У этого термина существуют и другие значения, см. Дождь (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Утро (значения).
У́треннийдо́ждь — жидкие атмосферные оскадки, выпадающие после восхода солнца и до наступления полудня, в утреннее время. Как правило, дождь, с которого начинается день, портит настроение, дождливая погода производит эмоционально сниженное впечатление, от элегического до тоскливого, в зависимости от настроения героя или температуры воздуха. Нередко утренний дождь является продолжением дождя ночного. Самые унылые утренние дожди — осенние или зимние, когда день короток, а холодное и сырое утро отнимает душевные и физические силы.
Утренние дожди наряду с росами характерны для некоторых типов континентального климата, когда суточные перепады температур и смена ветров приносит кратковременные осадки.
Утренний дождь в афоризмах и кратких высказываниях
Мы думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он пошел еще сильнее. Чтобы вода не залила огонь, пришлось подкладывать в костры побольше дров. Дрова горели плохо и сильно дымили. Люди забились в комарники и не показывались наружу. Время тянулось утомительно долго.
В Уссурийском Крае дожди выпадают сразу на очень большой площади и идут с удивительным постоянством. Они захватывают сразу несколько бассейнов, иногда даже — всю область. Этим и объясняются большие наводнения.[6]
1/ VII, <1925>. Утро дождливое, ветреное. Кругом мокро, грязно. Сугунурцы возятся со своими мокрыми манатками, а я нет! До 9 часов утра дождь шел не переставая, по величине средний (со мною дождемера нет), и в общем в течение суток смочил землю как следует и вовремя. Земледельцы ликуют и теперь вновь полны надежды на светлое будущее![7]
— Пётр Козлов, «Географический дневник Тибетской экспедиции 1923-1926 гг.», 1925
Во вторник жители ХТЗ с удивлением обнаружили лужи зеленого цвета — последствие утреннего дождя. Люди терялись в догадках…
По предположению начальника лаборатории Инны Лагутиной, появление необычных осадков связано с сезоном: в Харькове каждую весну обнаруживают цветные лужи — зеленые или желтые. Пыльца распускающихся растений с юга переносится на огромные расстояния и смешивается с дождевой водой.[8]
Итак, с надеждой на бога, мы полетели в бой. Мелкий осенний дождьморосил с самого утра и умножал мрак ночи. Мы ударили. При резервном полку оставалась пехота. Передовая неприятельская стража, запрятанная под шалашами, спокойно спала… и не проснется![1]
— Денис Давыдов, Дневник партизанских действий 1812 г., 1835
Луговые травы в конце июня стали отцветать; ждать более было нечего, мы начали косить. Не скосили и половины луга, как полили дожди, да так, что один день ясной погоды при утреннем дожде, а два, три дня кряду ливень. С горем пополам ухитрились мы убрать сильно почерневшее луговое сено, а между тем все чаще и чаще стал я слышать от прикащика: «А ведь, пожалуй, клевер-то нас выручит. Наберем, пожалуй, столько же, как со всего лугу».[9]
Мы насбирали сушняку, развели огонь, наварили чаю, превосходной похлебки из рябчиков, хорошо закусили и улеглись спать. Но с полночи небо стало затягивать тучками, звездочки исчезли, а к утру начал накрапыватьмелкий, но холодныйситничек. Надо заметить, что еще с вечера наши стреноженные кони худо ели, все озирались, прядали ушами и похрапывали, а дедушкин Серко был крайне беспокоен и ворчал. Все это заставило нас быть осторожными, так что Дмитрий, отвязав его с поводка, отпустил на волю.[10]
Помню, как сейчас, серое сентябрьское утро; мороситмелкий дождь и поливает беспощадно мой новый с иголочки костюм. Как-то жутко на душе в ожидании встречи с начальством и товарищами бригады, в которую я вышел из училища. Целый рой беспокойных вопросов вывел меня из того радужного, какого-то угарного состояния, которое испытывается после производства. Как встретят, примут; как сложатся новые отношения, новая жизнь…[11]
Духову дню испокон полагается быть ясным, сияющим, но, разумеется, там, где пролетарское 1 Мая проходит во всем великолепии весны, такая «дань религиозным преобразованиям» должна быть в назидание народу отмечена тем сплошным ужасом, каким была сегодня ознаменована погода. С утра ливнем лил дождь, а днем стало так темно, что пришлось завтракать при электричестве. Меня дурная погода отчасти радовала. Я рассчитывал благодаря ей провести день в тишине и одиночестве.[12]
