Название получил, по всей вероятности, от того, что Волга здесь делает угол до Ярославля, и в Угличе надо было ехать на Ярославль, чтобы срезать угол Волги для прямоезжей дороги. По другим версиям, название производят от слова «уголь» — на этом месте в древности выжигали уголь; или от слова «уличи» — так называлось одно из славянских племён, жившее, правда, совсем в другом месте, по берегам Днестра и Дуная.
Наиболее известное событие в истории города произошло в 1591 году. После смерти Ивана Грозного в 1584 году его младшего сына Дмитрия отправили с матерью в Углич. 15 мая 1591 года восьмилетнего мальчика нашли мёртвым с перерезанным горлом во дворе дворца.
...древний, обширный Углич, где было, если верить преданию, 150 церквей и не менее тридцати тысяч жителей, опустел навеки, в память ужасного Борисова гнева на смелых обличителей его дела.[2]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том десятый), 1823
В Угличе до сих пор сохранился ров, который обозначает, где была в старину крепость.[3]
Хорош, очень хорош этот город, живописно раскинутый по обоим берегам Волги, с своими 26-ю церквами, колокольнями и 3-мя монастырями. Вы чувствуете, что живете в старинном городе...[4]
...древняя старина Углича вся забыта им, вся поглощена памятью о царевиче Дмитрие, о котором хранится и передается из рода в род самое живое предание. Много значит, когда история связывается тесно с религиозным преданием! Не будь этого, древний город Углич испытал бы участь, одинаковую с другими древними городами.[4]
Игорь, собрав довольное войско, послал со оным на Углич воеводу своего, имянем Свинелда. Он же, шед, покорил их и дань возложил, но един град Пересечень не покорился, которой содержал в осаде три лета и едва взял, угличи бо сидели вниз по Днепру. И взял Свенолд дань с них деревскую по черне куне с дыма и роздал войску, бывшему с ним.[10]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том пятый), 1819
...а граждан тамошних, объявленных убийцами невинных, казнили смертию, числом около двухсот; другим отрезали языки; многих заточили; большую часть вывели в Сибирь и населили ими город Пелым, так что древний, обширный Углич, где было, если верить преданию, 150 церквей и не менее тридцати тысяч жителей, опустел навеки, в память ужасного Борисова гнева на смелых обличителей его дела. Остались развалины, вопия к небу о мести![2]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том десятый), 1823
В Ярославской губернии, в 340 верстах от Москвы, на правом берегу Волги лежит старинный город Углич. Читатели мои знают, что он был некогда уделом князя Димитрия Юрьевича Шемяки. И теперь еще Углич довольно богат и красив: в нем около 8 тысяч жителей, много церквей и домов каменных, много заводов кожевенных и кирпичных, много лавок и амбаров с товарами. Но не таков был он в царствование Феодора Иоанновича. Тогда окружность его была 24 версты, церквей в нем было 150, монастырей ― 12, а жителей ― более 30 тысяч человек. В то время Углич мог славиться перед другими городами русскими: в нем жил меньшой сын Иоанна Грозного ― царевич Димитрий с матерью. Годунов, ненавидя его как наследника престола, в случае если Феодор умрет, не оставив детей, разлучил его с братом и отправил в Углич, как в ссылку, но бедный малютка не понимал этого: он был вместе со своею милой матерью и ничего не желал более. Жители Углича также были счастливы, радуясь тому, что умирающий Иоанн выбрал область их в удел своему сыну.[12]
Первым делом царя Михаила по восшествии его на престол было освобождение государства от врагов внутренних и внешних, для этого нужно было войско; для содержания войска нужны были деньги, казна была расхищена, вся тяжесть, следовательно, должна была пасть на городское и сельское народонаселение; но вот в каком положении находились многие города в начале царствования Михаилова. «На Угличе, ― доносили государю, ― ратных людей, дворян, детей боярских и иноземцев нет, все посланы на твои государевы службы, стрельцов и воротников нет же ни одного человека, только шесть человек пушкарей, да и те голодны, и для осадного времени хлебных запасов нет же, а с Углицкого уезда хлебных запасов собрать не с кого; зелейной пороховой казны мало, у острога мосты не домощены, в башнях мосты погнили; посадские люди, от кабацкого недобора и от нынешней великой хлебной дороговизны, с женами и детьми побрели розно; а которые и остались, те к осадному сиденью страшливы и к приступным мерам без ратных людей торопки, потому что от Литвы были выжжены и высечены и разорены без остатка; а из уезда сошные люди летнею порою в осаду совсем для тесноты не пойдут, да и потому что в городе у них хлебных запасов нет, бегают по лесам».[13]
