник, закурив снова папиросу.
— Отчего же это? — стараюсь удивиться я.
— Дезинфекция от холеры. Барыни даже на груди носят, не только в карманах.
— Какая гадость! — не выдерживаю я.
Когда Бронза сидел в оркестре, то у него прежде всего потело и багровело лицо; было жарко, пахло чесноком до духоты, скрипка взвизгивала, у правого уха хрипел контрабас, у левого — плакала флейта, на которой играл рыжий тощий жид с целою сетью красных и синих жилок на лице, носивший фамилию известного богача Ротшильда.[4]
Город раскинулся у самого берега. Из тесной запруженной татарскими можарами улицы базара несутся нестройный говор, шум и крики. Смешанный запах зелени, чеснока, на постном масле жареной рыбы. Цветными пятнами лежат груды капусты, баклажан, помидор, дынь, арбузов, разных фруктов.
Не прошло и несколько минут, как из женской половины через двор прошло несколько женщин; с бьющимся сердцем Джансеид различил позади медленно и важно шедшую, опираясь на посох, мать Хаджи Ибраима. Впереди была его жена с шампурами, с которых дымился шашлык. За нею служанки несли подносы с просом и рисом, чашки с хинкалом и соусами, сильно приправленными чесноком. Позади какая-то рабыня тащила целую гору чуреков.
Это естественный протест против преснятины в мысли, литературе, искусстве.
Цинга у общества от этой пресной пищи!
И бросаются люди на декадентство, как бросаются цинготные на лук, на чеснок, на лимон. Дёсны от преснятины чешутся.
Древнейшее сказание римской мифологии гласит о том, как ловко царь Нума обошёл Юпитера в договоре о человеческих жертвах, откупившись от них рыбою и головкою чеснока. При отчётливом знании и выполнении жрецом богослужебной формы, римляне не требовали даже, чтобы жрец веровал в бога, на службе при котором он числился, и в жреческом составе не диво было встретить открытого и прославленного вольнодумца.
Вчера заходил к Генриху. Он бледен, но, видимо, тоже успокоился. Старик усердно подмалёвывает крестики и разводит чеснок.
На мои насмешки по поводу чеснока ответил:
— Эх, связываться с тобой только не хочу, а уж порассказал бы!
Надо подпоить старика, авось развяжет язычок. <...>
Все идёт спокойно и скучно. По ночам запах чеснока из церковного сада проникает даже и в мою комнату.
— барон Олшеври, «Вампиры», 1912
Так вот из Москвы приказ – всех комсомольцев на фронт, а кто боится, так пускай пишет заявление – его оставят дома. Наказал, чтоб о войне ни слова, а чтоб взяли по буханке хлеба и кусок сала, а у кого сала нет, так чеснока аль цибули, чтоб через час под секретом за деревней собрались, пойдем в район, а оттуда в округ, где и получим оружие.
