Ива

Ива плакучая (Будапешт)

И́ва, ветла́, раки́та, лоза́, лози́на, ве́рба, та́льник (лат. Sálix) — очень разнообразные по внешнему виду и размеру деревья, а также деревья кустарникового типа или даже мелкие тундровые кустарнички с узкими длинными листьями из рода ива семейства ивовых (лат. Salicaceae). Ивы чаще всего растут во влажных местах или вблизи водоёмов. Тальником, лозой или вербой называют ивы кустарникового типа, а также ивовые заросли, ивняк.

В средней части России это дерево очень распространено и любимо, часто называют её «ивушка», «ракитовый кусточек». По внешнему виду ивы очень разнообразны: от высоких (плакучих) деревьев и рослых кустарников до мелких и стелющихся по земле видов. За полярным кругом и в горном поясе встречаются карликовые ивы ростом до 5 сантиметров, напоминающие куст черники.

Ива в прозе

	Старая ива тихо шевелила ветвями на ветру; с зелёных листьев падали крупные дождевые капли; дерево будто плакало, и воробьи спросили его: — О чём ты? Посмотри, как славно кругом, как светит солнышко, как бегут облака! А что за аромат несётся от цветов и кустов! О чём же ты плачешь, старая ива?
	— Ганс Христиан Андерсен, «Гречиха», 1841

	Бедняки-родители ребятишек были соседями, виделись друг с другом ежедневно, а Кнуд и Иоганна целыми днями играли вместе в садиках и на дороге, обсаженной по обеим сторонам, вдоль канав, ивами. Красотой эти ивы не отличались, верхушки их были обломаны, ну, да они и стояли-то тут не для красы, а для пользы. Старая ива в саду была куда красивее, и под нею ребятишки «провели немало весёлых часов».
	— Ганс Христиан Андерсен, «Под ивой», 1852

Вот вам один эпизод, и заметьте — отраднейший. В 1850 г., когда меня препровождали из Орской крепости в Новопетровское укрепление, это было в октябре месяце, в Гурьеве-городке я на улице поднял свежую вербовую палку и привез ее в укрепление, и на гарнизонном огороде воткнул ее в землю, да и забыл про нее; весною уже огородник напомнил мне, сказавши, что моя палка растет. Она действительно ростки пустила, я ну ее поливать, а она — расти, и в настоящее время она будет вершков шесть толщины в диаметре и по крайней мере сажени три вышины, молодая и роскошная; правда, я на нее и воды немало вылил, зато теперь, в свободное время и с позволения фельдфебеля, жуирую себе в ее густой тени. Нынешнее лето думаю нарисовать ее, разумеется, втихомолку. Она уже так толста и высока, что под карандашом Калама мог бы выйти из нее прекраснейший этюд. — Письмо Н. И. Осипову 20 мая 1856 г.

— Тарас Шевченко

В голове этого пруда засел густой лозняк; дальше вверх, по обоим бокам косогора, шли сплошные кусты орешника, бузины, жимолости, тёрна, проросшие снизу вереском и зорой. Лишь кое-где между кустами выдавались крохотные полянки с изумрудно-зелёной, шелковистой, тонкой травой, среди которой, забавно пестрея своими розовыми, лиловыми, палевыми шапочками, выглядывали приземистые сыроежки и светлыми пятнами загорались золотые шарики «куриной слепоты».

— Иван Тургенев, «Пунин и Бабурин (Рассказ Петра Петровича Б.)», 1874

Тебе, ведь, случалось бывать за городом, где ютятся старые-престарые избушки с соломенными кровлями? Крыши у них поросли мхом, на коньке непременно гнездо аиста, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. Хлебные печи выпячивают на улицу свои толстенькие брюшки, а через изгородь перевешивается бузина. Если же где случится лужица воды, по которой плавает утка или утята, там уж, глядишь, приткнулась и корявая ива.