— Сергей Соловьёв, «История России с древнейших времен» (том 9), 1859
Зато Углич, город Ярославской губернии, очень меня заинтересовал: он стоит на высоком довольно живописном берегу, и множество старинных церквей дают ему оригинальный вид. Пока пароход наш запасался дровами, а пассажиры различной провизией ― кто рыбой, кто хлебом, молоком, ягодами, ― всем, что продавалось тут же у пристани, ― я успел взглянуть на дворец несчастного Дмитрия-царевича. Это очень небольшой и ветхий каменный двухэтажный домик, в верхнем этаже которого всего одна комната, обращенная теперь в церковь. Перед домиком площадка; стоя на ней, я невольно вспомнил прекрасное описание страшного дела из рассказа почтенного старца Пимена в Пушкинской драме «Борис Годунов».[14]
Состояние города Углича, напр., представляется, по современным известиям, в таком жалком виде: «Мосты погнили, башни стоят без кровли, ров засыпался, а кое-где и вовсе не копан. Ратных людей почти нет, стрельцов и воротников ни одного человека, пушкарей только шесть человек, и те голодные. Пороха нет, хлебных запасов нет. Посадские люди от нестерпимых правежей почти все разбежались с жёнами и детьми. Волости кругом выжжены, опустошены, а между тем в Угличе сидели в тюрьме более сорока человек разбойников».[15]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей», 1875
― А в Петербург хотелось бы? Ну, признайтесь, ― хотелось бы?
― Нет уж, куда в Петербург! вот в Кашин… в Угличе тоже весело живут! ну, а Калязин ― нет, кажется, этого города постылее!..[16]
Таким образом, немногие показания современников с ясностью вскрывают нам взаимные отношения Углича и Москвы. В Угличе ненавидят московских бояр, а в Москве получаются из Углича доносы и опасаются Нагих. Помня эту скрытую вражду и существование толков о Дмитрии, мы можем объяснить себе, как весьма возможную сплетню, тот слух, который ходил задолго до убиения Дмитрия, ― о яде, данном Дмитрию сторонниками Годунова; яд этот будто бы чудом не подействовал. 15 мая 1591 г. царевич Дмитрий был найден на дворе своих угличских хором с перерезанным горлом.[17]
— Сергей Платонов, Полный курс лекций по русской истории, 1899
Когда я пишу эти строки, я пытаюсь с усилием оторваться от того лирического наваждения, перед которым бессилен в Москве. Хочется целовать эти камни и благославлять Бога за то, что они все еще стоят. Но, вдумываясь, вижу, что это художественное впечатление неглубоко, что его идея бедна. Как назвать ее? умилением? ― нет. Стоит увидеть эти формы хотя бы в недалеком Угличе, где еще чувствуется дыхание Севера, чтобы понять, каков может быть чисто религиозный смысл этого искусства.[18]
Кто сам в себе ресурсов не имеет, тот и в Париже проживет, как в Угличе. Четыре стены везде равны; но чтоб дать вам идею, как живут здесь все вообще чужестранцы, то расскажу тебе все часы дня, как они его проводят.[1]
Ехал я при обозе с десятью человеками работников; для нас была устроена повозка с кибиткой. Город Углич я нашел истребленным пожаром и именно ту самую часть близ рынка, где были постоялые дворы. Из Углича приехали в село Кой <...> тут я вспомнил и свой первоначальный проезд этого селения. Тогда подорожники, изготовленные матерью мне на дорогу, избавили меня от этого целованья; произошло это тогда следующим образом: по приезде моем в первый раз в город Углич, по желанию моему, возница водил меня смотреть дворец царевича Димитрия. Он был небольшой, квадратный и покрыт на четыре лба; у высокого крыльца ходил часовой солдат с ружьем; за небольшую плату он позволил нам войти на высокое крыльцо и сквозь окошко посмотреть внутрь дворца, и, как мне помнится, тогда был только один покой во всю внутренность четырех стен дворца под карнизом; в этом покое были написаны русские князья; ниже этого покоя видны были в стенах разной величины окна: одно ниже, другое выше; более я ничего не припомню.[19]
Вот уже пять дней, как я в Угличе. Я приехал сюда в середу вечером из Рыбинска, который от Углича всего 72 версты. Углич и с Москвою, и с Петербургом может сноситься четыре раза в неделю: в Москву ― через Тверь и через Ярославль; первый путь даже ближе, но не для вас, которые живете на Ярославской дороге. В Петербург также две дороги: через Тверь и через Рыбинск. Я этому очень рад, по крайней мере, здесь не так, как в Пошехони, куда почта приходит раз в неделю. Я желал бы очень, чтоб Константин приехал сюда полюбоваться на Углич, и жалею, что сам попал сюда в такое позднее время года, когда благодетельная гнусность погоды мешает прогулке.[4]
