Учёный — 1) специалист в одной или нескольких областях какой-либо науки, работающий в системе научного знания. Как правило, учёными называют людей, применяющих в своих исследованиях научный метод. Понятия «учёный» и «наука» прошли долгий путь развития и их понимание в разных обществах культурах может существенно различаться.
В просторечном языке или на жаргоне слово «учёный» (человек, имеющий определённый житейский опыт, чаще всего отрицательный) имеет также иронический или уничижительный оттенок. Так, дети нередко обзывают тех, кто выделяется из общей среды «профессоришками» или «кое-какими учёными», например: «доцентами».
2) Тот, кого учили, знающий (первоначально главное значение).
Что же касается до нас, учёных, то мы истинные друзья народа, потому что мы, по убеждению и по воспитанию, рабы закона, налагаемого наукой и сегодня изменяющего судьбы всего мира.[1]:68
...Значение учёного <...> в современном государстве непрерывно растёт. Однако не будем забывать, что соответственно растут и его обязанности по отношению к другим людям.[1]:68
— Марселен Бертло
Прежде на учёных смотрели, как на небольшую группу любителей и праздных людей, живших за счёт тружеников и занимавшихся наукой лишь ради любопытства и собственного развлечения. Это несправедливое мнение, это предубеждение, которое неверно отражало нашу привязанность к истине и наши заслуги, исчезло, когда развитие науки показало, что законы природы применимы на практике промышленности, результатом чего явилась полная смена старых методов на более прогрессивные, основанные на наблюдениях и опыте. Кто сегодня осмелится смотреть на науку как на бесплодную забаву, когда она обеспечивает общий рост личного и наднационального богатства... Наука – благодетельница человечества.[2]
— Марселен Бертло (из речи на своём 75-летнем юбилее, 1902 год)
Главная обязанность учёного, говорит Бертло, не в том, чтобы пытаться доказать непогрешимость своих мнений, а в том, чтобы всегда быть готовым отказаться от всякого воззрения, представляющегося недоказанным, от всякого опыта, оказывающегося ошибочным.[1]:67
Познание истины для настоящего учёного есть акт бескорыстный, и созерцание истины приводит в такой же экстаз, как и созерцание красоты.[1]:67
— Лев Берг
Учёный обязательно должен учиться, учиться, несмотря на все свои успехи, свои достижения, всю жизнь до гроба. Громадная наука была до него, громадная наука развивается рядом с ним, в родной стране и во всём мире, громадная наука будет после него. Какой бы отраслью знаний ни занимался молодой учёный, он должен много, внимательно и критически читать, он должен знать несколько языков, ибо иначе для него будет закрыто очень многое, иногда самое важное.[1]:120
Дисциплина учёного заключается в том, что он посвящает себя поискам истины. Эта дисциплина порождает желание идти на любые жертвы — будь то жертвы материальные или даже в крайнем случае жертва собственной безопасностью.
Для каждого настоящего учёного от его первых шагов в науке до момента ухода из жизни совершенно необходимо обладать весьма обострённым чувством нового. [1]:53
Главный инструмент любого исследователя – это его мысль. И всё то, что мы определяем словом «эффективность учёного», в итоге определяется такими хрупкими понятиями, как вдохновение, раскованность, сосредоточенность, творческий подъём, рабочее настроение. [1]:54
Хороший учёный, когда преподаёт, всегда учится сам. Во-первых, он проверяет свои знания, потому что, только ясно объяснив другому человеку, можешь быть уверен, что сам понимаешь вопрос. Во-вторых, когда ищешь форму ясного описания того или иного вопроса, часто приходят новые идеи. В-третьих, те, часто нелепые, вопросы, которые задают студенты после лекций <...> заставляют с совершенно новой точки зрения взглянуть на то явление, к которому подходим всегда стандартно, и это тоже позволяет творчески мыслить. [1]:55
Не случайно академик Семенов, выступая как-то перед молодежью, отметил: «У настоящего ученого занятие наукой является непреодолимой потребностью, более того, подлинной страстью, которая всегда ведь романтична». Не станем более проводить рискованные параллели и искать в детских чертах сходство с тем бронзовым бюстом дважды Героя Социалистического Труда, который установлен в Саратове на пересечении улиц Н. Вавилова и Астраханской. Упомянем лишь об одной черте характера, которая проявилась очень рано: не доверять никаким авторитетам и проверять все самому. В голове юного скептика никак не укладывалась школьная премудрость, что обыкновенную поваренную соль дает соединение мягкого металла натрия и ядовитого газа хлора. Он не просит объяснить ему, как такое может случиться, он должен убедиться в этом сам. «Я у себя дома сжег кусочек натрия в хлоре, ― вспоминает академик, ― и, получив осадок, посолил им кусок хлеба и съел его. Ничего не скажешь: это была действительно соль!»[3]
— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986
...В математике на самостоятельные исследования в большинстве случаев приходится наталкиваться путём чтения мемуаров других учёных.[1]:232
Жизнь великого учёного в лаборатории – вовсе не спокойная идиллия, как думают многие; она чаще всего – упорная борьба с миром, с окружением и с самим собой. Великое открытие не выходит готовым из мозга учёного, как Минерва в доспехах из головы Юпитера, оно есть плод предварительного сосредоточенного труда. Среди дней плодотворной работы попадаются и дни сомнений, когда ничего как будто не получается, когда сама материя кажется враждебной, и тогда приходится бороться с отчаянием.[1]:174
Я отношусь к тем, кто убеждён в великой красоте науки. Учёный в своей лаборатории — не только специалист. Это также и ребёнок, стоящий перед явлениями природы, которые поражают его, как волшебная сказка. Мы должны суметь рассказать другим об этих чувствах. Мы не должны мириться с мнением, что весь научный прогресс сводится к механизмам, машинам, зубчатым передачам, хотя и они сами по себе тоже прекрасны.