— Александр Болдырев, «Осадная запись (блокадный дневник)», 1942
Я разделся, развесил на ветках деревьев промокшую одежду, воткнул в землю палки, надев на них ботинки. Через какой-нибудь час в сухой одежде я шагал в намеченном направлении и до наступления вечера успел пройти не меньше пяти километров. Для меня эти километры очень важны. Сколько их отпущено мне ― неизвестно, но двигаться вперед необходимо, пока окончательно не выбился из сил, поэтому я очень боялся, что непогода может надолго задержать меня в плену. Можно, конечно, двигаться и по мокрому лесу, в промокшей одежде, но много так не пройдешь, и есть опасность сбиться с намеченного курса. Вот почему напугал меня утренний туман с дождем. А усталость постепенно начала накапливаться. Я чаще присаживался отдохнуть.[14]
Не имев никогда пристрастия к рыбной ловле, я не могу судить о том, что испытывает рыбак в хорошую, ясную погоду и насколько в ненастное время удовольствие, доставляемое ему обильной добычей, перевешивает неприятность быть мокрым. Но для охотника дождь ― сущее бедствие. Именно такому бедствию подверглись мы с Ермолаем в одну из наших поездок за тетеревами в Белевский уезд. С самой утренней зари дождь не переставал. Уж чего-чего мы не делали, чтобы от него избавиться! И резинковые плащики чуть не на самую голову надевали, и под деревья становились, чтобы поменьше капало… Непромокаемые плащики, не говоря уже о том, что мешали стрелять, пропускали воду самым бесстыдным образом; а под деревьями ― точно, на первых порах, как будто и не капало, но потом вдруг накопившаяся в листве влага прорывалась, каждая ветка обдавала нас, как из дождевой трубы, холодная струйка забиралась под галстук и текла вдоль спинного хребта… А уж это последнее дело, как выражался Ермолай.[15]
Девятый час утра.
Навстречу солнцу ползет темная, свинцовая громада. На ней то там, то сям красными зигзагами мелькает молния. Слышны далекие раскаты грома. Теплый ветер гуляет по траве, гнет деревья и поднимает пыль. Сейчас брызнет майский дождь и начнется настоящая гроза.
По селу бегает шестилетняя нищенка Фекла и ищет сапожника Терентия. Беловолосая босоногая девочка бледна. Глаза ее расширены, губы дрожат.[16]
Андрей Николаевич снял с подоконника горшок с засохшей геранью и стал смотреть на улицу. Всю ночь и утро сеял частый осенний дождь, и деревянные домики, насквозь промокшие, стояли серыми и печальными. Одинокие деревья гнулись от ветра, и их почерневшие листья то льнули друг к другу, шепча и жалуясь, то, разметавшись в разные стороны, тоскливо трепетали и бились на тонких ветвях. Наискосок, в потемневшем кривом домике отвязалась ставня и с тупым упорством захлопывала половинку окна, таща за собой мокрую веревку, и снова со стуком ударялась о гнилые бревна.
Было раннее ненастное сентябрьское утро. Шел то снег, то дождь с порывами холодного ветра. Все арестанты партии, четыреста человек мужчин и около пятидесяти женщин, уже были на дворе этапа и частью толпились около конвойного-старшо́го, раздававшего старостам кормовые деньги на двое суток, частью закупали съестное у впущенных на двор этапа торговок. Слышался гул голосов арестантов, считавших деньги, покупавших провизию, и визгливый говор торговок.[17]
По-прежнему нас клонило ко сну, но не хотелось наружу, ибо снаружи было только одно сплошное теплое море дождя, в котором медленно и в неизвестном направлении плыли мы в глубоком трюме огромного черного дома. Только стол с неподвижной посудой был освещен; прямо над ним в глубине зеленоватой оконной шахты, как пароходный иллюминатор, белело толстое полупрозрачное стекло, по которому с утра мягко стучал тяжелый июльский дождь, то затихая по временам, то опять принимаясь с новой силой. Иногда белесо вспыхивала молния, тяжело перекатывалось отдаленное громыхание, и опять дождь падал, не переставая, среди тяжелых и душных сумерек нескончаемого дня.[18]
Он сел и закрыл глаза. Начинался утренний дождь, и это значило, что на весь день. Пошел даже снег. Мокрый и тяжелый, он падал быстро и темнел, едва успев коснуться мокрых крыш и тротуаров.
