Вёдро (с ударением на первый слог) — тёплая, ясная, солнечная, сухая погода (неприменимо к зимней поре). Общеславянское слово того же корня, что и ветер. В буквальном смысле — «ветреная (и потому ясная) погода», установившаяся надолго.
Вёдро в научно-популярной литературе, публицистике и мемуарах[править]
Ежели лесные птицы, оставя лес, около дерев и пашен держаться будут, ежели в дождевике найдется муха или комар или ежели овощные дерева немного плода приносят, буде в реках немного рыбы будет. Или когда в мае 25 числа вёдро бывает, а 15 июня дождь ― буде в свое время довольно снегу выпадет, то надеяться можно хлебородного лета.[4]
Щастие в сердце, сердце в любви, любовь же в законе вечнаго. Сие есть непрестающее вёдро и незаходящее солнце, тму сердечныя бездны просвещающее. Благодарение блаженному Богу. Что было бы тогда, естли бы щастие, пренужнейшее и любезнейшее для всех, зависело от места, от времени, от плоти и крови?[1]
— Григорий Сковорода, «Начальная дверь ко христианскому добронравию», 1770-е
Июнь. Сего месеца было болие дождливых дней и северко, а под конец сего месеца таль, вёдро и тепло. Июль. Сей месец был ведренной и жаркой. <...>
Июнь. До половины сего месеца северко и дожди, а в последней половине остановилось вёдро и тепло. Июль. Сего месеца погода была переменная: вёдро и дождики из туч с громом и молнею. Август. Сей месец тоже продолжался переменно: были дожди, и ведреных дней было доволно. <...> Сентябрь. По 10-е число погода стояла: северко и дожди. По 27-е число погода стояла приятная ― вёдро и тепло, так что некоторые дерева цвели. Кончелсы сей месец маленкими утреними морозами.[5]
— Иван Масленников, Книга записи погоды и сообщений по Торжку, 1845-1864
Вообще, как я уже сказал, сивка довольно сильная и крепкая к ружью дичь, и потому дробь надобно употреблять не мельче 6-го или 7-го нумера. Впрочем, все зависит от расстояния. Мне случалось стрелять их бекасинником в ненастную погоду и крупною утиною дробью в вёдро, когда они вьются кверху.[6]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
И часто я ходил по горам и восходил на высоту гор утешать свои скорби любопытным зрелищем: посмотришь на все четыре страны — и ничего не видно, ни полей, ни городов, ни сел, только видны одни горы, покрытые лесами, и выше гор голые вершины; ровного места отнюдь нигде нет. Иные горы дымятся подобно как от пожара; иные испускают наподобие дыму из труб: это всё исходят пары, и делаются облака, а из них идут дожди. Часто мне и сие случалось видеть, что на горе́ вёдро и сияет солнце, а внизу между гор стоят облака и гремит гром, но только весьма глухо; и когда сойдешь вниз, в скит, то сказывают, что там был сильный дождь и гром, а мы на горе ничего не видали. Таковы горы Карпатские![2]
— Михаил Салтыков-Щедрин, Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженника святыя горы Афонсия Инока Парфения (рецензия), 1859
Господа кушали свое, домашнее, и я как сейчас вижу синюю бумагу, в которую была завязана жареная курица, несколько пшеничных колобушек с запеченными яйцами и половина ситного хлеба. Горничная питалась остатками от барской трапезы. За «постоялое» платилось только в ненастье (около 20 коп.); в вёдро же матушка располагалась отдохнуть в огороде. Итого восемьдесят копеек, и в крайнем случае рубль на ассигнации![7]
Каждое 20-е июля ждут на Руси дождя и грома — как в день, посвященный повелевающему ими пророку. Вёдро на Ильин день предвещает пожары. Ильинским дождем умываются для предохранения ото всяких «вражьих чар», соединенных с болезнями. В день св. пророка никто не должен, по верованию народа, работать в поле: ни жать, ни косить, ни убирать сена — из опасения того, чтобы Илья-громовник не спалил во гневе уродившееся жито и сено. Упорных ослушников, никогда не почитающих праздника его, пророк убивает громом. Этому верит твердо вся деревенская Русь, с незапамятной поры и до наших дней «празднуя Илье».
— Аполлон Коринфский, «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Илья пророк», 1901
Буква е въ срединѣ словъ пишется:
1) Вездѣ, гдѣ слышится звукъ ё [йо]: клёнъ, тёмный, лёгкій. Въ томъ случаѣ, когда надобно отличить слова, сходныя по начертанію, но различныя по значенію, надъ этой буквою ставится двоеточіе: ведро [сосудъ] и вёдро [ясная и тихая погода], небо [небесный сводъ] и нёбо [верхняя часть рта].[8]
— К. Литвиненко, Систематический свод правил русского правописания, 1903
Если идешь по малину, присказка была такая: «Ягода красная, звездочка ясная, посвети мне».
