Я́сность (свойство предметов или понятий по значениям прилагательного «ясный») — многозначное понятие, в прямом смысле имеющее одно основное значение: яркость, прозрачность или сияние, в том числе, безоблачная или солнечная погода; хорошая видимость, отсутствие какой-либо затуманенности или иных помех для зрения.
В переносном значении ясность имеет целый ряд оттенков смысла, позволяющих употреблять это слово во многих принципиально разных контекстах: понятность изложения; определённость, осознанность или точность мышления; логичность или стройность каких-либо умопостроений, а также вообще способность чётко и последовательно мыслить. Наконец, ясность может иметь значение очевидности или однозначности какого-либо положения вещей или картины мира.
Но если ремесло основа и опора искусства, то это не всё, есть ещё нечто другое в искусстве древних, что делает его прекрасным, это ясность, никогда нас не утомляющая и внушающая представление о вечности произведения.
Присутствие же в различных степенях трех условий: особенности, ясности и искренности, определяет достоинство предметов искусства как искусства независимо от его содержания.[5]
— Александр Блок, «Всюду ясность божия...», 3 октября 1907
Если вы совестливый художник, <...> будьте экономны в средствах и скупы в словах, точны и подлинны, — и вы найдете секрет дивной вещи — прекрасной ясности»...[8]
...ясность, столь трудно достижимая, рассеивает страх, но она же и ослепляет. Она заставляет человека не сомневаться в себе. Она даёт уверенность, что он ясно видит всё насквозь. Благодаря ясности к нему приходит мужество, он не остановится ни перед чем. Но всё это — заблуждение...
Кто красноречив от природы, тот иной раз говорит великие истины с такой ясностью и краткостью, что большинство людей не думает, чтобы в них была глубокая основательность.
Общественные явления отражаются на женщине везде тонкими, весьма нежными чертами и потом ещё распадаются на множество оттенков в душе её. Редко представляет женщина ту пошлую ясность, ту грубую очевидность характера, которая почасту встречается между мужчинами, особливо между мужчинами, поставленными в круг действия, резко очерченный. Для простого наблюдения женщины требуется уже некоторого рода талант...
...истинный философ будет всюду искать света и ясности и постоянно стремиться походить не на мутный, стремительный поток, а на швейцарское озеро, которое, благодаря своему спокойствию, обладает и великой глубиной, и великой ясностью, — и именно эта ясность обнаруживает его глубину. La clarté est la bonne foi des philosophes <Ясность – это добросовестность философов>, сказал Вовенарг. Наоборот, мнимый философ будет стараться скрывать словами, — правда, вовсе не свои мысли, как советовал Талейран, а свой недостаток в них, и невразумительность своей философемы, вытекающую из неясности его собственного мышления, он будет взваливать на совесть читателя.
Преподавание в средней школе, особенно в старших классах, может дать большое нравственное удовлетворение преподавателю и быть очень полезным для будущего ученого и лектора. Учитель ближе к ученикам, он не может с «докторальным» видом проскользнуть мимо вопросов, в которых не сумел или не успел разобраться... Он должен довести каждую мысль до предельной ясности, прежде всего для самого себя.
Сократ вместе с софистами открыл новую эпоху истории античной философии, обратившись от космологии и натурфилософии к проблеме человека, и в частности к проблеме разума. В свое время это, несомненно, было чем-то вроде философской революции. А всякая революция требует героев и по необходимости должна идти на великие жертвы. Таким героем и такой жертвой как раз и оказался Сократ. Его постоянное стремление анализировать традиционные человеческие понятия, добиваться их ясности, стараться сохранить все лучшее и сокрушить все худшее в них естественно вызывало у многих его современников недоумение или боязнь, а некоторые даже испытывали ужас и испуг перед такого рода еще небывалым в Греции критицизмом.[10]
Контекстуальное рассмотрение литературных произведений, что самоочевидно, не может быть исчерпывающе полным: оно по необходимости избирательно. Здесь несравненно больше загадок и тайн, чем определённости и ясности.[11]
Диоген из Синопы был всеми покинут и одинок: из-за бедности он никого не мог принимать, а другие не хотели оказывать ему гостеприимство, страшась его страсти обличать и вечного недовольства словами и поступками ближних. Вынужденный питаться листьями, — это только и было у него — Диоген впал в уныние. Однажды, когда он закусывал хлебом, прибежала мышь и стала лакомиться падающими на пол крошками. Диоген внимательно наблюдал за ней, затем улыбнулся, повеселел и сказал: «Этой мышке ни к чему все афинские роскошества, ты же печалишься из-за того, что не можешь трапезовать с афинянами». С этих пор Диоген обрёл ясность духа.
