Хлор (от греч.χλωρός — «жёлто-зелёный»; обозначается символом «Cl») — химический элемент 17-й группы, третьего периода периодической системы (по устаревшей классификации принадлежит к главной подгруппе VII группы, или к группе VIIа) с атомным номером 17. Химически активный неметалл и сильный окислитель, второй по атомной массе элемент из группы галогенов. Как простое вещество при нормальных условиях хлор представляет собой ядовитый двухатомный газ (формула Cl2) желтовато-зелёного цвета с резким запахом, напоминающим озон или фтор и сладковатым, «металлическим» вкусом.
Элементарный хлор в 1774 году выделил шведский химик Карл Шееле, описавшим его выделение при взаимодействии пиролюзита с соляной кислотой. Шееле отметил запах хлора, схожий с запахом царской водки, его способность взаимодействовать с золотом и киноварью, а также его отбеливающие свойства. Однако Шееле, в соответствии с господствовавшей в химии того времени теорией флогистона, предположил, что хлор представляет собой дефлогистированную муриевую (соляную) кислоту. Только в 1811 году Гемфри Дэви удалось разложить электролизомповаренную соль на натрий и хлор, доказав элементарную природу последнего. Он же предложил для нового элемента название «хлорин» (chlorine). Спустя год Ж. Гей-Люссак «сократил» название до хлора (chlore). В том же 1811 году немецкий физик Иоганн Швейгер предложил для хлора название «галоген» (дословно солерод), впоследствии этот термин закрепился за всей 17-й (VIIA) группой элементов.
...дома всех встретили вонючей хлористой известью, «уксусом четырех разбойников» и такой диетой, которая одна без хлору и холеры могла свести человека в постель.[3]
В город меня не впустили, заставив тюки с бумагами перекинуть через рогатку; длинными щипцами срывали упаковку, потом надкалывали конверты и окуривали хлором.[4]
— Фёдор Торнау, «Воспоминания о кампании 1829 года в Европейской Турции», 1869
Медицина на Сахалине обходится очень дорого, между тем лазарет дезинфицируется «через обкуривание хлором», вентиляций нет...[5]
...во всех зданиях университета Лобачевский всеми мерами старался о поддержании чистоты, сухости и освежении воздуха посредством окуривания хлором и уксусом; платье и постели больных Лобачевский приказывал сжигать.[6]
— Екатерина Литвинова, «Н. И. Лобачевский. Его жизнь и научная деятельность», 1895
...яд хлор, соединенный с ядом натрием, образует хлористый натрий, поваренную соль, безвредность которой не может быть мыслима в синтезируемых понятиях о хлоре и натрии...[7]
Вдыхание концентрированных паров хлора производит у человека сильные припадки кашля, судорожное закрытие гортани и через несколько мгновений ― смерть при явлениях паралича сердца.[8]
В помещениях, где просеивается известь и где вводится хлор, господствует, по словам Гирта, такая атмосфера, о которой трудно составить себе понятие; густые, почти непроницаемые белые облака пыли делают нераспознаваемыми даже близкие предметы, а пары хлора, содержащиеся в воздухе, вызывают у непривычных людей сильный кашель.[8]
Уже вскоре после открытия первых изотопов <...> выяснилось, что обычный хлор предполагает смесь двух «хлоров»...[10]
— Фёдор Пермяков, «Изотопы», 1936
Но почему же пламя из бесцветного сделалось желтым? Что окрасило его в желтый цвет — газ хлор или металл натрий? Чтобы узнать это, Бунзен решил повторить опыт, но только вместо поваренной соли взять вещества, в которых будет натрий, а хлора не будет, — например, соду, глауберову соль, бромистый натрий.[11]
В пламени соль распадается на хлор и натрий, светится натрий.[12]
— Сергей Вавилов, «Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении», 1941
Важнейшим природным соединением хлора является хлорид натрия (поваренная соль) NaCl, который служит основным сырьём для получения других соединений хлора.[13]:340
Хлор находится в периодической системе прямо над бромом и гораздо более ядовит при вдыхании. <...> В результате отравления хлором кожа жертвы желтеет, зеленеет и чернеет, на глазах развивается катаракта. Несчастные попросту захлебываются жидкостью, которая быстро накапливается у них в лёгких.[15]
Именно по вине Габера потешные перестрелки бромовыми снарядами уступили место безжалостным хлорным бойням, которые красочно описаны в исторических книгах.[15]