Если в стаде первой шла рыжая корова ― быть вёдру, если черная ― ненастью, а рябая ― к переменчивой погоде.
Солнце в тучу садится ― к ветру, к худу. В облачко ― к добру.[3]
Танковые части немцев вошли в Холмск на рассвете, в самом конце августа, и бoльшая часть из них, не задерживаясь, лишь слегка изменив направление, устремилась дальше, в юго-восточном направлении, в тылы оборонявшим Киев советским войскам; завязывалась сложная стратегическая игра, приводился в действие план, на котором настоял лично Гитлер и который должен был открыть путь к Москве и компенсировать потерю времени в Смоленском сражении. Уже давно стояло вёдро, днями было много солнца, а по ночам то там, то здесь набухали зарева и разносились утробные раскаты бомбежек; только перед самым вступлением немцев в Холмск ночью стояла неестественная тишина.[9]
— Пётр Проскурин. «Судьба. Книга вторая. Не отринь», 1993
Вёдро в беллетристике и художественной прозе[править]
Пусть же отмаливают за казаков, на которых лежат заботы о благе насущном, промыслы и служба. Скот ходит у казаков уральских на подножном корму зиму и лето, круглый год, пастухи и табунщики за ним в вёдро и в ненастье, в метель, дождь, зной и стужу. Пастух и табунщик выгоняют скот свой на Урале не с рожком и со свирелкой, как в других местах, а с винтовкой за плечом, с копьём в руках и всегда верхом.[10]
Вот эпохи, по коим Яков определяет прошедшее; для настоящего ему не нужно было календаря, потому что оно пролетало мимо его, как мимо всех нас; а для будущего ― потому что он все будущее предоставлял богу и говорил только: «Даст бог, будет то и то ― авось вот дождемся», ― и знал, кроме того, четыре времени года, как все пять пальцев. Вёдро и ненастье, тепло и стужу измерял и определял он также по-своему: на дворе холодно, хоть ружьё в избу поставь, так разве чуть только отпотеет; на дворе мороз, лошади на конюшне всю ночь протопали; видно, сыро, барабан чуть слышно; жара такая, что за козырек рукой нельзя взяться; такой дождь, что ломоть хлеба из пекарни под полой сухим не донесешь домой, и прочее. [10]
— Очень уж много этих наук нынче развелось — поубавить бы! Наукам верят, а в бога не верят. Даже мужики — и те в ученые норовят.
— Да, батюшка, правда ваша. Хотят, хотят в ученые попасть. У меня вот нагловские: есть нечего, а намеднись приговор написали, училище открывать хотят… ученые!
— Против всего нынче науки пошли. Против дождя — наука, против вёдра — наука. Прежде, бывало, попросту: придут да молебен отслужат — и даст бог. Вёдро нужно — вёдро господь пошлет; дождя нужно — и дождя у бога не занимать стать. Всего у бога довольно. А с тех пор как по науке начали жить — словно вот отрезало; все пошло безо времени. Сеять нужно — засуха, косить нужно — дождик![11]
— Как же так! — сказал Егор Ефимович, председатель, говоря отцу Наташи. — На дворе гроза, ливень, буря была, а ты детей в Панютино послал?
— Они ушли — еще вёдро было, — тихо ответил отец.
— А после вёдра враз буря нашла и гроза, — говорил Егор Ефимович, — а ребятишки могли не успеть добежать до Панютина. Вишь ты как! А мы сидим здесь второй час, балакаем, а ты и не вспомнил про девчонку с мальчишкой ни разу.