Презрительно же относиться к жизни народа тоже невозможно, потому что тогда наша мысль лишится своего естественного центра тяготения, сделается пародией на мысль, бессвязно-болезненным бредом, а не мыслью. Следовательно, мысль, по необходимости, должна будет выйти из своей замкнутости и заботиться о том, чтоб установить себе связь с жизнью и отыскать для себя в ней приют. Потеряет ли она от того свою ясность и чистоту? ― Нимало.[12]
Искусство же становится более или менее заразительно вследствие трех условий: 1) вследствие большей или меньшей особенности того чувства, которое передается; 2) вследствие большей или меньшей ясности передачи этого чувства и 3) вследствие искренности художника, то есть большей или меньшей силы, с которой художник сам испытывает чувство, которое передает.
Чем особеннее передаваемое чувство, тем оно сильнее действует на воспринимающего. Воспринимающий испытывает тем большее наслаждение, чем особеннее то состояние души, в которое он переносится, и потому тем охотнее и сильнее сливается с ним.
Ясность же выражения чувства содействует заразительности, потому что, в сознании своем сливаясь с автором, воспринимающий тем более удовлетворен, чем яснее выражено то чувство, которое, как ему кажется, он уже давно знает и испытывает и которому теперь только нашел выражение.[5]
Присутствие же в различных степенях трех условий: особенности, ясности и искренности, определяет достоинство предметов искусства как искусства независимо от его содержания. Все произведения искусства распределяются в своем достоинстве по присутствию в большей или меньшей степени того, другого или третьего из этих условий. В одном преобладает особенность передаваемого чувства, в другом — ясность выражения, в третьем — искренность, в четвертом — искренность и особенность, но недостаток ясности, в пятом — особенность и ясность, но меньше искренности, и т. д. во всех возможных степенях и сочетаниях.[5]
...оглядываясь, мы видим, что периоды творчества, стремящегося к ясности, неколебимо стоят, словно маяки, ведущие к одной цели, и напор разрушительного прибоя придаёт только новую глянцевитость вечным камням и приносит новые драгоценности в сокровищницу, которую сам пытался низвергнуть.[8]
Есть художники, несущие людям хаос, недоумевающий ужас и расщепленность своего духа, и есть другие — дающие миру свою стройность. Нет особенной надобности говорить, насколько вторые, при равенстве таланта, выше и целительнее первых, и нетрудно угадать, почему в смутное время авторы, обнажающие свои язвы, сильнее бьют по нервам, если не «жгут сердца» мазохических слушателей. Не входя в рассмотрение того, что эстетический, нравственный и религиозный долг обязывает человека (и особенно художника) искать и найти в себе мир с собою и с миром, мы считаем непреложным, что творения хотя бы самого непримиренного, неясного и бесформенного писателя подчинены законам ясной гармонии и архитектоники. Наиболее причудливые, смутные и мрачные вымыслы Эдг. По, необузданные фантазии Гофмана нам особенно дороги именно потому, что они облечены в кристальную форму.[8]
Подводя итоги всему сказанному, если бы я мог кому-нибудь дать наставление, я бы сказал так: «Друг мой, имея талант, то есть — уменье по-своему, по-новому видеть мир, память художника, способность отличать нужное от случайного, правдоподобную выдумку, — пишите логично, соблюдая чистоту народной речи, имея свой слог, ясно чувствуйте соответствие данной формы с известным содержанием и приличествующим ей языком, будьте искусным зодчим как в мелочах, так и в целом, будьте понятны в ваших выражениях». Любимому же другу на ухо сказал бы: «Если вы совестливый художник, молитесь, чтобы ваш хаос (если вы хаотичны) просветился и устроился, или покуда сдерживайте его ясной формой: в рассказе пусть рассказывается, в драме пусть действуют, лирику сохраните для стихов, любите слово, как Флобер, будьте экономны в средствах и скупы в словах, точны и подлинны, — и вы найдете секрет дивной вещи — прекрасной ясности», — которую назвал бы я «кларизмом».[8]
Борьба за простоту и ясность нашего искусства есть одновременно борьба именно за сложное и глубокое искусство, ибо бывает такая «простота», которая хуже любого фокусничества. Критика не должна забывать слов Гете: «Кто хочет упрекнуть какого-либо автора в темноте (изложения), тот должен сначала вглядеться в свое нутро: очень ли светло и там? В сумерки не прочтешь даже и очень разборчивое письмо».
Чтобы Искусство достигло предела величественности, оно должно влиять на наше гармоническое видение: ясность. Ясность есть цвет, пропорция; эти размеры составлены из разнообразных элементов, одновременно вовлекая в действие. Это действие должно быть представительной гармонией, синхронным движением света, который является единственной действительностью.