Смола, получаемая действием воздуха из кониина, по Блиту, составляет продукт, переходный к бутириновой кислоте, которую кониин дает при сильном окислении. Анилин с бертолетовой солью и хлороводородной кислотой дает хлоранил и пятихлороспироловую кислоту. Хинолин также окисляется этим средством и дает аморфную массу, которая далее не исследована. Стрихнин, окисляемый теми же реагентами, дает, по Руссо, особую кислоту, которую он назвал стрихниновою; а при действии хлора, по Пеллетье, получается особый окисленный продукт, содержащий хлор.[16]
— Александр Бутлеров, «Теоретические и экспериментальные работы по химии», 1851-1886
Ввиду того, что до сих пор еще не выяснено, в каком состоянии хлор находится в хлоргидратах терпентинного масла, я, желая хотя бы напасть на правильный след и одновременно определить рациональный состав монохлоргидрата, предпринял ряд опытов, подвергнув эти вещества действию некоторых химических реагентов, чтобы получить таким образом продукты двойного разложения. Хлоргидрат был приготовлен из масла, которое продается здесь под названием французского скипидара, путем введения сухого хлористоводородного газа в перегнанное и охлажденное до 0° масло; полученная искусственная камфора была очищена отжиманием, промыванием раствором соды и перекристаллизацией из винного спирта. <...>
Одновременно образуется небольшое количество пузырьков газа, которые, при зажигании, сгорают зеленоватым пламенем (вероятно, пары хлористого этила). Перегнанный продукт бесцветен, имеет характерный запах камфоры и, повидимому, не содержит хлора. При нагревании монохлоргидрата с дестиллированной водой до+ 170° выделяется небольшое количество хлороводорода, однако большая часть камфоры остается неизмененной.[16]
— Александр Бутлеров, «О монохлоргидрате терпентинного масла, или искусственной камфоре», 1866
Мы видели, что из одиннадцати перечисленных элементов (двенадцатый, кремний, не оказался необходимым) семь элементов золы: фосфор, сера, хлор, калий, кальций, магний и железо, а также азот поступают через корень. <...> Итак, исключив кремнезём из приведенного во второй главе списка элементов золы и заместив его необходимым азотом, получим восемь тел, исчерпывающих список веществ, которые безусловно необходимо доставить корню для питания растения. Четыре из них ― азот, фосфор, сера и хлор ― образуют кислоты; эти кислоты, соединяясь попарно с четырьмя металлами ― калием, кальцием, магнием и железом, образуют четыре соли. Этими четырьмя солями ограничивается вся потребность корня; из них-то и приготовляются те питательные растворы, в которых произведены описанные выше опыты. Самая бесплодная почва, политая этим раствором, делается плодородной в смысле полной пригодности ее для питания растения. Таковы блистательные по своей простоте результаты, к которым привело изучение физиологии корня.[17]
Вдыхание концентрированных паров хлора производит у человека сильные припадки кашля, судорожное закрытие гортани и через несколько мгновений ― смерть при явлениях паралича сердца. При меньшей, но все-таки еще довольно значительной концентрации хлорных паров является кровохарканье вследствие изъязвления слизистой оболочки дыхательного горла и бронхов, а равно и хронические воспаления легких. Субъекты, проработавшие много лет в атмосфере, в которой содержатся хлористые пары, весьма редко пользуются хорошим здоровьем, а большей частью страдают хроническими катарами бронхов и желудка. Главным образом подвержены вдыханию хлора рабочие, занимающиеся добыванием хлорной извести и белением тканей, но при принятии некоторых мер предосторожности можно легко избежать наиболее опасных последствий вдыхания хлора; этим объясняется факт, что, по словам Гирта, рабочие в названных производствах, кроме легких желудочных катаров и некоторого притупления обоняния, пользуются довольно хорошим здоровьем; то же самое можно сказать о рабочих на фабриках писчей бумаги, также подверженных вдыханию хлора.[8]
Кроме механического задерживания пыли, респираторы могут быть употребляемы для химического очищения вдыхаемого воздуха: так, например, при добывании хлора и его соединений весьма полезно привязывать к лицу губки, смоченные алкоголем, потому что хлор образует с алкоголем безвредное соединение... <...>
Пары хлора вдыхаются рабочими главным образом при фабрикации белильной извести, а именно при заряжении камер свежею известью, так как при этом развивается особенно много паров хлора. Это занятие вообще должно быть признано очень нездоровым и вредным для организма. В помещениях, где просеивается известь и где вводится хлор, господствует, по словам Гирта, такая атмосфера, о которой трудно составить себе понятие; густые, почти непроницаемые белые облака пыли делают нераспознаваемыми даже близкие предметы, а пары хлора, содержащиеся в воздухе, вызывают у непривычных людей сильный кашель.[8]
