Тропа́, тро́пка, тропи́на, тропи́нка — узкая дорожка без дорожного покрытия, стихийным образом протоптанная людьми или животными; локальный торёный путь маленького размера.
Название происходит от устаревшего русского глагола «тропать» (топтать или топать ногами, ходить со стуком). Ранее в России (на Руси) помимо грунтовых дорог (тракт, шлях и так далее) были и вьючные тропы, по которым мог передвигаться только вьючный транспорт. Тропа, тропка, тропи́на или тропинка может быть короткой, несколько десятков или сотен метров, после чего она выводит к более крупной (широкой) дороге. Хотя бывают и исключения, к примеру, горные тропы могут тянуться десятки и даже сотни километров.
В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть её сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по её каменистым тропам.[1]
— Карл Маркс. Предисловие к французскому изданию «Капитала», 18 марта 1872
Пустынно всё, но там журчат потоки,
Где я иду незримою тропой.[2]
...вы пойдёте по этой тропе и погибните в бездонной пучине болота, потому что это не сплошная тропа <а обманная>, это во время работ на болоте с одной стороны люди ходили за водой, и с другой ходили за водой, и, кажется, будто сплошная тропа.[7]
«Грибы мигрируют, ― сказал мне жук с рогами, ―
Они уходят с троп, где топчут их ногами...[10]
— Леонид Мартынов, «Грибы мигрируют, — сказал мне жук с рогами...», 1978
...вся тропа шевелилась, как живая. Пиявки лежали сплошным ковром, вожделенно покачивая головками. По краям на кустиках и веточках тоже сидели пиявки. Мириады! Мириады пиявок![11]
...кабанья тропа — настоящая магистраль: здесь на путях перемещения животных стерегут добычу хищники и находят пропитание двукрылые насекомые (гнус).[13]
— Алексей Емельянов, «Биологические сигнальные поля — ведущий фактор в саморегуляции природных сообществ», 2009
Тропа, ведущая на противоположную сторону, до половины пути деревянная. Руководство Забайкальского национального парка решило ничего не трогать на острове, не чистить лес, поэтому засыпанные прошлогодними лиственничными иголками ступеньки органично вписываются в окружающую природу.[14]
— Владимир Маслюков, «На Ушканьих островах», 2008
В природе почти нет трансформаций среды, которые использовались бы одним видом и были полезны лишь ему. Всякая организация есть вклад в стабильность существования биоценоза. Так, кабанья тропа — настоящая магистраль: здесь на путях перемещения животных стерегут добычу хищники и находят пропитание двукрылые насекомые (гнус). Тропы стадных копытных не единственный пример адаптирования местности под потребности вида.[13]
— Алексей Емельянов, «Биологические сигнальные поля — ведущий фактор в саморегуляции природных сообществ», 2009
На днях я послал Бергу два стихотворения, из которых одно начинается стихом: «Ель рукавом мне тропу занавесила». Этот лесной рукав возник в моем воображении раньше, чем я увидал, что повторяю внесенную тобою в русскую поэзию прелестную рифму: занавесил и весел. Чтобы хоть сколько-нибудь исправить намёк на кражу, я в настоящую минуту переправил для печати вместо бывшей: «тропу занавесила» — «тропинку завесила». Если бы я как-нибудь мог справиться с моим образом, то переменил бы весь куплет.[15]
Перейдя Катунь у самого выхода потока из ущелья, мы оставили лошадей на береговой площадке в 2 кв. саж. и начали карабкаться на террасу по очень крутому склону в виду водопада. <...> Подниматься довольно трудно; особенно мешает ерник, ветки которого пружинят под ногой и сталкивают назад; немного легче итти травой, но и здесь ноги постоянно запутываются в густом сплетении. К нашему благополучию, мы набрели на широкую тропу, недавно промятую медведем, и по ней поднимались довольно легко.[16]
Там, где ранее было древнее устье, тропа взбирается на гору и идет по карнизу. Отсюда открывается великолепный вид на восток ― к морю, и на запад ― вверх по долине. Слева характер горной страны выражен очень резко. Особенно величественной кажется голая сопка, которую местные китайцы называют Кита-шань, а удэгейцы ― Дита-кямони, покрытая трахитовыми осыпями. По рассказам тазов, на ней раньше водилось много пятнистых оленей, но теперь они почти все выбиты. Внизу, у подножия горы, почти на самой тропе, видны обнажения бурого угля.[17]
Отойдя от бивака версты четыре, я нашел маленькую тропинку и пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил её и пошёл целиною. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.[17]
Елань. Была тропа по мочежине(?), и по ту сторону ее тропа продолжалась, значит, люди тут ходят, но вы пойдете по этой тропе и погибните в бездонной пучине болота, потому что это не сплошная тропа <а обманная>, это во время работ на болоте с одной стороны люди ходили за водой, и с другой ходили за водой, и, кажется, будто сплошная тропа.[7]
Тропа на перевал поднимается от ручья на хребет и, пройдя по хребту метров 50, спускается с него вправо к балагану на небольшой сырой лужайке. Это — единственный небольшой спуск на пути этого дня, дальше идет неуклонный подъем ореховым кустарником и лужайками. Есть зарубка, тропа хорошо видна везде, кроме лужаек, где она заросла травой. Тропа идет лощиной. Лес, сначала лиственный, потом пихтовый, тянется, выше справа и слева от тропы, за кустарником. <...> На высоте около 1 700 м от тропы влево отходит маленькая тропа, которая через 50 шагов приводит к огромной пихте — обычному месту привалов на этой дороге.[18]
Я вполне могу допустить, что хорошенькая героиня, спасаясь бегством, может оказаться на извилистой и опасной горной тропе. Менее вероятно, но все же возможно, что мост над пропастью рухнет как раз в тот момент, когда она на него ступит. Исключительно маловероятно, что в последний момент она схватится за былинку и повиснет над пропастью, но даже с такой возможностью я могу согласиться. Совсем уж трудно, но все-таки можно поверить в то, что красавец ковбой как раз в это время будет проезжать мимо и выручит несчастную. Но чтобы в этот момент тут же оказался оператор с камерой, готовый заснять все эти волнующие события на пленку, — уж этому, увольте, я не поверю!
