Не следует путать с юккой — субтропическим растением.
Ю́бка (от фр.jupe, что от араб.جبة, джубба, нижнее платье) — предмет женской и мужской поясной одежды, покрывающий нижнюю часть тела и эволюционировавший из набедренной повязки. Юбкой также называют нижнюю часть платья от талии до подола.
Юбка нередко противопоставляется брюкам на основании того, что она не закрывает промежности. В то же время существует юбка-брюки, представляющая собой собственно брюки с широкими штанинами. В современном костюме юбка может быть разной длины: до пола, до колена, ниже колена, выше колена, мини-юбка и иметь разный крой. Как эвфемизм «юбками» часто называют женщин вообще, за которыми, соответственно, приударяют, волочатся или бегают мужчины.
Между девочками и нами тоже появилась какая-то невидимая преграда <...>; как будто они гордились перед нами своими юбками, которые становились длиннее...[2]
...закрадется ли в сердце его вожделение к женской юбке — он <...> такие вздохи на флейте выделывает, что нужно быть юбке каменной, чтобы противостоять этим вздохам.[3]
— Ах, господи, твоя воля! — в ужасе воскликнула Коковкина, — что же это такое! Я беспокоюсь, ищу, а он тут комедию ломает. Срам какой, в юбку вырядился!
Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы, заголилось, поднявшиеся юбки открыли её ноги эскадронной дамы, чугунные стройные ноги…
Юбка была неотъемлема от неё, как раковина от моллюска. Попробуй-ка силой раскрыть створки раковины, в которой замкнулся моллюск. Огромный моллюск, величиной с эту юбку.
<женщине> бессознательно хочется, чтоб и внутри и вокруг неё всё летало и развевалось (не отсюда ли, кстати, берёт своё происхождение юбка и другие кисейные, газовые зефиры женского туалета?)
Наконец настала и для него пора любви: ему было уже под сорок. Но и тут он остался верен себе; не влюбился сдуру в первую встречную юбку, не ходил, как иной трезор, под окнами своей возлюбленной. <...>
Я ужасно люблю господ гарнизонных офицеров. <...> Обойдут ли его партией — он угрюмо насвистывает «Не одна во поле дороженька»; закрадется ли в сердце его вожделение к женской юбке — он уныло выводит «Черный цвет», и такие вздохи на флейте выделывает, что нужно быть юбке каменной, чтобы противостоять этим вздохам.[3]
Не велик твой угол, не веселит ничьего взора твое убожество, но в этот день и твоя бедная комнатка вымыта и прибрана по-праздничному, дети одеты в чистеньких ситцевых рубашонках, а жена гордо расхаживает в до невозможности накрахмаленной юбке.[3]
Дома она ходит в чепце с оборками и в люстриновой блузе (исключая, однако ж, те случаи, когда моет окошки), но, идя ко мне, приоделась, надела шелковый капот масака и, кажется, даже подмостила под него крахмальную юбку.[14]
Задумаемся: почему женщины любят ветреников? Какой в них прок — одно расстройство, векселя, измены, пропажи, но вот, подите же вы, плачут — а любят, воем воют — а любят. Должно быть, ветреники сродни их воздушной организации, которой бессознательно хочется, чтоб и внутри и вокруг неё всё летало и развевалось (не отсюда ли, кстати, берёт своё происхождение юбка и другие кисейные, газовые зефиры женского туалета?) С ветреником женщине легче нащупать общий язык, попасть в тон.