— Ганс Христиан Андерсен, «Уж что муженёк сделает, то и ладно», 1861

	Тройка выехала из города. Теперь уже по обе стороны видны были только плетни огородов и одинокие вётлы, а впереди всё застилала мгла. Здесь на просторе полумесяц казался более и звезды сияли ярче. Но вот пахнуло сыростью; почтальон глубже ушёл в воротник, и студент почувствовал, как неприятный холод пробежал сначала около ног, потом по тюкам, по рукам, по лицу.
	— Антон Чехов, «Тина», 1886

— Осень, осень, осень… — тихо говорила Маша, глядя по сторонам. — Прошло лето. Птиц нет, и зелены одни только вербы. Да, уже прошло лето. Стоят ясные, теплые дни, но по утрам свежо, пастухи выходят уже в тулупах, а в нашем саду на астрах роса не высыхает в течение всего дня. Всё слышатся жалобные звуки, и не разберёшь, ставня ли это ноет на своих ржавых петлях или летят журавли — и становится хорошо на душе и так хочется жить!

— Антон Чехов, «Моя жизнь (Рассказ провинциала)», 1896

	Для множества людей, праздник — также, прежде всего символ: Рождество — это детская ёлка; Троица — берёзки, цветы, гирлянды, крёстный ход; Иванов день — потешный костёр, расцвет папоротника, шуточное кладоискательство; Вербное воскресенье уже одним названием своим обличает символ, с ним сопряжённый...
	— Александр Амфитеатров, «Красное яичко», 1904

Слобода, разбросанная по песку, была скудна растительностью, лишь кое-где, по дворам, одиноко торчали бедные ветлы, кривые кусты бузины да под забором робко прятались серые, сухие былинки; если кто-нибудь из нас садился на них — Вяхирь сердито ворчал: — Ну, на что траву мнёте? Сели бы мимо, на песок, не всё ли равно вам? При нём неловко было сломать сучок ветлы, сорвать цветущую ветку бузины или срезать прут ивняка на берегу Оки — он всегда удивлялся, вздёрнув плечи и разводя руками: — Что вы всё ломаете? Вот уж, черти!

— Максим Горький, «Детство», 1914

Лето было тихое и ведряное, небо вместо голубого было белое, и озеро, глядевшее в небо, тоже казалось белым; только у самого берега в воде качалась тень от ветлы да от избы Корнея Бударки. Иногда ветер подымал по песку целое облако пыли, обдавал ею воду и избу Корнея, а потом, когда утихал, из песка, чернея, торчали камни на выветренном месте; но от них тени не было. <...> Одинокая ветла под окошком роняла пух, вода ещё тише обнимала берег, и не то от водяного зноя, не то оттого, что у неё самой во всем теле как бы переливалось молоко, Палага думала о муже, думала, как хорошо они проводили время, когда оба, прижавшись друг к другу, ночевали на сеновале, какие у него синие глаза, и вообще обо всем, что волновало ей кровь.

— Сергей Есенин, «У белой воды», 1916

	Стали ноги его подкашиваться, кашель грудь задавил, поясница болит-ломит, и глаза уж совсем помутнели. Стаял снег. Обсушилась земля. Под окошком ветла распустилася. Только реже старик выходил из хаты. Лежит он на полатях, слезть не может.
	— Сергей Есенин, «Бобыль и Дружок» (Рассказ, посвященный сестре Катюше), 1917

	Деревня плыла и распухала, багровая глина текла из её скучных ран. Первая звезда блеснула надо мной и упала в тучи. Дождь стегнул вётлы и обессилел. Вечер взлетел к небу, как стая птиц, и тьма надела на меня мокрый свой венец. Я изнемог и, согбенный под могильной короной, пошёл вперёд, вымаливая у судьбы простейшее из умений — уменье убить человека.
	— Исаак Бабель, «Конармия», 1920-е

	Земля калилась, схваченная полуденным дымком. Травы и листья верб, обрызганные ядовито-знойными лучами, вяло поникли, а возле ручья в тени верб тучная копилась прохлада, нарядно зеленели лопухи и ещё какие-то, вскормленные мочажинной почвой, пышные травы; в небольших заводях желанной девичьей улыбкой сияла ряска; где-то за поворотом щелоктали в воде и хлопали крыльями утки.
	— Михаил Шолохов, «Тихий Дон» (Книга третья), 1940

Ива в стихах

Весна, серёжки белой ивы

	Сеет кустики в долинах. Сеет он по рвам берёзы, О́льхи в почве разрыхленной И черёмуху во влажной, На местах пониже — иву, На святых местах — рябину, На болотистых — ракиту, На песчаных — можжевельник И дубы у рек широких.
	— Калевала, Руна вторая

