Мимоза стыдливая имеет высоту около полуметра, реже вырастает до полутора метров. Более всего она знаменита своими листьями — двоякоперистыми, чувствительными, которые закрываются при самом лёгком прикосновении к ним. Это происходит благодаря тому, что у основания черешков расположены водные мембраны, а на листьях есть сенсорные участки, которые реагируют на давление. В одном из исследований было обнаружено, что мимоза стыдливая имеет свойство «запоминать» особенности предыдущего контакта и в случае, если тот часто повторяется, не представляя угрозы, закрывать листья не станет.
Мимоза стыдливая в определениях и коротких цитатах
Пиеса была одна из тех, которые <...> приводили в ужас раздражительную, как mimosa pudica, нравственность наших критиков даже одним своим названием...[2]
Как эта трава, которой имя не останавливает любопытного дотрагиваться до неё, ― как не-тронь-меня, которая свёртывается от одного прикосновения иногда нежной руки, ― твое сердце уже сжалось навсегда для первых светлых впечатлений!..[3]
...чтоб насладиться этим великолепным зрелищем (собственное выражение автора брошюры), недостаточно быть человеком, <...> необходимо быть сенситивом (sensitif), то есть до крайности восприимчивым, нечто в роде растения, известного под именем не тронь меня (Mimosa pudica).[4]
Беда тому, кто боится <...> кислого вина за обедомъ, кто убегает незнакомого общества, не ходит по малонаселенным улицам, так же увядает духом, какъ mimosa pudica, в присутствии фиолетового носа...[6]
Стыдливая мимоза ― дочь Бразилии и Гвианы, но она одичала и вполне акклиматизировалась на Цейлоне, Сингапуре и Яве, занимая сплошными массами всякую сколько-нибудь для неё подходящую почву, с которой вытесняет другие растения.[11]
По мере того, как вы идёте по лугу мимозы, раздражение растений ногами, тростями и зонтиками предшествует идущему и передаётся растениям соседним. Быстрое складывание листочков <...> вызывает особые волнообразные переливы оттенков зеленого ковра мимозы...[11]
Здесь же росли <...> кусты хищной мимозы, у которой листья и цветы при одном прикосновении к ним мелкого насекомого быстро сжимаются и высасывают из него соки...[12]
Давалась, в самом деле, новая пиеса, только переводная с французского, под названием которой красовалась ярко и четко отпечатанная фамилия переводчика, с начальными буквами имени и отчества, выставленными, вероятно, из опасения, чтобы такой колоссальный подвиг не был приписан какому-нибудь однофамильцу. Пиеса была одна из тех, которые в блаженные тридцатые годы, когда еще свирепствовала новая французская литература, под именем неистовой юной французской словесности, приводили в ужас раздражительную, как mimosa pudica, нравственность наших критиков даже одним своим названием, действительно нередко затейливым[2].
Для того, чтобъ насладиться этимъ великолѣпнымъ зрѣлищемъ (собственное выраженіе автора брошюры), недостаточно быть человѣкомъ, т. е. самымъ совершеннымъ существомъ въ числѣ орудныхъ твореній, необходимо быть сенситивомъ (sensitif), то есть до крайности воспріимчивымъ, нѣчто въ родѣ растенія, извѣстнаго подъ именемъ не тронь меня (Mimosa pudica). Какихъ же именно людей Рейхенбахъ причисляетъ къ разряду сенситивовъ? Прошу выслушать подлинное объясненіе ученаго физика. «Встрѣчали ли вы иногда людей, имѣющихъ непреодолимое отвращеніе къ желтому цвѣту? Г. Рейхенбахъ утверждаетъ, что онъ знаетъ весьма многихъ, ненавидящихъ этотъ цвѣтъ, хотя ничего не можетъ быть прелестнѣе и величественнѣе, говоритъ онъ, какъ, напримѣръ, при закатѣ солнца, золотисто-желтыя облака, сливающіяся съ лазурью небесною.»[4]