Точность и ясность языка являются задачею всей жизни писателя, но точность искусства не одинакова с точностью грамматики. Крик иволги похож на бульканье льющейся из бутылки воды. Водяной голос — это неточность. Но на таких неточностях стоит искусство.[13]
...одно из несчастий жизни Русской Церкви в том, что мы утратили способность советоваться, прислушиваться друг ко другу и высказываться с полной откровенностью, с правдивостью; разумеется, было и сознание, почему это произошло. Мы также утратили способность слушать мысль того, кто говорит, а не только его слова, и иногда понять больше, чем он умеет выразить; ведь не всякий является выдающимся оратором и умеет выразить с большой ясностью, чёткостью мысли, роящиеся у него.[9]
Америка должна возглавить мир, или это сделает кто-то другой. Без американского руководства, без ясности американских целей и нашей решимости мир станет более опасным местом.
Лучше вовсе не иметь головы, чем иметь ее в такой постоянной ясности. Моя претензия на здравомыслие или — что все равно — мое сумасшествие опираются на другие основания.[16]
Рядом со мной цвели бессмертники, но такие, каких я не видал раньше ― голубые с тёмно-фиолетовой серединкой. Внизу цветов совсем не было, а здесь на высоте ― такое изобилие, как будто они рождаются не из земли, а из воздуха и солнца. И я подумал ― вот чем горы хороши ― в них, как в общении с мудрым человеком, впитываешь в себя свежесть, ясность, спокойствие ― качества, происходящие от высоты.[17]
Наш язык напоминает мне это мытье посуды. У нас грязная вода и грязные полотенца, и тем не менее мы хотим сделать тарелки и стаканы чистыми. Точно так же и с языком. Мы работаем с неясными понятиями, оперируем логикой, пределы применения которой неизвестны, и при всем при том мы ещё хотим внести какую-то ясность в наше понимание природы.
...читая книгу, я сплю. Очень немногие книги обладали способностью повергать меня в транс абсолютной ясности, где, сам того не ведая, человек принимает самые важные решения.
В субботу, 19 декабря, я срезал корень дурмана. Я подождал, пока не стало довольно темно, чтобы исполнить свои танцы вокруг растения. За ночь и приготовил экстракт корня и в воскресенье, примерно в 16 часов утра, я пришёл к месту своего растения. Я сел перед ним. Я вновь перечитал записи и сообразил, что тут мне не нужно размалывать семена. Каким-то образом, простое нахождение перед растением давало мне чувство редкой эмоциональной устойчивости, ясности мысли или же силы концентрироваться на своих поступках, чего я обычно совсем лишён.[18]
Человек чувствует, что для него не существует тайн. И так он встречает второго врага: Ясность! Эта ясность, столь трудно достижимая, рассеивает страх, но она же и ослепляет. Она заставляет человека не сомневаться в себе. Она даёт уверенность, что он ясно видит всё насквозь. Благодаря ясности к нему приходит мужество, он не остановится ни перед чем. Но всё это — заблуждение: это вроде чего-то неполного… Если человек поддастся своему мнимому могуществу, значит, он побеждён вторым врагом и будет в обучении топтаться на месте.
Я видел кукушку. Говорят, это к счастью, хотя у меня тут же начались всякие мелкие неприятности. Это было в лесу, что слева от высоковольтной, после внезапного дождя, промочившего меня до нитки. Я подходил к поляне, где прежде находилось озерцо, давно уже пересохшее, и вдруг услышал небывало отчетливое, ясное, не из чащи, не из-за деревьев, а в чистом, звонком просторе кукование. Оно было как приветствие солнцу, вновь наполнившему лес и засверкавшему в каждой капле.[19]
На пыльной площади, у водопровода стояла красивая большая хохлушка в расшитой белой сорочке и черной плахте, плотно обтягивавшей ей бедра, в башмаках с подковками на босую ногу. Было в ней что-то общее с Венерой Милосской, если только можно вообразить себе Венеру загорелой, с карими веселыми глазами и с такой ясностью чела, которая бывает, кажется, только у хохлушек и полек[20]
Попадья рассказывала и плакала, и о. Василий видел с беспощадною и ужасной ясностью, как постарела она и опустилась за четыре года со смерти Васи. Молода она еще была, а в волосах у нее пролегали уже серебристые нити, и белые зубы почернели, и запухли глаза. Теперь она курила, и странно и больно было видеть в руках ее папироску, которую она держала неумело, по-женски, между двумя выпрямленными пальцами. Она курила и плакала, и папироска дрожала в её опухших от слез губах.