Ну не то, чтобы все сразу и вынь ― меру знать надо, но чтоб хоть на градус, а теплее. Затянулись, к примеру, дожди, и пасмурно так, что хочется не хочется совсем ― декольте глубже. Морозы не ослабевают ― юбка короче.[13]
...мнение об итальянках приводит на ум вулкан, под их юбкой мнится Везувий. Заблуждение! Итальянка близка к восточной женщине, она тиха на ложе, «лиха на то же», как сказал бы старик Рабле; но всё равно, таково ходячее мнение...[1]
Между девочками и нами тоже появилась какая-то невидимая преграда; у них и у нас были уже свои секреты; как будто они гордились перед нами своими юбками, которые становились длиннее, а мы своими панталонами со штрипками.[2]
Играя в «кошку-мышку», как-то неловко разбежавшись на гувернантку Корнаковых, которая играла с нами, я нечаянно наступил ей на платье и оборвал его. Заметив, что всем девочкам, и в особенности Сонечке, доставляло большое удовольствие видеть, как гувернантка с расстроенным лицом пошла в девичью зашивать свое платье, я решился доставить им это удовольствие еще раз. Вследствие такого любезного намерения, как только гувернантка вернулась в комнату, я принялся галопировать вокруг нее и продолжал эти эволюции до тех пор, пока не нашел удобной минуты снова зацепить каблуком за ее юбку и оборвать. Сонечка и княжны едва могли удержаться от смеха, что весьма приятно польстило моему самолюбию...[2]
Проходить к ним надобно было через коридор и через девичью, битком набитую множеством горничных девушек и девчонок; их одежда поразила меня: одни были одеты в полосущатые платья, другие в телогрейки с юбками, а иные были просто в одних рубашках и юбках; все сидели за гребнями и пряли.[15]
— Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858
Занавес подымается. Глазам представляется следующая картина из парижской жизни: стоит кровать; на ней сладким сном покоятся старик консьерж и его супруга, такого же почтенного возраста. Лежат они довольно долго. Вдруг раздаётся звонок. Это вернулись запоздалые жильцы. Старуха вскакивает и будит старика. Костюм её, в полосатой байковой юбке, приводит публику в неудержимый смех.[16]
Прошло два года. Встретившись с Надей проездом через Москву в Кружке, я чуть не ахнул. Куда девалась робкая провинциалочка? Модное платье с короткой юбкой, алая лента в чёрных волосах, уверенные манеры, прищуренные глаза. Даже «к» она выговаривала теперь как следует.[17]
Явилась прачка Наталья Козловская, в новом сиреневом платье, с белым платком на плечах, сердито растолкала людей, вошла в сени, присела на корточки и сказала громко:
— Дураки — он жив! Воды давайте…
Её стали уговаривать:
— Не совалась бы не в своё дело-то!
— Воды, говорю! — крикнула она, как на пожаре; деловито приподняв новое своё платье выше колен, одёрнула нижнюю юбку и положила окровавленную голову солдата на колено себе. <...>
— Смачивай тряпку водой и держи на голове, а я пойду, поищу того дурака. Черти, так и жди, что до каторги допьются.
Ушла, спустив с ног на пол и швырнув в угол испачканную нижнюю юбку, заботливо оправив шумящее, помятое платье.[18]
Мотоцикл продавала барышня-зверёныш. Она устроила себе юбку так, что задница ходуном ходила. Я глядел на задницу и думал, что мотоциклет гораздо легче очеловечить, чем барышню.
Блок тут же достал черновую рукопись. Я заметил, что в ней мало зачёркнутых строк, а на полях написаны варианты.
— Слова „Шоколад Миньон жрала“ принадлежат Любови Дмитриевне, — сообщил Блок. — У меня было „Юбкой улицу мела“, а юбки теперь носят короткие.[20]:210
Денег у Паллады мало. Талантов никаких. <...> Она должна стать лордом Генри в юбке ― порочной, блестящей, очаровательной, презирающей «пошлые условности». К этой цели она и стремилась.[21]
...в меня настойчиво вселилась мысль: хорошо вдруг на некоторое время не быть самим собою!.. И вот в школе, когда учитель спрашивает, а я не знаю, я делаю идиотскую рожу... Дома является у меня желание стащить у матери юбку, напялить её на себя, устроить из этого как будто костюм клоуна, сделать бумажный колпак и немного разрисовать рожу свою жжёной пробкой и сажей.[8]
Стройные, прекрасно сложенные, девушки тоже ходили полунагие, в одних коротеньких рваных юбках; голые плечи были прикрыты тёмными плащами из грубой материи, а длинные чёрные волосы связаны на затылке в узел; глаза горели огнём.[22]