Горе тому изъ васъ, который, увидя на Невскомъ человѣка, одѣтаго не по модѣ, человѣка въ теплой фуражкѣ, пройдетъ мимо его съ невниманіемъ, потому что часто подъ зеленымъ картузомъ сидитъ голова достойная изученія! Бѣда тому, кто боится сальной свѣчки на балѣ, кислаго вина за обѣдомъ, кто убѣгаетъ незнакомаго общества, не ходитъ по малонаселеннымъ улицамъ, такъ же увядаетъ духомъ, какъ mimosa pudica, въ присутствіи фіолетоваго носа, сантиментальной дѣвы, товарища безъ протекціи, гостиной безъ штофныхъ занавѣсокъ![6]
Факт этого дикого проявления медвежинской стыдливости и нравственности может показаться невероятным, но он несомненен. Думаете ли вы, однако, что эта mimosa pudica, это медвежинское общество в самом деле столь стыдливо и нравственно? Я не думаю, я знаю, что тут нет ничего, кроме бесстыдноголицемерия и беспричинно злобной интриги. Надо надеяться, что медвежинские дамы, тоже участвовавшие в оскорблении, живут всегда при мужьях, равно как и мужья их живут при женах.[22]
Стыдливая мимоза ― дочь Бразиліи и Гвіаны, но она одичала и вполнѣ акклиматизировалась на Цейлонѣ, Сингапурѣ и Явѣ, занимая сплошными массами всякую сколько-нибудь для нея подходящую почву, съ которой вытѣсняетъ другія растенія. Какъ извѣстно, она отличается необычайною раздражительностью листьевъ, ― раздражительностью, которая прямо пропорціональна силѣ солнечнаго освѣщенія и тепла; короче, растеніе является здѣсь несравненно болѣе чувствительнымъ, чѣмъ даже лѣтомъ въ нашихъ оранжереяхъ. При малѣйшемъ прикосновеніи, не говоря уже о прямомъ давленіи, листочки, смотрящіе горизонтально въ стороны, складываются другъ съ другомъ и ложатся вдоль своихъ вторичныхъ черешковъ, тогда какъ общій первичный черешокъ листа, до сихъ поръ отстоявшій отъ стебля горизонтально, также обвисаетъ безпомощно прямо внизъ. Такое состояніе листа продолжается тѣмъ долѣе, чѣмъ сильнѣе было раздраженіе растенія; затѣмъ онъ мало-по-малу возвращается въ своему первоначальному положенію. Здѣсь одиночный опытъ ботаническихъ лабораторій съ мимозою повторяется вами въ грандіозныхъ размѣрахъ невольно. По мѣрѣ того, какъ вы идете по лугу мимозы, раздраженіе растеній ногами, тростями и зонтиками предшествуетъ идущему и передается растеніямъ сосѣднимъ. Быстрое складываніе листочковъ и опусканіе самыхъ листьевъ вызываютъ особые волнообразные переливы оттѣнковъ зеленаго ковра мимозы, которые до извѣстной степени напоминаютъ переливы волнуемыхъ вѣтромъ нашихъ полей только-что выколосившагося ячменя, ржи или пшеницы, съ тою разницею, что здѣсь явленіе это наблюдается при полной неподвижности подавляющей своею духотою атмосферы. Рядомъ съ луговинами мимозы попадались участки, сплошь заросшіе бичомъ Сингапура и Явы, высокимъ, достигающимъ мѣстами до двухъ метровъ, жесткимъ, грубымъ и ни на что негоднымъ злакомъ, извѣстнымъ подъ туземнымъ названіемъ «алангъ-алангъ».[11]
Дальше началась механохимия, охватившая все сократительные процессы во всем мире живого. АТФ и миозин были обнаружены и в гладких мышцах человека, и в хвостиках спермиев, и в ресничках инфузорий. Оказалось, что АТФ участвует в движениях веточек стыдливой мимозы, а белковая спиралька, заложенная в «ножке» бактериофага ― вируса, поражающего бактерии, ― эта спиралька имеет тот же шаг, что и белковая молекула из мышцы человека.[19]
— Игорь Дуэль, «Четверть века назад», 1967
Например, ежедневно по утрам исследователи устраивали для водяного растения элодеи 25-минутный концерт. Наблюдая под микроскопом за протоплазмой листа, они убеждались, что ее движения убыстрялись, и только через несколько минут после того, как музыка замолкала, восстанавливался прежний ритм. Серия подобных опытов поставлена с мимозой стыдливой. Высота мимоз, «слушавших» музыку, оказалась в полтора раза больше тех, которые содержались в таких же условиях, но «скучали» в тишине. «Музыкальные» растения были пышнее, гуще покрыты листьями и шипами. Выяснилось чудеснее того: растениям нравится классическая музыка и не нравится джаз! Слушая классику, растения лучше растут.[20]