На пристани Агееву стало совсем плохо. Он задремал, изнемогая от тоски, не понимая, куда и зачем ему нужно ехать, слыша сквозь дрёму, как свистит, погукивает ветер, шлепает о причал вода, как возникают на высокой ноте, долго трещат и затихают потом моторки.[19]
Утром этого дня ― за окном отвратная мешанина зимнего Вашингтона, снег или ледяной дождь, ветер и летящие листья ― Стенли в его больничной палате посетила католическая монахиня сестра Элизабет. Она перекрестилась на распятие, висящее в углу напротив телевизора, и сказала мягко:
― Доброе утро, мистер Корбах! Вам сегодня исполнилось шестьдесят, сэр.[20]
Он стоял среди деревьев, почему-то пахнувших не яблоками, а карболкой. Но и этот аромат казался Белобородько упоительно сладким. Из набежавшего на край неба крохотного облачка лился тёплыймайский дождь. Пожарник втягивал в себя запах карболки, наблюдал, как над цветущими деревьями поднимается розовый круг солнца, и был счастлив. Только этот проклятый дождь портил всю идиллию весеннего утра. Жаркий и густой, как манная каша, дождь не приносил облегчения от жары.[21]
За окном всю ночь гремело, сверкало, а под утро пошел совсем безнадежный, прямо осенний дождь. Я раздернул шторы. «Первый раз в жизни я ночую не дома…» ― сказала она… Нет, все-таки следует начать чуть раньше… Она позвонила вечером, я только пришел домой, угодил под ливень, надо было переодеться… Я не сразу вспомнил ― кто и зачем. Очевидно, мы говорили долго, во всяком случае, я успел высохнуть. <...>
Очень странная была ночь. И неожиданная. Такой у меня никогда не было. Да, за окном сверкало, гремело, а под утро полил безнадежный осенний дождь. Мне никогда не вспомнить, о чем мы говорили, но говорили всю ночь, перебивая друг друга, и наши истории ― удивительное дело! ― были чем-то похожи, хотя мои начались на тридцать пять лет раньше.[22]
Он был Иуда, предатель, отправивший мать к чужим людям, за границу, куда ему самому никогда не будет ходу; упустивший любимую, отдавший свой дом захватчикам, без боя сдавший страну… До утра он не сомкнул глаз, а утром, под ледяным дождем отправившись на службу в тайном намерении истязать себя до последнего, узнал, что контора их разогнана, ― словно, вспомнив все и вернувшись к себе прежнему, он снова выпал из жизни и лишился места.[23]
Однажды рано утром над Простоквашино прошёл кислотный дождь. И там, куда попадали капли дождя, всё становилось белым! И трава, и коровы. <...>
― Дядя Фёдор, ― говорит кот Матроскин, ― пусть Шарик фоторужьём сфотографирует это безобразие. И фотографию мы пошлём в центральную газету. А потом будем всё раскрашивать.
Мне вспомнилось, как в то первое наше лето нам вдруг вздумалось устроить пикник в лесу. Целую неделю шли дожди, и в тот день погода с утра стояла дурная, но мы все равно поехали, загадав, что к полудню проведрится. В лесу было сыро, и с деревьев нас шумно осыпало крупным дождем. Михайла сидел на козлах, и, помню, мы долго хохотали над тем, как веткой у него смахнуло картуз.[24]
Когда я пытаюсь восстановить с самого начала, час за часом, наш предпоследний день, моя память выделывает странное, весьма досадное коленце. Она лжет, подсовывая мне вместо безнадежного августовского утра (где дождь, казалось, рыдал от визгливых матюгов дворничихи) ― вместо дождливого утра предосени ― спелое и безмятежное утро июня.[25]
И вот, идешь дорогой пыльной; Кругом ― всё поле сожжено, Струится с неба жар обильный, А твой цветок завял давно.