Платье сидело на ней в обтяжку: видно, что она не прибегала ни к какому искусству, даже к лишней юбке, чтоб увеличить объём бёдр и уменьшить талию.[23]
Я ношу накладной бюст, как ношу платье, юбку, рубашку не потому, чтоб это мне нравилось, — по — моему, было бы лучше без этих ипокритств, — а потому, что это так принято в обществе.[24]
Она даже не радела слишком о своем туалете, особенно когда разжаловали ее в чернорабочие: платье на ней толстое, рукава засучены, шея и руки по локоть грубы от загара и от работы; но сейчас же, за чертой загара, начиналась белая мягкая кожа. Сложена она была хорошо: талия ее, без корсета и кринолина, тонко и стройно покачивалась над грязной юбкой, когда она неслась по двору, будто летела.[25]
Окончив причёску, Наташа в коротенькой юбке, из-под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за наташиной юбкой, которая была слишком длинна; её подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки.[26]
Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этою занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.[26]
За обедом только и было разговору, что о будущих выездах и балах. Будут ли носить талию с такими же глубокими вырезами сзади, как в прошлый сезон? Будут ли сзади под юбку подкладывать подставки? Чем будут обшивать низ платья?[27]
Идем. Я дергаю изо всех сил дверь. Задвижка плохо задвинута, и обе половинки отворяются. Я подхожу к кровати. Она в юбках и высоких ботинках лежит неловко на кровати без чувств. На столике пустая склянка с опиумом.[4]
И простите меня, милая, вы нечистоплотны! Когда мы встречались в купальне, вы заставляли меня трепетать. Верхнее платье еще туда-сюда, но юбка, сорочка… милая, я краснею![5]
Танцуя, она красиво и как будто беспомощно изгибала левую руку на плече своего кавалера и так склоняла голову, как будто бы хотела к этому плечу прислониться… Иногда мелькал край ее нижней белой кружевной юбки, развеваемой быстрым движением, и маленькая ножка в черном чулке с тонкой щиколоткой и крутым подъемом икры.
Подсудимая подняла юбку сзади тем движением, которым нарядные женщины оправляют шлейф, и села, сложив белые небольшие руки в рукавах халата, не спуская глаз с председателя.[28]
Людмила оделась несколько наряднее обычного, — зачем и сама не знала. Впрочем, она любила наряжаться и одевалась откровеннее сестер: руки да плечи поголее, юбка покороче, башмаки полегче, чулки потоньше, попрозрачнее, тельного цвета. Дома ей нравилось побыть в одной юбке и босиком и надеть башмаки на босые ноги, — притом рубашка и юбка у нее всегда были слишком нарядны.
Людмила, всхлипывая, тихонько говорила, — в порыве горя забывая сердиться на то, что ее дразнят:
— Старая карга противная не пустила его, под юбкой держит, чтоб он греков учил.
— Ну, — крикнул Передонов с выражением ужаса на лице. — Зачем же вы его отпустили?
— Что же мне за хвост его к юбке пришить? — досадливо спросила Варвара. Володин хихикнул.
— Ах, господи, твоя воля! — в ужасе воскликнула Коковкина, — что же это такое! Я беспокоюсь, ищу, а он тут комедию ломает. Срам какой, в юбку вырядился! Да и вам-то, Людмила Платоновна, как не стыдно!
Людмила в первую минуту смутилась от неожиданности, но быстро нашлась. С веселым смехом, обняв и усаживая в кресло Коковкину, рассказала она ей тут же сочиненную небылицу:
— Мы хотим домашний спектакль поставить, — я мальчишкой буду, а он девицей, и это будет ужасно забавно.
— Как что худого? А сам ты не знаешь? А давно ли я тебя застала в юбке? Забыл, срамник этакий?
— Застали, ну что ж тут особенно худого? так ведь и наказали за то! И что ж такое, точно я краденую юбку надел!
— Скажите, пожалуйста, как рассуждает! — говорила растерянно Коковкина. — Наказала я тебя, да видно мало.
Дождь редел, вечерело, мимо телеги по зеленому выгону бежало к избам стадо. Тонконогая черная овца отбилась в сторону, и за ней гонялась, накрывшись мокрой юбкой, блестя белыми икрами, босая баба.[29]
На ней надето короткое атласное оранжевое платье с прямыми глубокими складками на юбке, которая мерно колеблется влево и вправо от движения её бедер. Маленькая Манька, страстная любительница карточной игры, готовая играть с утра до утра не переставая, дуется в «шестьдесят шесть» с Пашей, причем обе женщины для удобства сдачи оставили между собою пустой стул, а взятки собирают себе в юбки, распяленные между коленями.[30]
Он чувствует на губах своих вяжущий вкус кармина.