Нельзя подавить в себе чувства горечи, когда подумаешь, что эта милость оказалась для него первой и последней, что первоклассный французский учёный в конечном счёте никогда не имел подходящей лаборатории, хотя его большое дарование проявилось уже тогда, когда ему было только двадцать лет.
Когда учёный видит нечто, что кажется ему техническим открытием, он хватается за это «нечто», осуществляет его и только потом задаёт вопрос, какое применение найдёт открытие, –– потом, когда само открытие уже сделано. [1]:58
Каждый учёный должен принимать участие в конкурентной борьбе, которую ведёт его парадигма, и находиться под принуждающим воздействием своей дисциплинарной матрицы.
...Дело чести учёного перед лицом несчастья пожертвовать всем ради попытки помочь от него избавиться. Поэтому, может быть, я дал молодым учёным благотворный пример длительных усилий в разрешении трудной и неблагодарной задачи.[1]:79
Для поверхностного наблюдения научная истина не даёт места никаким сомнениям: логика науки непогрешима, и если учёные иногда ошибаются, то это потому, что они забывают логические правила.[1]:112
Учёный изучает природу не потому, что это полезно: он изучает её потому, что это доставляет ему удовольствие, потому, что она прекрасна. Если бы природа не была прекрасной, она не стоила бы того труда, который тратится на её познание, и жизнь не стоила бы того труда, чтобы её прожить. Я, конечно, не говорю здесь о той красоте, которая поражает наши чувства, о красоте качеств и внешней формы вещей; нельзя сказать, чтобы я относился к ней с пренебрежением, – я далёк от этого, – но просто она в стороне от науки. Я говорю о той красоте, более интимной, внутренней, которая сквозит в гармоничном порядке частей и которую воспринимает только чистый интеллект <...> красота, воспринимаемая интеллектом, есть красота самодовлеющая, существующая сама для себя, и это ради неё, быть может, более чем для будущего блага человечества, учёный обрекает себя на многолетнюю и утомительную работу.[1]:173
Рабочий день учёного – понятие скорее физиологическое, для многих он – весь период бодрствования и вся жизнь. Поэтому для успешного занятия наукой требуется отменное здоровье и чётко выработанный индивидуальный режим труда и передышек. [1]:60
Добросовестный учёный может видеть свой долг и в том, чтобы предупреждать об опасности, которую несут с собой некоторые открытия, и протетовать против неправильного их применения сейчас или в будущем.[1]:83
Но даже учёного, работающего в области прикладных наук, очевидно, привлекала в науку прежде всего интеллектуальная сторона его дела, его воображение поразило переплетение нитей, казалось бы, совершенно различных проблем. [1]:61
Валентин Турчин, «Защита диссертации» (нач. 1960-х): см. последнюю цитату в статье — ироничное описание социологии учёных на современном этапе развития науки.
Учёный должен быть человеком, который стремится выслушать любое предположение... [1]:62
…когда какая-нибудь ничтожность, маленький человечек делает открытие, то это не только заставляет их [учёных] без серьезного разбора и рассмотрения отрицать, но и завидовать. И отрицание превращается в преследование и глумление. Они чувствуют личное оскорбление от ненавистного гения, так как открытие сделано не ими и не их классом. Признай они его, им скажут: «А почему же не вы сделали это изобретение? На своем ли вы месте, не забрались ли высоко?»