Хорош, очень хорош этот город, живописно раскинутый по обоим берегам Волги, с своими 26-ю церквами, колокольнями и 3-мя монастырями. Вы чувствуете, что живете в старинном городе: это доказывает вам и историческое воспоминание на каждом шагу, и религиозная физиономия города, и самое, расположение его ― просторное и обширное. После Ярославля и Ростова это самый населенный город в здешней губернии: в нем до 10 тысяч жителей. В Рыбинске летом бывает тысяч 100 и более, но все иногородних, тогда как собственно рыбинских очень мало, вполовину меньше против Углича. ― Впрочем, древняя старина Углича вся забыта им, вся поглощена памятью о царевиче Дмитрие, о котором хранится и передается из рода в род самое живое предание. Много значит, когда история связывается тесно с религиозным преданием! Не будь этого, древний город Углич испытал бы участь, одинаковую с другими древними городами. Но здесь стоит его терем, где показывают спальную царевича; но на месте, где был убит, воздвигнута церковь с названием: церковь царевича Дмитрия на крови; но во всех церквах каждый день возглашается его имя, и в каждой церкви стоит его образ. Каждый угличанин знает подробно всю историю царевича как священную историю, и Углич любит его самою живою любовью. Пусть господа ученые доказывают, что не Годунов был причиною его смерти или что Самозванец был истинный Дмитрий… Я советовал бы им не говорить этого в Угличе.[4]
...чувствую за собою обязанность что-либо сказать о теме, обойдённой мною, об Углицких событиях 1584-1591 гг. Я имею надежду восстановить план старого Углича и его кремля. Если это удастся, будет возможно дать топографию событий. И тогда будет видно, что смерть царевича приурочена была к самому закрытому углу дворца, куда не было хода посторонним по самому положению двора, где играл царевич. Если добьюсь результата, позвольте доложить в Обществе любителей древней писменности.[20]
Так вот с этим-то моим приятелем мы решили осмотреть северные наши города, ограничив себя, однако, сначала немногими. У меня лично была и прямая цель поездки: повидать Углич, подышать, так сказать, его историческим воздухом и, если можно, написать этюды для задуманной мною ещё в Киеве картины «Св. Димитрий Царевич убиенный». <...>
Побывали в музее, переделанном из дворца Царевича. Там я видел много икон с изображением убиенного. Они все, как одна, совпадали с тем, что мне мерещилось о нем. Побывали мы и в церкви Св. Димитрия Царевича на крови, где обрели удивительную пелену, будто бы шитую матерью Царевича в его память шелками и золотом. Это превосходное художественное произведение лежало в ящике от гроба, в коем везли тело Царевича когда-то в Москву. Пелена была запущена, зацелована до неузнаваемости. Мы с Михеевым тут же решили спасти эту дивную вышивку. Написали в тот же день письмо Шлякову в Ростов и архиепископу Ионафану в Ярославль, прося их обратить внимание на эту вещь. Нам это удалось. Пелена позднее была, сколько возможно, приведена в порядок и положена в особый ящик под стеклом. Я сделал этюд с тех мест, которые по плану могли находиться во время убийства фоном этой загадочной драмы.[21]
Версты за две от Углича, за Волгой, возвышается холм, покрытый кустарником и окружённый мелким лесом. После 1611 года он долгое время сохранял название Богоявленской горы, но сейчас и это название исчезло. Без уцелевших страниц старинной летописи никто и не узнал бы, что на этом холме стоял некогда монастырь Богоявления Господня; что деревянную церковь, кельи и ограду превратили в пепел литовцы и что в стенах сожжённого монастыря погибли тридцать восемь иноков и более трёхсот окрестных жителей, искавших в святой обители спасения от неприятельских мечей.[3]
В Угличе до сих пор сохранился ров, который обозначает, где была в старину крепость. Земляные валы и каменные стены, ее окружавшие, давно скрыты; уцелели только из старинных зданий каменный дворец царевича Димитрия и церковь Преображения, с отдельной, высокой колокольней. Теперешний дворец не что иное, как маленький, четырехугольный домик, с неправильными окошками. В первом этаже кладовые, на втором одна комната.[3]
Напрасно убеждал я, что несравненно целесообразнее остановиться в Угличе, где делают знаменитую углицкую колбасу, ― никто меня не слушал. Пароход сразу так опостылел, что все рады были всякому поводу, чтоб уйти от сырости и удручающих пароходных звуков в тишину и тепло.[22]
В глубоком сне, я слышу, детский голос
Мне говорит: ― Встань, дедушка, поди
Ты в Углич-град, в собор Преображенья;
Там помолись ты над моей могилкой,
Бог милостив ― и я тебя прощу.