— Чего зря говорить! — с досадой ответил отец. — Не сталось с ними ничего, целыми пришли.[12]
То есть я и раньше писал стихи, как каждый второй интеллигентный мальчик, но это прошло с возрастом. Первый рассказ, написанный то ли во время отгула, то ли во время командировки, то ли в дождь, то ли в вёдро, от скуки или с похмелья, а может быть, из-за влюблённости в кондукторшу Надю, этот рассказ вверг меня в неистовство.[13]
Туман держался долго, до одиннадцатого часа, пока не нашлась какая-то сила, которая подняла его вверх. Сразу ударило солнце, еще ядреное, яркое с лета, и вся местность повеселела, радостно натянулась. Пошел сентябрь, но осенью еще и не пахло, даже картофельная ботва в огородах была зеленой, а в лесу только кое-где виднелись коричневые подпалины, будто прихватило солнцем в жаркий день. В последние годы лето и осень как бы поменялись местами: в июне, в июле льют дожди, а потом до самого Покрова стоит красное вёдро, которое и хорошо, что вёдро, да плохо, что не в свое время. Вот и гадай теперь бабы, когда копать картошку: по старым срокам оно вроде бы и пора, и охота, пока стоит погода, дать картошке как следует налиться ― какой там летом был налив, когда она, как рыба, плавала в воде.[14]
― Моя-то, моя-то что выделыват! … Вон как молотит! Вон как старатся! ― И опять помолчал.
― А против дожжа так надо сказать: воздух для языка легкий… Вот ежели у тебя, Натолий, язык тяжести не имает, ежели под языком у тебя просторность, ежели ты язык об зубы не обдирашь ― это к вёдру… Смекаю, недели две хороша погода продержится…[15]
Конечно, баба тоже большая сила, особенно в условиях нашей системы, однако у меня вот молотобойца на фронт забрали, а баба молот большой не подымет. Я тебе про здоровую бабу толкую, а здоровых баб в деревне не бывает. Эта беременная, другая кормящая мать, третья, хоть дождь, хоть вёдро ― за поясницу держится: ломит, говорит, на погоду. А вышестоящее руководство в положенье не входит. Требуют ― все для фронта, все для победы.[16]
Мне вспомнилось, как в то первое наше лето нам вдруг вздумалось устроить пикник в лесу. Целую неделю шли дожди, и в тот день погода с утра стояла дурная, но мы все равно поехали, загадав, что к полудню проведрится. В лесу было сыро, и с деревьев нас шумно осыпало крупным дождем. Михайла сидел на козлах, и, помню, мы долго хохотали над тем, как веткой у него смахнуло картуз.[17]
Его порой волшебной славы
Манила дальная звезда;
Нежданно роскошь и забавы
К нему являлись иногда ―
Над одинокой головою
И гром нередко грохотал;
Но он беспечно под грозою
И в вёдро ясное дремал. ―
И жил, не признавая власти
Судьбы коварной и слепой ―
Но боже! как играли страсти
Его послушною душой![21]
Не вспоминай другие леты,
Они прошли ― не воротить!
Твоя печаль, твои приметы
Не могут горю пособить.
Не помни зла, не помни горя,
И в настоящем много бед,
Терпи у жизненного моря:
За тучей вёдро будет вслед.
Мой друг, поверь мне: мир прекрасен,
Исполнен блага божий свет!
Твой запад так же будет ясен,
Как дня прекрасного рассвет.[22]
Ты теперь едва цветешь
И поник главою,
На тебя и я похож,
Сдавленный тоскою!?
Что роса и солнца жар?
Ты не взглянешь бодро!
И весна напрасно в дар
Посылает вёдро![23]
На сивом плёсе гагарий зык, ―
Знать, будет вёдро и зной велик,
Как клуб берёсты, в ночи луна ―
Рассвету лапти плетет она.
Сучит оборы жаровый пень,
И ткет онучи чернавка-тень. Заря одна
Пошла за полог бледнее льна,
Слезой сытовой смочить рукав,
Чтоб льны дыбились тучней дубрав,
Чтоб рос под елью малыш-красик,
И славил вёдро гагарий зык.[24]
— Николай Клюев, «На сивом плёсе гагарий зык...», 8 августа 1914
Месяц март. Умер вождь.
Радио глухими голосами
Голосит: теперь мы сами, сами!
Вёдро было или, скажем, дождь,
Как-то не запомнилось. Забылось,
Что же было в этот самый день.
Помню только: сердце билось, билось
И передавали бюллетень.[25]
Бог тучу пронесет и вёдро принесет (или: пошлет, припасет).
Кто тучу пронесет, тот и вёдро пошлет.
Не все ненастье — будет и вёдро.
После ненастья вёдро. По ненастью и вёдро.
Октябрьский гром ― зима бесснежная. Осенний иней ― к сухой и солнечной погоде, к вёдру, к теплу. С какого числа в октябре начнутся хорошие ясные дни (вёдро), с того числа весна откроется в апреле. Если много орехов, а грибов нет ― зима будет снежная и суровая. [29][10]
Красные облака до восхода — к ветру; тучи — к дождю; красные, при закате — к вёдру и ветру.
Солнце за тучку садится — к дождю; в краснах — к вёдру.
Рано солнце всходит — быть дождю.