	Там буря выла, там носились Обломки… Боже, Боже! там — Увы! близёхонько к волнам, Почти у самого залива — Забор некрашеный, да ива И ветхий домик: там оне, Вдова и дочь, его Параша,
	— Александр Пушкин, «Медный всадник», 1833

	Средь трав распустился на поле цветок Душистый, нарядный, красивый… Порхает над ним золотой мотылек Под грустной, плакучею ивой.
	— Генрих Гейне, «Средь трав распустился...»

	Густая крапива Шумит под окном, Зелёная ива Повисла шатром...
	— Афанасий Фет, «Узник», 1843

	В ракитах раскричались воробьи; Смеются босоногие мальчишки; Запахли хлебом жолтые скирды… И беглым золотом сверкает солнце По молодым осинам и берёзам…
	— Иван Тургенев, «Гроза», 1847

	Небеса, как купол медный, Раскалились. Степь гола. Кое-где пред хатой бедной Сохнет бедная ветла.
	— Пётр Вяземский, «Степью», 1849

	Всю землю, грустно-сиротлива, Считая родиной скорбей, Плакучая склоняет ива Везде концы своих ветвей.
	— Афанасий Фет, «Ивы и берёзы», 1856

	Всё унесло, умчало горе, Как буйный вихрь уносит пыль, Когда в степи шумит ковыль, Шумит взволнованный, как море, И догорает вся дотла Грозой зажжённая ветла.
	— Иван Никитин, «Хозяин», 1861

	Но уж дальше к пруду Ни за что не пойду, Хоть брани ты: Там, над самой водой, Странный, чёрный, кривой Пень ракиты.
	— Афанасий Фет, «Ты так любишь гулять…», 1883

	Душевных ран я не таю, Благословив моё паденье. Как ива к тихому ручью, К душе приникло умиленье.
	— Фёдор Сологуб, «Благословляю, жизнь моя…», 1893

	Вся небесная даль озарилась улыбкой стыдливой, На фиалках лесных заблистали росою слезинки, Зашепталась речная волна с серебристою ивой], И, качаясь на влаге, друг другу кивали кувшинки.
	— Константин Бальмонт, «Утомлённое Солнце, стыдясь своего утомленья…», 1895

	Полюбила солнце апреля Молодая и нежная ива. Не прошла и Святая неделя, Распустилась бледная ива В жаркой ласке солнца апреля.
	— Иннокентий Анненский, «С балкона», 1904

	В непостижимой им борьбе Мятутся чёрные ракиты. «До завтра, — говорю тебе, — Сегодня мы с тобою квиты».
	— Иннокентий Анненский, «В вагоне», 1900-е

	И вот уже ветром разбиты, убиты Кусты облетелой ракиты.
	— Александр Блок, «И вот уже ветром разбиты, убиты…», 1907

	Как были хороши тогда улыбки На лицах светлых! Так часто серебрятся в речке — рыбки, И росы — в ве́тлах.
	— Игорь Северянин, «Мне весело грустить…», 1909

	Бедная ива казалась сестрой Царскому пленнику в клетке, И улыбался пленённый герой, Гладя пушистые ветки.
	— Марина Цветаева, «Бонапартисты», 1910-е

	Плачет у окошка пасмурная буря, Понагнулись ветлы к мутному стеклу И качают ветки, голову понуря, И с тоской угрюмой смотрят в полумглу…
	— Сергей Есенин, «Буря», 1913

	Ива, дерево русалок, Не мешай мне на пути! В снежных ветках чёрных галок, Чёрных галок приюти.
	— Анна Ахматова, «Знаю, знаю — снова лыжи…», 1913

	В том краю, где жёлтая крапива И сухой плетень, Приютились к вербам сиротливо Избы деревень.
	— Сергей Есенин, «В том краю, где жёлтая крапива…», 1915

	Заслонили ветлы сиротливо Косниками мёртвые жилища. Словно снег, белеется коливо — На помин небесным птахам пища.
	— Сергей Есенин, «Поминки», 1915