Он вырастал в тени спокойной,
Питался утренним дождем
И был заеден пылью знойной,
Спален полуденным лучом.[26]
Сырое утро; дождь едва стучит в окно; Дорога желтыми усыпана листами. Не видно неба, ― всё кругом оно Косматыми закрыто облаками… И болен я с природой заодно.
Глядеть кругом и скучно и досадно,
И злоба странная тревожит, давит грудь;
Встречаешь всё насмешкой беспощадной,
В прошедшее не хочешь заглянуть,
А стало б хоть смешно, коль не отрадно…[2]
За окном шумливо, что-то зазвенело,
Точно кто-то юный крылья развернул,
И ворвался в сердце празднично и смело
Пробужденной ночи благозвучный гул.
Я узнал, что это за окном рокочет,
Что стучится в стёкла. Это дождь весны!
Он звенит и плачет, он поет и хочет
Властно развенчать обманчивые сны.
О, как страстно сжалось сердце болью жгучей,
И как тускло пламя вкрадчивых свечей!
Я открыл окно: за розовою тучей
Теплилось мерцанье утренних лучей;
За плетнем осиныпод дождём блестели…
Жгучей влагой слез туманились глаза. Струны порвались, рыданья зазвенели,
И весенней каплей канула слеза…[27]
Домой он не на радость приходил:
И отдохнуть не смел ребёнок бедный.
Над Цицероном выбившись из сил,
Еще князей удельных он зубрил
До полночи, измученный и бледный,
Чтоб утром под дождём бежать скорей
В гимназию при свете фонарей.[3]
— Константин Случевский, «Я помню ночь. Мы с ней сидели…» (из цикла «Песни из уголка»), 1899
Она смотрела в даль сырую…
Я любовался без конца,
Как будто молодость былую
Узнал в чертах ее лица.
Она взглянула. Сердце сжалось, Огонь погас ― и рассвело. Сырое утро застучалось
В ее забытое стекло.[4]
— Александр Блок, «Я шёл во тьме дождливой ночи...», 15 марта 1900
Сегодня с утра дождь да тучи, под дождём так угрюм кёльнский Дом,
как дым, смутен облик могучий,
ты его узнаешь с трудом.[29]
Июль. Жара. Горячий суховей Взметает пыль коричневым циклоном, Несет ее далеко в ширь степей И гнет кусты под серым небосклоном. Подсолнечник сломало за окном.
Дымится пылью серая дорога,
И целый день кружится над гумном
Клочок соломы, вырванной из стога. <...> Но вот под утро сделалось темно. Протяжно крикнула в болоте цапля. И радостно упала на окно Прохладная, увесистая капля.
Еще, еще немного подождем.
Уже от туч желанной бурей веет.
И скоро пыль запляшет под дождём,
Земля вздохнет и степь зазеленеет.[30].
Солнце и снег, и дождь поутру. Редактор в поту, и очки сбиты: По первой странице — водой из труб — Хлынули дружно ряды петита.
По снежному полю на штурм орда, —
Черною дробью в снега впиться.
Стрелою накрест летал карандаш,
И руки в бессилье рвали страницы.[33]
Пасмурно стало В Атбасаре ―
Целое утро Дождь хозяйничал, Ветреный, долгий. В самую рань,
В зорю галочью, Красную до крови, Метлы шатались У темных бань,
Бились в окна Берёзы мокрые.[5]
Господи Исусе, чудно под Москвой, В Рузе и в Тарусе, в дрёме луговой! Дрёма луговая! Это к ней вчера
Не переставая липла мошкара.
Сока яз надлома не дал бледный хвощ.
Чувствовала дрёма: утром будет дождь![36]
.jpg)
.svg){kind=logo}