Состав атмосфер может быть очень разнообразным для существ с легкими. Не кислород один дает энергию: натрий горит в углекислом газе и хлоре. Таких примеров химия может дать множество.[9]
Тонкими платиновыми щипчиками взял он маленький кристаллик соли и сунул в пламя горелки. Бесцветное пламя сразу перестало быть бесцветным. Как только попала в него поваренная соль, оно разгорелось ярче и пожелтело. А комнату наполнил удушливый запах хлора. Этому запаху Бунзен не удивился. Ведь поваренная соль состоит из двух веществ: хлора и натрия. Вот она и распалась на свои составные части в жарком пламени горелки, и хлор растекся по комнате. Но почему же пламя из бесцветного сделалось желтым? Что окрасило его в желтый цвет — газ хлор или металл натрий? Чтобы узнать это, Бунзен решил повторить опыт, но только вместо поваренной соли взять вещества, в которых будет натрий, а хлора не будет, — например, соду, глауберову соль, бромистый натрий. Если пламя и при этих опытах окрасится в желтый цвет — значит, все дело в натрии. Так и оказалось: и от соды, и от глауберовой соли пламя сразу пожелтело.[11]
Разница в том, что в случае пламени получаются светящиеся линии на темном фоне, а от Солнца, наоборот, ― черные линии на блестящем фоне спектра. В пламени соль распадается на хлор и натрий, светится натрий.[12]
— Сергей Вавилов, «Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении», 1941
Измерения Астона, а затем и многих других исследователей <...> показали, что, повидимому, все элементы являются смесями изотопов. <...> Открытие изотопов вызвало ряд новых вопросов чрезвычайно широкого охвата. Уже вскоре после открытия первых изотопов, когда выяснилось, что обычный хлор предполагает смесь двух «хлоров», оказалось, что эта смесь, откуда бы ее ни добывали (из морской воды, из минералов африканского или канадского происхождения), всегда точно сохраняет пропорцию своих составных частей. Обращает на себя внимание также тот факт, что в отношении богатства изотопами элементы определенно делятся на две группы: элементы с нечетными порядковыми номерами имеют мало (не более двух) изотопов, а число изотопов у четных элементов доходит до 5, 7 и даже 11.[10]
— Фёдор Пермяков, «Изотопы», 1936
Кислород в обычных условиях не взаимодействует с НСl в сколько-нибудь заметной степени. Но если пропускать НСl и 02 через трубку, нагретую до 400°С и содержащую кусочки пемзы, на которых распределён в качестве катализаторахлорид меди (II) СuСl2, то происходит окисление хлороводорода кислородом: 4НСl + 02 = 2Сl2 + 2Н20
причём, выход хлора достигает 80%. Этой реакцией раньше пользовались для промышленного получения хлора.[13]:346
Важнейшим природным соединением хлора является хлорид натрия (поваренная соль) NaCl, который служит основным сырьем для получения других соединений хлора. Главная масса хлорида натрия находится в воде морей и океанов. Воды многих озер также содержат значительное количество NaCl — таковы, например, в СССР озера Эльтон и Баскунчак. Хлорид натрия встречается также и в твёрдом виде, образуя местами в земной коре мощные пласты так называемой каменной соли. В природе распространены и другие соединения хлора, например хлорид калия в виде минералов карналлита KCl●MgCl2●6H20 и сильвина КСl.[13]:340
Мы оказались у края лавового потока, ползущего среди заснеженных оврагов. Отсюда открывалась широкая панорама. На востоке, за серой плоской тундрой, стояла белая гряда горного хребта Кумроч, а на севере мраморной глыбой громоздился вулкан Шивелуч. <...>
Но вот по склону скатилась глыба, и открылось желтое пятно раскаленной лавы. А рядом лежит снег, на него надвигается черный осыпающийся откос, как будто толкаемый невидимым грейдером... Дыхание затруднено как высотою, так и недостатком кислорода и избытком фтора, хлора и серных окислов. Как было бы жутко здесь, не будь перед нами сверкающей огненной горы, осыпающейся огнем во тьме ночи и влекущей вперед. Усталость исчезает, как бы сгорает в праздничном огне...[18]
Самый распространенный сейчас способ обеззараживания водопроводной воды ― хлорирование. Но этот способ не лишен недостатков. Самый ощутимый из них ― запах хлора, нередко свойственный хлорированной воде. Кроме того, иногда сами природные воды обладают неприятным вкусом и запахом, который при хлорировании воды не только не пропадает, но даже усиливается. Особенно это заметно, если вода загрязнена промышленными сточными водами и содержит органические продукты, в том числе фенолы. При хлорировании таких вод образуются хлорфенолы, имеющие крайне неприятный запах и вкус. Этот запах ощущается даже при ничтожном содержании фенола в воде, не превышающем одной части на сто тысяч. Поэтому санитарные нормы требуют полного отсутствия хлорфенолов в питьевой воде.[19]