Некоторые ответы растений очень медленные (изменение характера роста может происходить несколько дней), другие ― несколько быстрее («разобраться» где верх, а где низ растение успевает уже за 10-15 мин после переворачивания, а через 2 часа ― даже несколько изогнется в нужную сторону). Третьи ответы могут занимать несколько секунд (мимоза стыдливая успевает за такое время сложить листья в ответ на прикосновение) или даже доли секунды (столько нужно венериной мухоловке, чтобы поймать севшую на лист муху. Попробуйте поймать одной рукой муху, которая уселась вам на ладонь, и вы поймете, что это не так-то просто).[23]
— Владимир Чуб, «Что изучает наука ботаника?», 1998
Новое исследование провели специалисты университета штата Нью-Йорк в Олбани. Они узнали, что мимоза стыдливая хорошо различает своего потенциального врага. В ходе экспериментов было установлено: в тех случаях, когда к ее корням прикасался человек – воздух наполнялся смесью сероводорода и других веществ, при этом контакт с металлом, стеклом и другими предметами механизма выработки «химической защиты» не запускал.[21]
— Анастасия Баринова, «Мимоза стыдливая: растение с памятью и интеллектом», 2016
Отличительной чертой мимозы стыдливой является реакция на потенциальную угрозу. При повреждении корней растение выделяет «коктейль» из ядовитых веществ, включающий метансульфоновую, молочную, пировиноградную кислоты и разные соединения серы; нередко это приводит к отравлению скота на пастбищах. <...>
В результате биологи нашли еще одно концептуальное отличие мимозы стыдливой от прочих представителей фауны: если большинство растений, использующих для своей защиты яд, выделяют его из своей надземной части – то объект их изучения делает это с помощью своих корней, на которых расположены крохотные узелки. Более того: они не только производят яд, но и анализируют химический состав окружающей среды, «принимая решение» о потенциальной опасности.[21]
— Анастасия Баринова, «Мимоза стыдливая: растение с памятью и интеллектом», 2016
Мимоза стыдливая в мемуарах и художественной прозе
Сперва она от всей души желала сдружиться с мужем, найти в нем собеседника и от голосок своих чувствований; но он смеялся, зевал, прерывал ее восторженные мечтания просьбою заказать к завтрашнему обеду побольше ветчины или, соскучившись слушать непонятные для него звуки, заигрывал на свой лад песенку, которая возмущала все существование бедной Ольги. Чувства в этом случае ― как травка не тронь меня: они от неприятного прикосновения сжимаются и увядают; и хотя, отдохнув, приходят в прежнее состояние, однако отпечаток неосторожной руки остается на них неизгладимо.[1]
Этого времени уже не воротишь, этот медовый месяц девственного сердца бывает только раз в жизни, один раз и в единственную жизнь! Как это мало! Как эта трава, которой имя не останавливает любопытного дотрагиваться до нее, ― как не-тронь-меня, которая свёртывается от одного прикосновения иногда нежной руки, ― твое сердце уже сжалось навсегда для первых светлых впечатлений! Оно может гореть пожаром страсти, но в нем не будет уже тихого огня первой любви, подобие которого в древности стерегли, как ты же, чистые девы! Не будешь ты более смотреть на жизнь из-под солнца и вместо светлой радуги увидишь только мелкие капли дождя![3]
Джейн умерла первой. Но значение смерти было еще непонятно ее маленькому брату, Джейн ушла; она, наверное, вернется. Служанка, которой был поручен уход за ней во время ее болезни, обошлась с ней довольно грубо дня за два до ее смерти. Об этом узнали в семействе, и с той минуты мальчик никогда уже не мог взглянуть в лицо той девушке. Как только она появлялась, он начинал смотреть в землю. Это был не гнев, не тайное желание мести — это был просто ужас, — движение мимозы, уклоняющейся от грубого прикосновения; да, ужас и мрачное предчувствие — таково было следствие той ужасной, впервые обнаруженной истины, что этот мир — мир горя, борьбы и изгнания.