Поскольку нам, учёным, уготована трагическая участь – ещё более повышать чудовищную эффективность средств уничтожения, наш самый торжественный и благородный долг состоит в том, чтобы всеми силами воспрепятствовать использованию этого оружия для тех жестоких целей, для которых оно было изобретено.[1]:85
Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берёт начало из области религии. Оттуда же — вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего учёного без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии — хромá, а религия без науки — слепá.[5]
Перед учёным всегда две опасности – повторить открытие и не сделать его. Эрудиция спасает от первой. От второй – увлечённость своей работой, преданность ей. В науке надо иметь свой голос и говорить своё слово.[1]:146
Изучение природы создаёт людей не хвастливых и велеречивых, и не выставляющих напоказ образование, предмет соперничества в глазах толпы, но людей смелых...[1]:87
Ежели учёный... при учёности своей злое имеет сердце, то достоин сожаления и со всем своим знанием есть сущий невежда, вредный самому себе, ближнему и целому обществу.[1]:78
Учёный человек, занятый своим делом, погруженный в свои размышления, не имеет времени являться в общество и приобретать навык к суетной образованности, подобно праздному жителю большого света. Мы должны быть снисходительны к его простодушной грубости, залогу добросовестности и любви к истине. Педантизм имеет свою хорошую сторону. Он только тогда смешон и отвратителен, когда мелкомыслие и невежество выражаются его языком.[6]
Doctoribus atque poetis omnia licent — отвечал он и продолжал читать: — явление первое. Театр представляет собой померанцевую рощу... Но какие же померанцевые рощи в Москве? Doctoribus atque poetis omnia licent,[комм. 1] — снова произнёс он с некоторой досадой.[7]
Занятия эти, очевидно, долго не кончатся, потому что им, очевидно, и конца быть не может, и потому учёным некогда заняться тем, что нужно людям. И потому опять со времен египетской древности и еврейской, когда уже была выведена пшеница и чечевица, до нашего времени не прибавилось для пищи народа ни одного растения, кроме картофеля, и то приобретённого не наукой.[8]
В действительности я не учёный, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я не кто иной, как конкистадор — искатель приключений, если хотите перевести это — со всем любопытством, дерзостью и настойчивостью, свойственной людям этого сорта.
— Зигмунд Фрейд, из письма Вильгельму Флиссу, 1 февраля 1900
Если дурак написал 100 литературных или научных прейскурантов, перевёл 100 ненужных книг и изучил 100 живых и мёртвых языков — его по всей справедливости не следует называть за это «маститым».[9]
По мнению Толстого, только тот может быть признан настоящим учёным, кто трудится «для пользы народа» и направляет свою деятельность на «участие в борьбе с природою за свою жизнь и жизнь других людей».[1]:77
Машеньке нравились учёные люди. Правда, она пока знала только двух учёных — своего дедушку, Николая Ивановича, и этого толстого человека, которого она про себя звала Володей, а вслух Владимиром Владимировичем. Но и по этим двум людям она составила себе ясное представление о том, кто такие учёные. Это люди, которые чего-либо не знают. Большой, и как говорили о нем все, когда его не было, учёный Володя, например, не знал, как кричит ишак. И когда увидел заспиртованного богомола, спросил, не кусается ли этот жук. Дедушка за столом спрашивал, где находится какой-то город с названием, похожим на ужа — длинным и вьющимся, — она забыла каким. Или: как зовут какую-то живую королеву? …
А вот бабушка и мама, например, всегда всё знали.
В юности он <Пьер Кюри> формулировал свое призвание несколько отвлеченно: «Из жизни сделать мечту, а из мечты ― реальность». Скоро реальностью его жизни стал твердо и сознательно избранный им путь учёного. Он оставался при этом мечтателем, но у него не было никаких иллюзий: он знал, что этот путь усеян острыми камнями и усажен терниями. Бесстрашный человек, не остановившийся однажды перед тем, чтобы изувечить себе руку радием для получения быстрого ответа на интересовавший его вопрос о действии радиоактивных излучений на живую ткань, он боялся одного: распыления времени. Борьбу с этим злом он считал вопросом жизни и смерти для учёного.[10]
Учёный спорит крепко, что знает науку,
Нужно по-гречески врать, приводит всех в скуку;
Разве изо ста творцов на память читает,
Со всем тем малоумным себя объявляет.
Ах, как учён Дамис, весь мир наук,
Весь мир познаний им измерен!
Да, голова его порядочный сундук,
Но от которого, к несчастью, ключ потерян.[11]:с.111
...ведь с ним говорили греки,
и классов не понял толком
хозяин библиотеки,
в которой одна полка;
на гулкой латыни учёный,
оглохший от меди этой, ―
он видел на саблях ЧОН’а
закат университетов...
Ну, а завтра спросят дети,
Навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
Кандидаты в доктора?»
— Владимир Высоцкий, «Письмо в редакцию телевизионной передачи "Очевидное — невероятное" из сумасшедшего дома»
Петька встречает на московской улице Василия Ивановича, слушателя военной академии, с пухлым портфелем под мышкой.
— Что, Василь Иваныч, небось, докторская?
— Подымай выше, Петька: краковская!
↑ «Doctoribus atque poetis omnia licent...» – здесь Некрасов перефразирует известное латинское изречение о художниках и поэтах: «Учёным и поэтам всё дозволено».
↑ 12Русская эпиграмма / составление, предисловие и примечания В. Васильева. — М.: Художественная литература, 1990. — Серия «Классики и современники».
↑ 123Всё по науке. Афоризмы / составитель К. В. Душенко — М.: Эксмо, 2005.
↑Физики продолжают шутить. Сборник переводов. Составители-переводчики: Ю. Конобеев, В. Павлинчук, Н. Работнов, В. Турчин. — М.: Издательство «Мир», 1968
.jpg)
.svg){kind=logo}