— Ты купил меня своей любовью, — через мгновение произносит она, оправляя оборки своей короткой юбки.[31]
Она копалась в шелках, брошенных кем-то на пол. Мертвенный аромат парчи, рассыпавшихся цветов, душистого тления лился в её трепещущие ноздри, щекоча и отравляя. Потом в комнату вошли казаки. Они захохотали, схватили Сашку за руку и кинули с размаху на гору материй и книг. Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы, заголилось, поднявшиеся юбки открыли её ноги эскадронной дамы, чугунные стройные ноги…
— Вот житуха-то будет, забодай меня комар! — говорит Хайе, и лицо его оттаивает. — Тогда я подобрал бы себе крепкую бабёнку, этакого, знаете ли, драгуна в юбке, чтоб было бы за что подержаться, и без долгих разговоров — в постельку.
Веял легкий теплый ветер от раздувавшихся одежд, из-под которых показывались на секунду стройные ноги в белых чулках и в крошечных черных туфельках или быстро мелькали белые кружева нижних юбок.[32]
Кин украдкой посмотрел на её юбку. Она была синее, чем обычно, и накрахмалена ещё жёстче. Юбка была неотъемлема от неё, как раковина от моллюска. Попробуй-ка силой раскрыть створки раковины, в которой замкнулся моллюск. Огромный моллюск, величиной с эту юбку. Надо его растоптать, превратить в слизь и обломки, как тогда в детстве на берегу моря. Раковина не приоткрывала ни щёлки. Он никогда не видел голого моллюска. Какую тварь прятала скорлупа с такой силой? <…>
Терезы без оболочки — без юбки — не существовало.
На высоте пятидесяти сантиметров от пола он просверлил в стене своей каморки второй глазок. Здесь, где никто не мог ждать этого, он стоял на коленях и бдел. Мир делился для него на штаны и юбки.
С тех пор как умерла его чахоточная дочь, <привратник> не бил ни одной женщины и жил один. На баб у него не хватало времени из-за его напряжённой работы, которая к тому же лишила его способности заводить интрижки. Бывало, что он засунет какой-нибудь горничной руку под юбку и ущипнет её за ляжку. Но делал он это с такой серьёзностью, что начисто лишал себя видов на успех, и так-то весьма небольших.
Она стала ложиться в девять и клала ключи между грудями. До двух часов она следила за тем, чтобы не уснуть. В два она вставала и прятала ключи в юбку. Там их никто не мог найти. Затем она засыпала.
На кровати спала синяя ведьма. В сундуке хранилось её оружие — юбки, юбки и юбки. Ежедневно она совершала молитву перед гладильной доской в углу. Тут складки ложились, тут они, накрахмаленные, снова вставали. Позднее она перебралась к нему и взяла эту мебель с собой. Тут стены побледнели от радости. С тех пор они оставались белыми.
Штаны он воспринимал как таковые и чувствовал свою беспомощность. Однако у них было одно приятное свойство, которое он засчитывал в их пользу: у него была возможность видеть их. Гораздо чаще мимо глазка проходили юбки, они были ему в тягость. По объёму и по численности они занимали больше места, чем им подобало. Он решил игнорировать их. Его руки непроизвольно перелистывали пустоту, как если бы они держали книгу с картинками и распределяли работу глаз. В зависимости от скорости штанов они листали то медленнее, то быстрее. При виде юбок руки проникались отвращением своего хозяина; они перемахивали через то, чего ему не хотелось читать. При этом часто пропадало помногу страниц сразу, о чём он не сожалел, ведь кто знает, что кроется за такими страницами.
Постепенно его успокоило однообразие мира. <…> Игнорируемые юбки, которые ведь были ему безразличны, перебирали разные цвета. Того совершенно определённого и особого синего цвета, оскорбительного и подлого, не носил никто. Причина этого факта, статистически прямо-таки диковинного, была проста. Галлюцинация жива до тех пор, пока не борешься с ней. Наберись силы воочию представить себе опасность, в которой находишься. Наполни своё сознание картиной, которой боишься. Составь перечень примет своей галлюцинации для её отыскания и держи его всегда наготове. Потом заставь себя взглянуть в глаза действительности и обыщи её, справляясь с этим списком примет. Если твоя галлюцинация встретится где-нибудь в реальном мире, то знай, что ты сумасшедший, и ступай лечиться в соответствующее заведение. Если нигде не встретится синяя юбка, ты от неё освободился.