Бамбук медленно горит, освещая нам путь. Трудно идти по еле заметной, скользкой, размытой дождем глинистой тропинке. На пути — подъемы и спуски по вырубленным в глине скользким ступеням. Справа и слева от тропы ― стена непроходимых джунглей. В этих зарослях вьетнамских джунглей нашли себе могилу тысячи и тысячи солдат французского экспедиционного корпуса.[19]
— Роман Кармен, «Но пасаран!» (часть вторая), 1972
У меня создалось впечатление, хотя, конечно, я могу ошибаться, что Стругацкие в некотором смысле идут протоптанными мною тропами, но делают это самостоятельно и умно, иначе говоря, за таких «учеников» нисколько не стыдно.[20]
— Заросшую тропу в ельник опознаешь и через много лет. Тянется сквозь темный ельник узенькая полоска осинок, березок, рябинок ― зеленая извилина памяти. А по кольцам на срезе можно даже узнать, когда тут была тропа. Долгая память леса…[9]
Я, признаться, совсем забыл про своих маленьких врагов. Включили фонарик, и я от неожиданности отпрянул назад ― вся тропа шевелилась, как живая. Пиявки лежали сплошным ковром, вожделенно покачивая головками. По краям на кустиках и веточках тоже сидели пиявки. Мириады! Мириады пиявок! Подобного видеть еще не приходилось. «Что же здесь будет в сезон дождей?» ― с грустью подумал я.[11]
Все свои учёные степени Длинный Билл получил в скотоводческом лагере и на степной тропе. Удача и бережливость, ясная голова и зоркий глаз на таящиеся в тёлке достоинства помогли ему подняться от простого ковбоя до хозяина стад.
Густо колосится рожь, за нею — сырые стены города и замка, куда я направляю путь. Если наклониться во ржи, чувствуешь себя в России: небо синее, и колосья спутанные, и пробитая среди них тропа.
Ты позвал нас, Давид, — и мы пришли. Уже давно мы ждали, безмолвные, твоего милостивого зова, и до самых дальних пределов земли разнесся твой клич, Давид. Почернели дороги от людей, шевельнулись глухие тропы, и узкие тропинки налились шагами, и скоро большими дорогами станут они — и как вся кровь, какая есть в теле, бежит к единому сердцу, так к тебе, единому, идут все бедные земли.[3]
— Леонид Андреев, «Анатэма», трагическое представление в семи картинах, 1909
Тропка, на которую выходит партия, ведет из деревни Тои в выселок Заболотье: там у чигина она переползает по жердям через Баксу и ― по пихтовнику и кедровому лесу, и трясинам ― уходит к выселку. За поскотиной, Тоинской, начинается кедровник ― густеющие темно-серые стволы с размашистыми сучьями и в курчавых шапках.[22]
— Владимир Ветров, «Кедровый дух», 1920-1929
...решил он итти по Баксе, берегом, не показываясь на реку до самой тропки на Заболотье. С час, как издалека слышались частые горошистые выстрелы, но потом всё смолкло, а помутившейся головой, в которой как гарь стояла, Иванов, конечно, не мог представить в чем дело. После того обочиной тропы шел он долго, заплетаясь ногами спотыкаясь, хлюпая в мочежинах, путаясь в зарослях, подпираясь винтовкой, и, ― наконец, ― упал боком меж кочек в сограх в ржавую воду…[22]
— Владимир Ветров, «Кедровый дух», 1920-1929
Григорий упал на нары, хотел ещё блуждать в воспоминаниях по исхоженным, заросшим давностью тропам, но сон опьянил его; он уснул в той неловкой позе, которую принял лёжа...[23]
― Слава те, и сам я не пень лесной!.. Ладно, подымайтеся, а то всю воду выпьете у меня… ― И двинулся напрямки, без тропки.