Но Саша была воплощенная доброта. Несправедливости или то, что казалось ей несправедливостями, только угнетали ее, щемили ей сердце, вызывали в ней недоумение или отчаяние. Она походила на цветок «Не тронь меня»: неправда, несправедливость, грубость заставляли ее не бороться, не протестовать, не сердиться, а сжиматься, уходить в себя. Мне, всегда казалось, что ей делается холодно и жутко, когда совершалось нечто злое и бесчестное. Он невольно встал и прошелся по комнате, видимо, взволновавшись при воспоминаниях об образе этой когда-то любимой им женщины.[10]
Здесь же росли многие диковинные экземпляры, вроде эбенового дерева с чёрным стволом, крепким, как железо; кусты хищной мимозы, у которой листья и цветы при одном прикосновении к ним мелкого насекомого быстро сжимаются и высасывают из него соки;[24]драцены, из стеблей которых вытекает густой, красный, как кровь, ядовитый сок.[25]
Словно два жёлтых огня сверкнули в темноте чащи, чёрная пантера щёлкнула зубами, завыла и кинулась искать человеческого мяса. В ней жила душа убийцы.
— О, боги! К чему я питался мясом животных и убивал, чтобы жить! — вздыхал кабан, с треском раздвигая кусты. — Вот за что я превращён в гнуснейшее из четвероногих.
— А я была невестой, но умерла до брака! — прошептала мимоза и стыдливо закрыла свои листики. Иланг-иланг душистым венком обвил голову Инду…
И бедный Инду вскочил, получив здоровенный удар сапогом в бок.[13]
В то время, когда Ромашов бормотал свои поздравления, она, не выпуская его руки из своей, нежным и фамильярным усилием заставила его войти вместе с ней в темную переднюю. И в это время она говорила быстро и вполголоса:
― Спасибо, Ромочка, что приехали. Ах, я так боялась, что вы откажетесь. Слушайте: будьте сегодня милы и веселы. Не обращайте ни на что внимания. Вы смешной: чуть вас тронешь, вы и завяли. Такая вы стыдливая мимоза.
― Александра Петровна… сегодня ваше письмо так смутило меня. Там есть одна фраза…
— Милый, милый, не надо!.. — Она взяла обе его руки и крепко сжимала их, глядя ему прямо в глаза. В этом взгляде было опять что-то совершенно незнакомое Ромашову — какая-то ласкающая нежность, и пристальность, и беспокойство, а еще дальше, в загадочной глубине синих зрачков, таилось что-то странное, недоступное пониманию, говорящее на самом скрытом, темном языке души…[15]
Какое кругом многообразие форм, запахов, цветов и от цветков… Цветы, что снежинок мельче и легче тени порхающей бабочки, а на плавающих в бассейне мясистых листах виктории дети могут играть в мяч. Иное дерево не берет и топор, а стыдливая мимоза, свертывается не только от прикосновения, но и от одного взгляда угрюмого человека. Былинка, не дающая тени на солнце, произрастает около корней мексиканского дуба, имеющего пятнадцать метров в поперечнике. Сколько тысячелетий подпочвенные воды мыли корни орхидеи, имеющей пятнадцать тысяч видов?[17]
Он скрежещет кривою улыбкой; лицо очень бледное, старообразное; жёлтая пара; как камень шершавый, с которого жёлтенький лютик растёт; так конфузлив, как листья растения «не-тронь-меня»; чуть что ― ёжится: нет головы; лицом ― в плечи; лишь лысинка!
«Что вы?» ― «Я ― так себе. Гм-гм-гм… Молодой человек из Голландии ― гм-гм ― рисунки прислал».[18]
Но ты… Нервический удар в тот час,
Когда б сбылись несбыточные грезы,
Разбил бы полнотой блаженства нас,
Деливших все: молитву, думы, слёзы…
Я в это верю твердо… Но не раз
Я сравнивал тебя с листом мимозы
Пугливо-диким, как и ты подчас,
Когда мой ропот в мрачные угрозы
Переходил и мой язык, как нож,
В минуты скорби тягостной иль гнева, Мещанство, пошлость, хамство или ложь
Рубил сплеча направо и налево…
Тогда твои сжималися черты,
Как у мимозы трепетной листы.[7]
Цветут камелия и роза. Но их не видит мотылёк: Ты жизнь и смерть его, ты ― грёза Певца цветов, моя мимоза, Мой целомудренный цветок ―
Затем, что в звучном строе лета
Нет и не будет больше дня
Звучней и ярче для поэта,
Как тот, когда сложилась эта
Простая песнь: «Не тронь меня».[8]
А кругом далеко ― тишина, тишина,
Лишь звенят над осокой стрекозы;
Неподвижная глубь и тиха, и ясна,
И душисты весенние розы.