— Когда выйдет приказ, — провозгласил Домарощинер, — мы двинем [в Лес] не ваши паршивые бульдозеры и вездеходы, а кое-что настоящее, и за два месяца превратим там всё в… э-э… в бетонированную площадку, сухую и ровную.
— Ты превратишь, — сказал Тузик. — Тебе если по морде вовремя не дать, ты родного отца в бетонную площадку превратишь. Для ясности.
Вам случалось видеть, как трезвеют очень пьяные люди? Нежные, пушистые шарики хмеля вылетают из головы и растворяются в воздухе, как в раскрашенном сне, и некоторые, прежде чем растаять, по-детски гоняются друг за другом. Сразу же всё становится на свои места, откуда-то появляется ясность, похожая на грубый, неотёсанный камень, ― ясность, которая даёт понять, что с ней шутки плохи.[21]
...Мюся с пронзительной ясностью осознаёт, что секрет совершенного рилифа не столько в знании мужской психологии, анатомии или других гранях трудного женского опыта, сколько, наоборот, в полном отсутствии такового, в крахмальной свежести души и наивной ясности взгляда, связанных <…> с незнанием некоторых вещей, которые Мюся уже не сможет забыть никогда...
...женщина влечёт к себе через неправду, а если рассеять обман, то сразу видно, что она и вовсе не нужна, а без неё намного лучше. Этой ясности ей не пережить, и узреть истину мужчине не даст, поскольку охотиться сама не может. Потому всё время врёт и сучествует, и сама понимает, как завралась, но сделать ничего не в силах, и в глазах у неё тоска и страх. А если припереть к стене и долго бить по морде, то сознается во всём, но скажет, что без той хитрости иссякнет жизнь.[22]
После недели дождей, ночных заморозков и испуганно натянутых шапок в Москву, уже второй раз за эту осень, возвратилось лето. Пусть листья все летели и летели на землю, а в воздухе и небе стояла какая-то особенная осенняя пустота и ясность, было солнечно и почти жарко. Август заглянул в гости в середину октября.[23]
Мы достаточно глупы, чтобы иногда вызывать друг у друга серьезные эмоции — и в этом помутнении ума заключено наше счастье, потому что на самом деле никто не нужен никому. Не верите — спросите у Аарона Альцгеймера (если, конечно, он прибежит к вам из сумрака в ответ на ваш исступленный ночной зов).
К счастью, мы чаще всего не успеваем дожить до этой последней ясности, как кроманьонцы не успевали дожить до седин.
Без грому молния, из ясности блистая,
В драконовы главы и в сердце ударяя,
Смутила горду кровь, пронзила грозный взор.
Сражен, прогнан, убег Рифейских дале гор.[24]
— М. В. Ломоносов. «Надпись на день восшествия на престол ее величества 1753 года, где ее величество уподобляется Минерве, молниею поражающей дракона многоглавного», 1753
Пусть он беден и неярок
Алтарей домашних плод, —
Лишь бессмертная природа
Свет и ясность создаёт...
Люблю твоих глаз непорочную ясность,
И смелую правду речей,
И добрых деяний святую негласность
В кругу незаметных людей.
Но ежели счастье тебя отуманит,
И с лаской подкрадется лесть,
И блага, которых не счесть,
Фортуна к тебе раболепно протянет, —
Незыблем останься меж них...[3]
Всюду ясность божия, Ясные поля, Девушки пригожие, Как сама земля.
Только верить хочешь всё,
Что на склоне лет
Ты, душа, воротишься
В самый ясный свет.[7]
— Александр Блок, «Всюду ясность божия...», 3 октября 1907
↑Вовенарг, Люк де Клапье де. Размышления и максимы, VI // Введение в познание человеческого разума. Фрагменты. Критические замечания. Размышления и максимы. Издание подготовили Н. А. Жирмунская, Ю. Б. Корнеев, Э. Л. Линецкая. — Литературные памятники. — Л.: Наука, 1988. — 440 с.
↑Ода как ораторский жанр // Юрий Тынянов. Архаисты и новаторы. — Петроград: Прибой, 1929 г.
↑ 12С. А. Андреевский. Стихотворения. 1878-1887. Издание второе. — С.-Петербург: Типография А. С. Суворина. Эртелев пер., д. 13, 1898 г. — стр.32
↑ 123Л. Н. Толстой Что такое искусство? (1897—1898) // Полное собрание сочинений. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1951. — Т. 30. — С. 186.
↑Керн А. П. Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. — 3-е изд., доп. — СПб.: Академический проект, 1998. — С. 397.
↑П. В. Анненков. Письма к И.С.Тургеневу. Кн.2. 1875-1883 гг. — СПб.: «Наука», 2005 г.