В поисках более удобного способа обеззараживания питьевой воды инженеры уже давно обратили внимание на газ озон ― аллотропную форму кислорода (О3). Озон, как и хлор, сильный окислитель, особенно в растворе: разлагаясь, он выделяет атомарный кислород. Это свойство озона и было предложено использовать для обеззараживания воды. У него нашлось немало преимуществ по сравнению с хлором. Он не только уничтожает бактерии и микроорганизмы, но и лишает воду неприятного вкуса и запаха: фенолы, сероводород, сернистые соединения, углеводы и другие вещества с сильным запахом, окисляясь, превращаются в продукты, не имеющие ни запаха, ни вкуса. <...>
Станция озонирования была пущена в ход 1 января 1911 года. В то время она была самой большой и самой эффективной в мире. После первой мировой войны в строительстве озонирующих установок наступает застой. С одной стороны, дорого стоила электроэнергия, необходимая для производства озона; с другой стороны, значительно понизились цены на хлор как побочный продукт химической промышленности.[19]
Сохранившееся до сих пор в медицине средневековое название соляной кислоты ― acidum muriaticum. Сторонником «окиси мурия» был поначалу и великий английский химик Гемфри Дэви, который в 1807 году разложил электрическим током поваренную соль на щелочной металл натрий и желто-зеленый газ. Однако спустя три года, после многих бесплодных попыток получить мурий, Дэви пришел к выводу, что газ, открытый Шееле, ― простое вещество, элемент, и назвал его chloric gas или chlorine (от греческого желто-зеленый). А еще через три года Ж. Гей-Люссак дал новому элементу более короткое имя ― хлор.[20]
Разумеется, соединения криптона и других благородных газов получить не легко. Так, кристаллический KrF2 был получен в результате воздействия тихого электрического разряда на смесь из фтора, криптона и аргона в молярном отношении 1:70:200. Условия реакции: давление ― 20 мм ртутного столба, температура ― минус 183° C. В сходных условиях образуется и тетрафторид криптона KrF4. При комнатной температуре оба фторида разлагаются, причем дифторид ― со взрывом. Но при температуре сухого льда (-78° C) и ниже эти бесцветные кристаллы довольно устойчивы. А по химическим свойствам это весьма активные окислители, вытесняющие хлор из соляной кислоты и кислород из воды. Они реагируют с органическими соединениями, замещая в них водород на фтор. Бумага, этиловый спирт и многие другие соединения от соприкосновения с KrF2 и KrF4 воспламеняются. Как компактные и достаточно удобные в обращении фторирующие агенты фториды криптона уже приобрели прикладное значение.[21]
В конечном счете получается достаточно сложная картина. Так, если все щелочные металлы выстроить в ряд по убыванию теплового эффекта их горения в кислороде, то ряд начнется литием и окончится цезием; а если сравнивать теплоту горения этих металлов в хлоре, то ряд будет начинаться цезием и оканчиваться литием. Не будем здесь останавливаться на причинах этого явления, обратим лишь внимание на самое главное: невозможно сравнивать активность металлов вообще, можно сравнивать лишь их активность по отношению к какому-то совершенно определённому веществу. Как мы видим, такое объяснение уже позволяет нам кое-что понять, но все же не исключает необходимости пользоваться словами «не знаю»…[22]
Нитраты, соли азотной кислоты (например, в виде удобрения — калийной или аммиачной селитры), легко воспламеняются, если смешаны с горючими веществами. Еще один мощный окислитель, тетраоксид азота N2O4 — компонент ракетных топлив. Кислород могут заменить и такие сильные окислители, как, например, хлор, в котором горят многие вещества, или фтор. Чистый фтор — один из самых сильных окислителей, в его струе горит даже вода.[23]
Тем примечательнее случай с хлором. В лунных породах количество его разновидностей ― его изотопов ― многократно выше, чем в таких же породах, исследованных учеными на Земле. Подобное возможно лишь в том случае, если Луна и впрямь пыльный, каменный шар, где нет ни капли воды, ведь хлор очень легко реагирует с водой. В результате этой реакции возникает газ ― хлористый водород. Лишь немногие изотопы хлора избегают этой участи. Вот почему на нашей планете встречается так мало изотопов хлора. На Луне же большое разнообразие изотопов.[24]