Но за пыльной оливой, за кущами роз,
Там, где ветер шумит на просторе,
Меж ветвями капризных, стыдливых мимоз[26] Море видно, безбрежное море!..[9]
— Зинаида Гиппиус, «Долго в полдень вчера я сидел у пруда...», 1889
Мимозой строгой она родилась. Безгласна к просьбам и ко всему. И вдруг так чудно переменилась И приоткрылась мне одному.
Она мимоза. Она прекрасна.
Мне жаль вас, птицы! И вас, лучи!
Вы ей ненужны. Мольбы ― напрасны.
О, ветер страстный, о, замолчи.[14]
↑ 12М.В.Авдеев. «Тамарин». Роман. — Москва: «Книгописная палата, 2001 г.
↑ 12Три возраста. Дневникъ наблюденій и воспоминаній музыканта-литератора Ѳ. Толстаго. — Санктпетербургъ. Издатель, книгопродавецъ В. Исаковъ, на Невскомъ проспекте, противъ Католической церкви, въ домѣ Кудряшева. 1855 г.
↑ 12Собраніе сочиненій А. В. Дружинина. Томъ восьмой (редакція изданія Н. В. Гербеля). Санктпетербургъ въ типографіи Императорской Академіи Наукъ, 1867 г.
↑ 12А. И. Куприн. Полное собрание сочинений — СПб.: Т-во А. Ф. Маркс, 1912 г. Том шестой.
↑ 12Дорошевич В.М. Сказки и легенды. — Мн.: Наука и техника, 1983 г.
↑ 12В. Гофман. «Любовь к далёкой». — М.: Росток, 2007 г.
↑ 12А.И. Куприн, Избранные сочинения. М.: «Художественная литература», 1985 г.
↑ 1234Зенкевич М.А., «Сказочная эра». Москва, «Школа-пресс», 1994 г.
↑ 12Артем Весёлый. Избранные произведения, — М.: Правда, 1990 г.
↑ 12Андрей Белый. «Начало века». Москва, «Художественная литература», 1990 г.
↑ 12И. Дуэль. Четверть века назад. — М.: «Химия и жизнь» № 11, 1967 г.
↑ 12В.А.Мезенцев «Чудеса: Популярная энциклопедия». Том 1. Книга 2. — Алма-Ата: Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1991 г.
↑ 123Анастасия Баринова. Мимоза стыдливая: растение с памятью и интеллектом. — М.: National Geographic Россия. Nat-geo.ru, 28 января 2016 г.
↑Н.К. Михайловский. Литературная критика и воспоминания. Москва, «Искусство», 1995 г.
↑Малеева Ю., Чуб В. «Биология. Флора». Экспериментальный учебник для учащихся VII классов. — М.: МИРОС. 1994 г.
↑Мимоза не бывает «хищным» растением, хотя некоторые виды (например, мимоза стыдливая) в самом деле закрывает листья при лёгком прикосновении к ним.
↑В своём рассказе «Столетник» Куприн смешивает вымысел с отрывочными сведениями, которые, видимо, путает. Кроме «перепутанной» мимозы и самого столетника, также и в описании драцены угадывается одновременно драцена киноварно-красная (сок у которой и в самом деле красный и густой как кровь, хотя и не ядовитый); молочай (с ядовитым соком, правда, белым) и какое-то неизвестное африканское животное.
↑Говоря о стыдливых мимозах, Зинаида Гиппиус скорее имеет в виду поэтическую метафору, нежели чем точное ботаническое название. Тем не менее, игра слов и понятий не может не бросаться в глаза.
↑М.П.Герасимов, в книге «Поэзия Пролеткульта». — СПб.: Своё издательство, 2007 г.
↑В.Я.Брюсов, Собрание сочинений в семи томах. — М.: Художественная литература, 1973 г.