...агитационные открытки, на которых солдат в австрийской форме опрокидывал на кровать женщину: рисунки были весьма экспрессивные и приукрашенные, и всё на них было не так, как бывает на самом деле, когда женщине закидывают на голову юбки, чтобы заглушить её крик, а кто-нибудь из приятелей сидит у неё на голове.
Рита была в полосатой блузке, в синей недлинной юбке из простой ткани, куртка мягкого хрома была переброшена через плечо. Шапка непослушных волос окаймляла загорелое лицо. Она стояла, слегка запрокинув голову и щурясь от яркого света. В первый раз Корчагин смотрел на своего друга и учителя такими глазами, и в первый раз ему пришла в голову мысль, что Рита не только член бюро губкома, а…[33]
Резким рывком она расстёгивает широкую синюю юбку, которая покачивается вокруг её бедер, юбка падает, и она переступает через неё. На ней нет ничего, кроме туфель и короткой распахнутой белой блузки. Тоненькая и белая, стоит она в ночном сумраке, скорее похожая на мальчика, чем на женщину, волосы её тусклы, и тусклы глаза.
Вся одежда была в пятнах, потому что служила и рабочей униформой, и повседневным гардеробом. Но пятна были заметны лишь при дневном свете, и Рут не сразу их обнаруживала: соберётся, к примеру, посидеть в уличном кафе, окинет себя взглядом — и видит на юбке тёмные водочные потёки или следы от виски. Куда впитался алкоголь, там чёрная ткань становилась ещё чернее. Это наблюдение показалось ей интересным; она даже записала в дневнике: «Спиртное действует на текстиль точно так же, как на человека».
И женщину эту, что рядом лежит, полыхая зноем, он спас от голодной смерти и сделал своею женою.
Он спеленал ее ноги
юбками и чулками.
Она не умеет двигать шёлковыми руками.[35]
Иван-да-марья цветёт на клумбах,
Человек в морской фуражке читает
Книгу в малиновом переплёте;
Девочка в юбке выше колена
Играет в дьяболо; на балконе
Кричит попугай в серебряной клетке.[37]
Я не разрешу опускать линию талии на бёдра. Сто пятьдесят пять. В конце концов, мы — центр Европы, я не позволю всяким там испанцам диктовать нам условия. Хотите отрезной рукав — пожалуйста. Хотите плиссированную юбку с выточками — принимаю и это. Но опускать линию талии не дам!
— Когда тепло – это класс. Народ шубы сбрасывает…
— Знаю я какой тебя народ интересует! Девки. Не угомонился ещё?
— Да где уж тут угомонишься! они же как только юбки сбрасывают… в смысле, шубы сбрасывают, сразу в мини-юбки прыгают! Без перерыва…
Дядя Скрудж, а кто эта девочка?
Ну-у, это я, Поночка.
Отличная юбка, дядя Скрудж, но зачем ты её надел?
Это не юбка, милочка, это шотландский килт.
Как бы она не называлась, надеюсь, что ты не разгуливал в ней.
↑составитель Орлов Вл. «Александр Блок в воспоминаниях современников». Алянский С. М. Воспоминания о Блоке. — М.: «Художественная литература», 1980. — 368 с. — 5000 экз.
↑Иванов Г. В. Собрание сочинений в трёх томах, Том 3. — Москва, «Согласие», 1994 г.
↑Ганс Христиан Андерсен. Собрание сочинений в четырёх томах. Том третий. Издание второе — С.-Петербург: Акцион. Общ. «Издатель», 1899 г., С.196
↑Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах, Том 4 ― «Обломов. Роман в четырех частях». Санкт-Петербург, « Наука», 1998 г.
↑Н.Г.Чернышевский, Избранные произведения. — М.-Л.: «Художественная литература», 1950 г.
↑Гончаров И. А. Собрание сочинений в 8 томах. — Москва, «Художественная литература», 1979 г.
↑ 12Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 22 т. — М.: Художественная литература. — Том 5. «Война и мир».
↑М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16. Книга 2. — Москва, Художественная литература, 1973 г.
↑Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 22 т., том 13 «Воскресение». — Москва, «Художественная литература», 1978-1985 гг.
↑И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г.
↑А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 т. Том 5. — Москва: Гослитиздат, 1957 г.
↑Юрий Слёзкин. Разными глазами. — М.: «Совпадение», 2013 г.
↑А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 т. Том 9. — Москва: Гослитиздат, 1957 г.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
.png)
.jpg)