Калина шёл впереди, а в лысине его, нагоняя дрему, мерцал звездный свет. Пленники тащились следом, еле волоча ноги, цеплявшиеся за коренья и плауны. Недавний страх без остатка растворился в непреодолимом желании сна…[24]
...нельзя жертвовать человеческими жизнями ради любви двух отдельных лиц. Ты предупреди своих соплеменников, Данта, чтобы не нарушали границу. В них будут сразу же стрелять. Прощай и помни, что тропа мира лучше, чем тропа войны.[25]
У мужиков тем временем своё: собирают валежины, хламье всякое, кромсают лопатами на куски натасканные половодьем осочные пласты, наваливают на подводу и отвозят прочь. После того стоит луг зелен до самой осени, лишь цветы переменяет: то зажелтеет одуваном, то сине пропрянет геранькой, а то закипит, разволнуется подмаренниками. А уже к предлетью, когда выровняются деньки, на лугу наметятся первые тропки. Глядеть с деревенской высоты, так вон сколь их протянется к Остомле. Каждые три-четыре двора топчут свою тропу: у кого там лодка примкнута, у кого вентеря поставлены, кто по лозу, а кто с бельем и пральником.[26]
Маша подумала, что жил когда-то на свете начальник, который велел проложить через лес асфальтовую дорогу, но потом выяснилось, что она никуда не ведет, и про нее забыли. Грустно было Маше глядеть на это, и собственная жизнь, начатая двадцать пять лет назад неведомой волей, вдруг показалась ей такой же точно дорогой – сначала прямой и ровной, обсаженной ровными рядами простых истин, а потом забытой неизвестным начальством и превратившейся в непонятно куда ведущую кривую тропу.
Урок твой добрый. Только, милый брат,
Не будь как грешный пастырь, что другим
Указывает к небу путь тернистый,
А сам, беспечный и пустой гуляка,
Идёт цветущею тропой утех,
Забыв свои советы.
Не ветер бушует над бором, Не с гор побежали ручьи, Мороз-воевода дозором Обходит владенья свои.
Глядит — хорошо ли метели
Лесные тропы занесли,
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли?
Сегодня в ночь одной тропою Тенями грустными прошли
Определенные судьбою
Для разных полюсов земли.[28]
— Александр Блок, «Сегодня в ночь одной тропою...», 19 марта 1900
Темно, темно! На улице пустынно… Под музыку осеннего дождя Иду во тьме… Таинственно и длинно Путь стелется, к теплу огней ведя. <...>
Пустынно всё, но там журчат потоки,
Где я иду незримою тропой.
Они в душе родятся одиноки,
И сердца струн в них слышится прибой.[2]
Где-то есть тропа мечтательная.
Правда в ней, а в жизни ложь. <...>
Только где же указательная
К ней рука? — не разберёшь.
Где-то есть тропа мечтательная,
Как найти её сквозь ложь?[5]
— Фёдор Сологуб, «Где-то есть тропа мечтательная…», 31 марта 1913
Дуй, дуй, Дувун! Дуй в дудки, в трубы!
Стон, плач, вздох, вой, ― в тьму, в ум, здесь, там…
Где травы, трапы, троны? ― Трупы
Вдоль троп. Всё ― топь. Чу, по пятам Плач, стон из туч, стон с суши к струйным
Снам, Панов плач по всем гробам.
Пой в строки! в строфы! строем струнным
На память мяты по тропам![6]
А под кувшинками в жидком сале
Черные сомы месяц сосали; Месяц сосали, хвостом плескали, На жирную воду зыбь напускали. <...>
Тропка в трясине, в лесу просека
Ждали пришествия человека...[8]
↑ 12Алексей Емельянов. Биологические сигнальные поля — ведущий фактор в саморегуляции природных сообществ (лекция). — М.: «Наука и жизнь». № 1, 2009 г.
↑В. Маслюков. На Ушканьих островах. — М.: «Наука и жизнь». № 4, 2008 г.
↑Афанасий Фет. Собрание сочинений в двух томах. Том 2. — М. Художественная литература, 1982 г.
↑В. В. Сапожников. По русскому и монгольскому Алтаю. — М.: Государственное издательство географической литературы, 1949 г.
↑ 12В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
↑Е. Е. Холодовский. По Горной Абхазии. — М.-Л., «Физкультура и туризм», 1931 г.
↑Роман Кармен. Но пасаран! — М.: Советская Россия, 1972 г.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