Варну я нашел баррикадированною. В город меня не впустили, заставив тюки с бумагами перекинуть через рогатку; длинными щипцами срывали упаковку, потом надкалывали конверты и окуривали хлором. В Коварне поступили со мной таким же образом. По всей дороге я находил опустелые станции; ямщики, пережившие заразу, скрывались в лесу; лошади паслись без надзора около воды, где она имелась, а где ее не было, там гнили только их остовы; из некоторых станционных домов не были даже убраны людские трупы; нередко приходилось с казаком, данным мне в провожатые от главной квартиры до Браилова, ловить лошадей и самим закладывать их, рискуя зачумиться... <...>
Несколько времени мы провели дома, выходя только погулять и ни с кем не сообщаясь. Платье окуривали каждый день хлором, белье вымывали крепким щелоком, ибо бывали примеры, что зараза таилась целые месяцы в одежде и потом проникала в кровь совершенно неожиданно.[4]
— Фёдор Торнау, «Воспоминания о кампании 1829 года в Европейской Турции», 1869
Медицина на Сахалине обходится очень дорого, между тем лазарет дезинфицируется «через обкуривание хлором», вентиляций нет, и суп, который при мне в Александровске готовили для больных, был очень соленого вкуса, так как варили его из солонины.[5]
В ночь на 13 сентября Лобачевский узнал, что город уже оцеплен как зараженное место, и распорядился, чтобы живущие в университетском квартале прекратили всякое сообщение с остальными частями города. Все входы и выходы из университета были заперты, оставлен один парадный вход, но и он был открыт только для врачей и принятия бумаг, окуренных хлором. Предосторожность доходила до того, что бумаги, присылаемые в то время в университет, не сшивались, «ибо нитки и шёлк считались вещами, приемлющими заразу, и, если они только скручены, то должно опасаться, что газ, коим окуривается пакет, не довольно проникнет в те изгибы, в коих обыкновенно листы бумаги сшиваются». Вера в такую заразительность холеры была так велика, что цензура не дозволяла печатать сочинения, отрицающие заразительность холеры и действительность хлора как средства, уничтожающего заразу. <...> Для холерных больных были устроены две больницы под ведением двух профессоров. Сверх того, во всех зданиях университета Лобачевский всеми мерами старался о поддержании чистоты, сухости и освежении воздуха посредством окуривания хлором и уксусом; платье и постели больных Лобачевский приказывал сжигать.[6]
— Екатерина Литвинова, «Н. И. Лобачевский. Его жизнь и научная деятельность», 1895
Отражение газового штурма 6 августа 1915 г. является блестящей страницей в истории русской армии. Газы, пущенные немцами 6 августа, имели темно-зеленую окраску ― это был хлор с примесью брома. Газовая волна, имевшая при выпуске около 3 км по фронту, стала быстро распространяться в стороны и, пройдя 10 км, имела уже около 8 км ширины; высота газовой волны над плацдармом была около 10-15 м. Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, большие потери несла во время стрельбы крепостная артиллерия; не участвующие в бою люди спаслись в казармах, убежищах, жилых домах, плотно заперев двери и окна, обильно обливая их водой. В 12 км от места выпуска газа, в деревнях Овечки, Жодзи, Малая Крамковка, было тяжело отравлено 18 человек; известны случаи отравления животных ― лошадей и коров. На станции Моньки, находящейся в 18 км от места выпуска газов, случаев отравления не наблюдалось.[25]
С таким механическим синтезом никакого сходства не носит тот синтез, который обнаруживает свойства иных порядков сравнительно с свойствами синтезируемых понятий (как, например: яд хлор, соединенный с ядом натрием, образует хлористый натрий, поваренную соль, безвредность которой не может быть мыслима в синтезируемых понятиях о хлоре и натрии).[7]
Выдающийся химик XIX века Гемфри Дэви, создатель водородной теории кислот, человек, впервые получивший натрий, калий, магний, кальций, литий и бор, доказавший элементарность хлора, не смог решить проблемы получения всеразрушающего элемента. В ходе этих опытов он отравился и тяжело заболел. Ж. Гей-Люссак и Г. Тенар потеряли здоровье, так и не добившись сколько-нибудь обнадеживающих результатов.[26]