― Перед нами клетка… Живая клетка амариллиса…
― Всё же, по-моему, это аллиум сативум, ― миролюбиво прохрустел голосок Хейфеца.[комм. 1]
― К сожалению, начало оторвано, Натан Михайлович. Мы сейчас не сможем решить наш спор.[5]
Перед нами удачно снятая делящаяся клетка чеснока. Сначала делилась нормально, потом попала под действие колхицинового раствора. И чеснок, и безвременник, из которого получают колхицин, существуют в природе, ваши обвинения к ним адресовать нельзя. И встреча одного с другим в природных условиях не исключена. ― Но колхицин! ― Это алкалоид. Его получают из луковиц безвременника. То есть колхикума. Как никотин из табака. Эксперименты с колхицином могут ставить и противники вейсманизма-морганизма… ― Если найдутся такие храбрецы… ― сказал кто-то под общий смех.[5]
Несколько позднее тот же Велер обнаружил еще одно удивительное явление. Сотрудники, занятые синтезом новых селено- и теллуросодержащих соединений, выдыхали воздух с резким чесночным запахом. Такой же запах появлялся у воздуха, который выдыхали кролики и собаки после введения им соединений теллура. Так же пахли внутренние органы животных, вскрытых после опыта. Какого-нибудь обоснованного толкования этому интересному факту Велер сначала дать не мог. Современник Велера ― биохимикФранц Гофмайстер высказал предположение, что в организме животных и человека к производным теллура присоединяется метильная группа. Тогда Велер синтезировал диметилтеллурид. У этого летучего вещества оказался резкий чесночный запах. Догадка Гофмейстера косвенно подтверждалась. Так был открыт еще один путь превращения химических веществ в организме ― процесс метилирования.[6]
— Валентин Абакумов, «Судьба лекарств», 1966
Шееле ограничивался получением арсина, не производя с ним дальнейших манипуляций. Достаточным признаком наличия мышьяка он считал характерный чесночный запах арсина (современные исследователи установили, что чесночный запах имеет не арсин, а сопутствующие ему другие летучие соединения мышьяка). Однако в конце XVIII века это открытие не совершило переворота в правосудии: не сведущие в химии присяжные и судьи не принимали в качестве доказательства запах. Кстати, чесночный запах при дыхании — один из клинических симптомов отравления мышьяком.[7]
Елеся мой стоит и о попойке мыслит
И водку в погребе своей купецку числит.
Сей был охвата в три и ростом был высок,
Едал во весь свой век хрен, редьку и чеснок,
А ежели ершей он купит за копейку,
Так мнил, что тем проест он женью телогрейку.[8]
Мы сгорбившись вошли в какую-то каморку,
И что ж? С купцом играл дьячок приходский в горку;
Пунш, пиво и табак стояли на столе.
С широкой задницей, с угрями на челе,
Вся провонявшая и чесноком и водкой,
Сидела сводня тут с известною красоткой;
И десять дней зевает За поученьем их О жертвах каменной Изиде,
Об Аписе-быке иль грозном Озириде,
О псах Анубиса, о чесноке святом, Усердно славимом на Ниле, О кровожадном крокодиле И… о коте большом!..
Начинается сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки. На море на океане, на острове на Буяне стоит бык печёный, в заду чеснок толченый; с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь.
Не пойдёшь с камергером плясать.
И любезностей ты не услышишь,
Только будешь обиды глотать.
Даже герцог сострит герцогине:
Как несёт чесноком от графини, От m-me la comtesse Gouldefeld.
— Генрих Гейне, «Графиня Гудель фон Гудельсфельд», 1859
Под распаренным горошком
Все наложены колбаски
С чесноком и соблазняют
Аппетитно-сладким паром.
↑Социально-философский роман «Белые одежды» писателя Владимира Дудинцева посвящён жизни и работе учёных-биологов. Вот почему Хейфец называет чеснок латинским именем: «аллиум сативум». В среде профессионалов его понимают безо всяких затруднений.
↑Крашенинников С. П. «Описание земли Камчатки». В двух томах: Репринт. воспроизведение. — СПб.: Наука, 1994 г.
↑Н.М. Пржевальский. «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор». - М.: ОГИЗ, Государственное издательство географической литературы, 1947 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 5. (Рассказы. Юморески), 1886. — стр.366
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 8. (Рассказы. Повести), 1892—1894. — стр.297
↑ 12Дудинцев В., «Белые одежды» (часть вторая). — М.: Советский писатель, 1988 г.
↑В. Абакумов, «Судьба лекарств». — М.: «Химия и жизнь», № 10, 1966 г.
↑Е. Стрельникова. Мышь, мышьяк и Калле-сыщик. — М.: «Химия и жизнь», № 2, 2011 г.
↑Майков В.И. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. Москва-Ленинград, «Советский писатель», 1966 г.
↑ 12Саша Чёрный, собрание сочинений в пяти томах, — Москва: «Эллис-Лак», 2007 г.
↑Симонов К.М. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Ленинград, «Советский писатель», 1982 г.
↑Константин Кедров. «Поэтический космос». Москва, «Советский Писатель», 1989 г.
_(4648919242).jpg)
.svg){kind=logo}