― Но кто же ты? ― спросил я детский голос.
― Царевич я Димитрий. Царь небесный
Приял меня в лик ангелов своих,
И я теперь великий чудотворец!
Иди, старик. ― Проснулся я и думал:
Что ж? может быть, и в самом деле бог
Мне позднее дарует исцеленье.
Пойду ― и в путь отправился далекий.
Вот Углича достиг я, прихожу
В святый собор, и слушаю обедню
И, разгорясь душой усердной, плачу
Так сладостно, как будто слепота
Из глаз моих слезами вытекала.
Когда народ стал выходить, я внуку
Сказал: ― Иван, веди меня на гроб
Царевича Димитрия. ― И мальчик
Повёл меня ― и только перед гробом
Я тихую молитву сотворил,
Глаза мои прозрели; я увидел
И божий свет, и внука, и могилку».[23]
В Угличе, сжимая горсть орешков
Детской окровавленной рукой,
Я лежал, а мать, в сенях замешкав,
Голосила, плача надо мной.
С перерезанным наотмашь горлом
Я лежал в могиле десять лет;
И рука Господняя простерла
Над Москвой полетье лютых бед.[26]
Тихий Углич, Ростов Великий
Не пахнут родимым углом,
И стихи ― седые калики ―
Загнусавили вороньём.[25]
— Николай Клюев, «Мы верим в братьев многоочитых...» (из цикла «Вороньи песни»), 1919
Всё, что трёхлетняя година нам дала,
Счет песен сотней округлить,
И всем знакомый круг лиц,
Везде, везде зарезанных царевичей тела,
Везде, везде проклятый Углич![27]
Недавно в Угличе Димитрий
Средь бела дня зарезан был,
Но от народа Шуйский хитрый
Об этом деле правду скрыл,
Сказав: «Зело прискорбный случай!
На всё господня воля. Что ж
Поделаешь, когда в падучей
Наткнулось дитятко на нож?»[30]
Скоро Углич. Есть город такой небольшой, Но старинный… А мне хорошо. Почему хорошо? Я не один, а с любимой!
Вот и Углич.
Сермяжный, исконный:
Много церквей, живописен на вид…
Но почему-то молчат колокольни,
Только радио говорит.[31]
Потемневший Детинец над тёмной рекою, Углич в синем снегу, отошедший к покою,
Крестный ход, огоньки у Бориса и Глеба,
Темный запах овчины, и дыма, и хлеба?[9]
— Игорь Чиннов, «На окраине города, ночью, в Европе...», 1973
↑Г. П. Федотов, «Судьба и грехи России», том 2, Санкт-Петербург, издательство «София», 1992 г.
↑А. Я. Артынов, Воспоминания. Часть 1: Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1882. Кн. 1. С. 1-88, Кн. 3. С. 89-164
↑Академик С. Ф. Платонов, Переписка с историками: В 2 т. Том I: Письма С. Ф. Платонова, 1883-1930 гг., Ин-т славяноведения. М.: Наука, 2003 г.
↑М. В. Нестеров. «О пережитом. 1862–1917 гг. Воспоминания» (составитель А.А.Русакова). — М.: Советский художник, 1989 г.
↑Пушкин А. С. Полное собрание сочинений, 1837-1937: В 16 т. Том 1
↑М. Кузмин. Стихотворения. Новая библиотека поэта. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
↑ 12Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
↑М. Волошин. Собрание сочинений. том 1-2. — М.: Эллис Лак, 2003-2004 гг.
↑В. Хлебников. Творения. — М.: Советский писатель, 1986 г.
↑С. Н. Марков. Светильник: Стихи. (Сост. Г. П. Марковой; вступ. ст. Б. Т. Примерова). — М.: Советская Россия, 1986 гг.
↑Б. Пастернак. Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Л.: Советский писатель, 1990 г.
↑Д. Кедрин. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1974 г.
↑Н. И. Глазков. Зелёный простор. — М.: Советский писатель, 1960 г.
↑В июне 1918 года мать перевезла Ольгу Берггольц с сестрой в Углич к родственникам, где они прожили в бывших кельях Богоявленского монастыря до апреля 1921 года.
↑Л. Аронзон. Собрание произведений: В двух т. — Спб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2006 г.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях
Города России