Гемфри Дэви не раз играл в прятки со смертью ― причиной тому было его абсолютно беззаботное поведение в лаборатории. Поэт по натуре, он обожал приключения и острые моменты. Основным девизом его жизни было: «Живи в опасности». Еще до появления в лондонском Королевском институте, Дэви, работая в Бристоле, два раза вынужден был слечь в постель, надышавшись фтористым водородом, закисью азота и хлором. По свидетельству современников, это едва не стоило ему жизни.[27]
Он не мог понять, почему стали говорить и даже писать «замещение водорода на хлор» вместо «замещение водорода хлором», как всегда писали Менделеев и Бутлеров. Неизменно он поправлял тех, кто называл «число молекул» «количеством молекул» или употреблял слово «цифра» вместо «число». Он протестовал против смешения терминов «натр» (окись натрия) и «натрий» (металл), «кали» (окись калия) и «калий» (металл) и всегда подчеркивал, что надо говорить «едкий натр», «едкое кали», а не «едкий натрий» и «едкий калий», так как металлы едкими не бывают. Моя судьба сложилась так, что в молодые годы я работал сначала лекционным ассистентом у Н. С. Курнакова, а потом, когда Курнаков отказался от чтения лекций по общей химии, я в течение восьми лет ассистировал на лекциях Б. Н. Меншуткина.[28]
— Сергей Погодин, «Незримые нити, связывающие нас с прошлым...», 1968
Не случайно академик Семенов, выступая как-то перед молодежью, отметил: «У настоящего ученого занятие наукой является непреодолимой потребностью, более того, подлинной страстью, которая всегда ведь романтична». Не станем более проводить рискованные параллели и искать в детских чертах сходство с тем бронзовым бюстом дважды Героя Социалистического Труда, который установлен в Саратове на пересечении улиц Н. Вавилова и Астраханской. Упомянем лишь об одной черте характера, которая проявилась очень рано: не доверять никаким авторитетам и проверять все самому. В голове юного скептика никак не укладывалась школьная премудрость, что обыкновенную поваренную соль дает соединение мягкого металла натрия и ядовитого газа хлора. Он не просит объяснить ему, как такое может случиться, он должен убедиться в этом сам. «Я у себя дома сжег кусочек натрия в хлоре, ― вспоминает академик, ― и, получив осадок, посолил им кусок хлеба и съел его. Ничего не скажешь: это была действительно соль!»[14]
— Фёдор Кедров. «Цепная реакция творчества», 1986
Семёновская идея о разветвлениях через возбужденные частицы была надолго оставлена. Однако мы, неожиданно для нас самих, подтвердили эту идею в реакции фторирования водорода. Начав изучать ее, мы обнаружили (это было сделано Г. А. Капраловой) нечто необычное, что нельзя было объяснить ни с позиций бимолекулярной реакции, ни с точки зрения неразветвленных цепей (например, в общеизвестном взаимодействии водорода с хлором). Если фтор подавать в струю водорода при малых давлениях, реакция идет через ряд ярких вспышек, разделенных между собой периодами отсутствия наблюдаемого взаимодействия. Таким образом, здесь есть нижнее предельное давление фтора, выше которого реакция идет как вспышка, а ниже ― практически отсутствует. Затем был обнаружен и верхний предел: в статических условиях при определенных давлениях фтор и водород не реагировали, а при откачивании ― реакция шла со вспышкой. Но ведь это же типичные характеристики разветвленно-цепного процесса! Как же тогда происходит разветвление? Я вспомнил, что в реакции водородного радикала с фтором выделяется много энергии, и мне пришло в голову, что возбужденная молекула HF может каким-то образом обеспечивать распад еще одной молекулы фтора. Вот и механизм разветвления! Оказалось, что, увы, я «изобрел велосипед». Когда я рассказал об этой идее Н. Н., он немедленно показал мне страницы своей книжки 1934 года, где такой механизм предлагался для реакции водорода с хлором.[29]
Габер, изучавший провальные результаты этих полевых испытаний, отказался от использования брома и принялся за исследование его ближайшего «родственника» – хлора. Хлор находится в периодической системе прямо над бромом и гораздо более ядовит при вдыхании. Он более агрессивно атакует другие элементы, вырывая у них восьмой электрон. Поскольку атомы хлора гораздо мельче, чем у брома, – по весу почти вполовину, – этот газ поражает человеческие клетки гораздо более метко. В результате отравления хлором кожа жертвы желтеет, зеленеет и чернеет, на глазах развивается катаракта. Несчастные попросту захлебываются жидкостью, которая быстро накапливается у них в лёгких. Если бромистые газы можно сравнить с фалангой пехотинцев, атакующих слизистые оболочки, то хлор напоминает скоростной танк, сметающий оборону организма, разрывающий носовые пазухи и лёгкие.