	Ивы тихо плакали… В озеро туманное Вечер уронил кровавое кольцо. Девушка вся в белом и стройная и странная Вышла помечтать на белое крыльцо.
	— Владимир Набоков, «Ивы тихо плакали…», 1916

	Я ещё никогда бережливо Так не слушал разумную плоть. Хорошо бы, как ветками ива, Опрокинуться в розовость вод.
	— Сергей Есенин, «Закружилась листва золотая…», 1918

	Снова домашняя обстановка, вербы ― не вербы: молочай… Поздравь, смуглянка, меня с обновкою ― полной свободой, журавля встречай!
	— Владимир Нарбут, «Незабываемое забудется...» (из цикла «Абиссиния»), 1918

	Ветла чернела. На вершине Грачи топорщились слегка, В долине неба синей-синей Паслись, как овцы, облака.
	— Николай Гумилёв, «Ветла чернела. На вершине…», 1919

	«Ой, вётлы, ой, вётлы — Полночные мётлы! Ой, вётлы! Ой, рот ты мой блёклый, Глаза мои стёклы — Ой, вётлы! Пришёл к побережью Без парня — челнок-то! Ой, вётлы! Не жить мне на свете! Ой, вётлы, ой, ветер, Ой, ветер!
	— Марина Цветаева, «Царь-Девица» (Ночь последняя), 1920

	День без числа. Верба зачахла. Жизнь без чехла: Кровью запахло!
	— Марина Цветаева, «Поэма заставы», 1923

	На Купалу мне не завить венка, Средь пустых лугов протекут века. Ой, верба, верба, где ты сросла? ― Твои листыньки вода снесла!..
	— Николай Клюев, «Как на славном Индийском помории...», 1928

	Пасхальной ночи верба ― Раскрывшаяся тайна, Восстанье из ущерба Для жизни, что бескрайна.
	— Константин Бальмонт, «Хочу», 1929

	Как смотрит тальник на поляны, Где снег предвешний, ноздреватый Метут косицами туманы, ― Побеги будут терпко рьяны, Но тальник чует бег сохатый И выстрел…
	— Николай Клюев, «Я человек, рождённый не в боях...», 1933

	То берёзка, то рябина, Куст ракиты над рекой… Край родной, навек любимый, Где найдёшь ещё такой!
	— Песня «Край родной»

	Не красный пожар лесной, Не заяц — по зарослям, Не вётлы — под бурею, — За фюрером — фурии!
	— Марина Цветаева, «Стихи к Чехии. Март», 1939

	Над водою спят кувшинки И листы зелёные. С серых ив летят пушинки Сонные-пресонные.
	— Евгений Кропивницкий, «Над водою спят кувшинки...», 1940

	Во льду река и мёрзлый тальник, А поперёк, на голый лёд, Как зеркало на подзеркальник, Поставлен чёрный небосвод.
	— Борис Пастернак, «Зазимки», 1944

	Что-то мне недужится, что-то трудно дышится… В лугах цветёт калужница, в реке ветла колышется…
	— Вероника Тушнова, «Что-то мне недужится...», 1950-е

	А я, покуда мой начальник Направился в политотдел, Пошёл к тебе сквозь низкий тальник, Который за ночь поредел.
	— Семён Липкин, «На чужой квартире», 1969

	Мать меня укоряла ревниво, Но, когда растерялись слова, Оказалось, что мать моя ― ива, А под ивой ― могила-трава. И глупец ― он повёл меня дальше, Через сны, через топь, через гать, И ступал я, умерший, на марше На чужих журавлиных ногах…
	— Вениамин Блаженный, «Всё мне кажется, ждёт меня кто-то...», 24 июля 1980

Ива в кинематографе и массовой культуре

	Белый аист летит, Над белёсым полесьем летит. Белорусский мотив В песне вереска, в песне ракит.
	— ансамбль Песняры, «Белорусcия»

	Чистые пруды, застенчивые ивы, Как девчонки, смолкли у воды, Чистые пруды, веков зеленый сон, Мой дальний берег детства, Где звучит аккордеон. — песня «Чистые Пруды», 1988
	— Леонид Фадеев

См. также

• Лозинка
• Ольха
• Берёза
• Боярышник
• Курослеп болотный
• Купальница