Именно по вине Габера потешные перестрелки бромовыми снарядами уступили место безжалостным хлорным бойням, которые красочно описаны в исторических книгах.[15]
Примерно такая же ситуация сложилась и с мифом о том, что печально знаменитая «озоновая дыра» образуется от того, что мы пользуемся фреоновыми холодильниками. <...> Выяснилось, однако, что промышленный фреон оказался ни при чем… В разрушении озонового слоя оказались виновными другие соединения хлора, существующие в природе. Так, при извержении среднего вулкана в атмосферу выбрасывается огромное количество хлористого углерода, гораздо больше, чем во всех холодильниках и пульверизаторах, вместе взятых.[30]
По московской дороге, в Ижоре, учрежден род карантина, ибо вчера приехавший туда курьер умер, говорят, от холеры. Все спрыскиваются хлором, запасаются дёгтем и уксусом. Везде движение. Жизнь, почуяв врага, напрягается и готовится на борьбу с ним.[1]
Лица были бледны, особенно одушевлены, многие думали о родных, друзьях; мы простились с казеннокоштными, которых от нас отделяли карантинными мерами, и разбрелись небольшими кучками по домам. А дома всех встретили вонючей хлористой известью, «уксусом четырех разбойников» и такой диетой, которая одна без хлору и холеры могла свести человека в постель. Странное дело, это печальное время осталось каким-то торжественным в моих воспоминаниях. Москва приняла совсем иной вид.[3]
Лица были бледны, особенно одушевлены, многие думали о родных, друзьях; мы простились с казеннокоштными, которых от нас отделяли карантинными мерами, и разбрелись небольшими кучками по домам. А дома всех встретили вонючей хлористой известью, «уксусом четырех разбойников» и такой диетой, которая одна без хлору и холеры могла свести человека в постель. Странное дело, это печальное время осталось каким-то торжественным в моих воспоминаниях. Москва приняла совсем иной вид.[3]
Он сейчас же послал в аптеку за предохранительными средствами от холеры, сам натер какие-то ниточки дегтем, навесил на них ладонки с кусочками чесноку и навязал все это маменьке, Лизаньке и мне на шею, потом заставил всех нас проглотить на дорогу по маленькой вонючей пилюльке. Но этого мало: покуда мы еще не сели в карету, он окропил ее всю внутри и снаружи хлоровой водой и тогда только решился усадить нас в нее… Но, видно, и этого показалось еще мало: он намочил хлоровой водой два полотенца и вывесил их из двух открытых окон кареты на улицу. Вонь от хлора в карете сделалась невыносимая! Но маменька, чтобы не раздражать папеньку, не перечила ему ни в чем и нам приказала молчать. А его кажется, именно эта страшная вонь и успокоила; очень довольный своим делом, он сам сел к нам в карету, вестовые захлопнули дверцы, повар Андрей влез на козлы крикнул ямщику: «Трогай!»[31]
Руководствуясь учебником Штекгардта, мы проделали все указанные там опыты. Должен прибавить, что мы чуть не подожгли дом и не раз отравляли воздух во всех комнатах хлором и тому подобными зловонными веществами. Но старый адмирал относился к этому очень добродушно. Когда мы за обедом рассказывали старику наши приключения, он тоже сообщал нам, как раз с товарищами чуть не спалил дом, преследуя менее полезную цель, чем мы, именно приготовляя жженку.[32]
Ужас и уныние шли вместе с холерой; вечером и на рассвете по всем церквам гудел колокольный звон, чтобы во всю ночь между звонами никто не смел выходить на улицу; на перекрестках дымились смрадные кучи навоза, покойников возили по ночам арестанты в пропитанных дегтем рубахах, по домам жгли бесщадно все оставшееся после покойников платье, лекаря ходили по домам и все опрыскивали хлором, по народу расходились толки об отравлении колодцев…[33]
― Вот что я придумал, ― заявил Каштанов: ― нужно отравить или оглушить муравьевядовитыми газами, чтобы они оставались в оцепенении в течение времени, необходимого нам для поисков наших вещей в муравейнике. Такими газами являются хлор, бром и сернистый газ. Следовательно, нужно прежде всего найти материал для приготовления достаточного количества газов. Хлор можно добыть из поваренной соли, которая имеется в море. Бром, вероятно, имеется в золе водорослей, растущих в этом мире, но добыть его будет еще труднее, чем хлор. Всего легче было бы приготовить сернистый газ, если мы только найдем серу, серный колчедан или другую сернистую руду. Свинцовый блеск мы уже видели в ущелье птеродактилей; может быть, он найдется и здесь, в утесах возвышенности.[34]
Но подъем с ношей шел не так скоро, как спуск, и только через час они были наверху. Оглянувшись назад, они убедились, что их поспешность была вполне своевременна: со дна кратера поднимался топкий столб желтоватого дыма, в воздухе запахло серой и хлором. Содрогание стенок кратера уже настолько усилилось, что ощущалось под ногами. Нужно было торопиться, потому что с минуты на минуту извержение могло начаться взрывом лавовой пробки, закупорившей жерло кратера. <...> Ворчун был окутан густыми черными тучами, которые спускались все ниже по склону и вместе с тем расползались во все стороны. Чувствовался заметный запах серы и хлора. Тучи клубились, освещались яркими молниями, а грохот, вырывавшийся из недр вулкана, сливался с раскатами грома.[34]
Доуэль потянул носом и почувствовал запах. В горле и носоглотке щекотало, скоро присоединилась к этому режущая боль в глазах. Запах усиливался. Доуэль похолодел. Он понял, что настал его смертный час. Равино отравил его хлором. Доуэль знал, что он не в силах вырваться из туго связывавших его ремней и смирительной рубашки. Но в этот раз инстинкт самосохранения был сильнее доводов разума. Доуэль начал делать невероятные попытки освободиться. Он извивался всем телом, как червяк, выгибался, скручивался, катался от стены к стене. <...> Глазам нашим представилось невеселое зрелище: спеленатый, как младенец, вы корчились в последних судорогах, подобно полураздавленному червю. В камере стоял удушливый запах хлора. Шауб, чтобы не возиться больше с Равино, нанес ему легонький удар снизу в челюсть, от которого доктор покатился на пол, как куль. Мы сами, задыхаясь, вытащили вас из камеры и захлопнули дверь.
― А Равино? Он…
― Если задохнется, то беда не велика, решили мы. Но его, вероятно, освободили и привели в чувство после нашего ухода…[35]
― Растворим хлористый кальций и соду в воде порознь и смешаем растворы. Кальций с углекислотой соды должен дать углекислую известь, слаборастворимую в воде, и она осядет на дно сосуда. Натрий соды соединится с хлором, освобожденным от кальция, и получится хлористый натрий, который останется в растворе; это ― поваренная соль. Мы выпарим этот раствор и получим примерно две банки соли, ― рассказывал Генри и добавил: ― Я не знаю, верно ли я определил реакции. Я химию не очень люблю. Все эти соли и кислоты, которые то разлагают друг друга, то жадно соединяются, трудно упомнить.[36]
В морской воде главную роль играют, конечно, кислород и водород, которые и образуют самое-то воду. Если она заключает в себе эти элементы в размере девяноста шести с половиной процентов своего веса, то хлора в ней всего два процента, натрия один и четырнадцать сотых процента, магния, серы, кальция, брома, рубидия ― сотые и тысячные доли процента, а, скажем, золота ― ничтожнейшие, миллионные доли процента. Но если помножить эти ничтожнейшие количества золота на миллиарды тонн воды Мирового океана, то в ней окажутся сотни миллионов тонн золота!
― Вот бы научиться добывать это золото, ― задумчиво проговорил Марат. ― Вот это была бы валюта! Грандиозный, неисчерпаемый золотой фонд Советского Союза![37]
В Москву болезнь холеру притащили. Врачи вступились за нее тотчас,
Они морили и они лечили
И больше уморили во сто раз.
Один из них, которому служили
Мы некогда, во-время вспомнил нас
И он кого-то хлору пить заставил
И к прадедам здорового отправил.[2]
В часы, когда у доктора прием,
Салон безмолвен, как салоп на вате.
Мы колокольни в окнах застаем
В заботе об отнявшемся набате.
Какое-то ручное вещество
Вертит хвостом, волною хлора зыблясь.
Его в квартире держат для того,
Чтоб пациенты дверью не ошиблись.[38]
Мерен и четок шаг. Франция, плачь! Ниспадают флаги во мрак С высоко вознесенных мачт.
Жёлто-лиловый флёр Тумана все тяжелей,
Словно медлительный хлор [39]
С опустошенных полей.[40]
↑ 12Никитенко А.В. Записки и дневник: в трёх томах, Том 1. Москва, «Захаров», 2005 г.
↑ 12М. Ю. Лермонтов. Полное собрание сочинений: В 5 т. — М. Л.: Academia, 1935-1937 г.
↑ 123А.И. Герцен, «Былое и думы» (часть первая). Вольная русская типография и журнал «Колокол» (1866 г.)
↑ 12Торнау Ф.Ф. Воспоминания о кампании 1829 года в Европейской Турции. — «Русский вестник», 1869, т. 79, №№: I (с. 5-36), 2 (с. 401-443), 3 (с. 102-155), 4 (с. 658-707).
↑ 12Чехов А. П., Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 14/15. Из Сибири. Остров Сахалин.
↑ 12Е. Ф. Литвинова. Н. И. Лобачевский. Его жизнь и научная деятельность. — М.: Директ-Медиа, 2014 г.
↑ 12Андрей Белый. Критицизм и символизм. Кант: pro et contra. ― СПб, Изд-во Русской христианской гуманитарной академии (РХГА), 2005 г.
↑ 1234Ф.Ф.Эрисман.Избранные произведения: в 2 т. — М.: Медгиз, 1959 г.
↑ 12Циолковский К. Э. Ум и страсти. Воля вселенной. Неизвестные разумные силы. ― М.: МИП «Память», Российско-Американский Университет, 1993 г.
↑ 12Ф. А. Пермяков. «Изотопы». — М.: «В мастерской природы», № 7, 1936 г.
↑ 12М. П. Бронштейн «Солнечное вещество». — М.: Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1936 г.
↑ 12С. И. Вавилов. Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении. — М.―Л.: Изд-во АН СССР, 1941 г.
↑ 1234Н. Л. Глинка. Общая химия: Учебное пособие для вузов (под. ред. В.А.Рабиновича, издание 16-е, исправленное и дополненное). ― Л.: Химия, 1973 г. ― 720 стр.
↑ 12Федор Кедров. Цепная реакция творчества. — М.: «Энергия: экономика, техника, экология», №4, 1986 г.
.svg){kind=logo}
