Маргаритка
Маргари́тка, под которой чаще всего имеется в виду разные садовые сорта и формы Маргари́тки многоле́тней (лат. Béllis perénnis), как видно из названия, это — многолетнее травянистое растение, самый известный вид рода Маргаритка семейства Астровые. Широко культивируется как декоративное красивоцветущее растение. Маргаритки низкорослы, в высоту достигают 10-30 см.
Происходит из Северной Африки, однако занесена и прижилась повсюду в мире в зоне умеренного климата. Широко разводится в цветниках и как горшечное растение на балконах. Садовые разновидности и сорта маргариток принадлежат большей частью к виду Bellis perennis.
Маргаритка в коротких цитатах
[править]...он сентиментально кривлялся, рвал белые лепестки гигантских маргариток, и хрипло шептал голосом, волнующим кровь юных: | |
| — Фёдор Сологуб, «Навьи чары», 1905 |
| — Константин Бальмонт, «Детская песенка», 1905 |
| — Александр Куприн, «О Кнуте Гамсуне», 1907 |
| — Юрий Олеша, «Три толстяка», 1924 |
Лепестки маргариток представляли собою прекрасные кабошоны из темно-синей бирюзы, осыпанные мелкими бриллиантами, с сердечками из крупных бриллиантов.[4] | |
| — Георгий Соломон (Исецкий), «Среди красных вождей», 1930 |
| — Иван Наживин, «Иудей», 1933 |
| — Илья Голенищев-Кутузов, «Ночных небес томительный избыток...», 1936 |
| — Владимир Набоков, «Приглашение на казнь», 1936 |
| — Константин Паустовский, «Книга о жизни. Далёкие годы», 1946 |
Коротышки запрудили всю улицу. Малыши обнимали и целовали отважных путешественников, а малышки засыпали всю дорогу лепестками от маргариток. | |
| — Николай Носов, «Приключения Незнайки и его друзей», 1958 |
| — Евгений Велтистов, «Ноктюрн пустоты» (Телерепортаж Джона Бари, спецкора), 1979 |
| — Людмила Петрушевская, «Свой круг», 1987 |
| — Юрий Безелянский, «В садах любви», 1993 |
| — Андрей Вознесенский, «На виртуальном ветру», 1998 |
| — Борис Ефимов, «Десять десятилетий», 2000 |
Маргаритка в научно-популярной литературе и публицистике
[править]Нельзя не упомянуть также объ извѣстномъ стихотвореніи Борнса, по поводу полевой маргаритки, сорванной его плугомъ: тутъ Козловъ, не смотря на никоторую неловкость стиха, почти возвышается до безсмертнаго оригинала. Намъ хотѣлось бы знать: почему Козловъ не захотѣлъ перевести другого стихотворенія Борнса, однороднаго съ предыдущимъ: «Гнѣздо полевыхъ мышей, разоренное земледѣльцемъ»? Можетъ-быть, онъ по нѣкоторой современной робости считалъ предметъ слишкомъ низкимъ, можетъ-быть стихи о полевыхъ мышахъ казались Козлову униженіемъ поэзіи![14] | |
| — Александр Дружинин, «Полное собрание сочинений» Ивана Козлова, 1855 |
Безумная Офелия раздаёт окружающим цветы, каждый цветок ― эмблема; розмарин ― (rosemary) считался знаком верности, анютины глазки (pansies) олицетворяли задумчивость, маргаритка (daisy) ― ветреность, фиалка (violet) ― верную любовь, рута (по созвучию слова rue) ― раскаяние и печаль, водосбор (columbines) ― супружескую неверность, укроп (fennel) ― лесть.[15] | |
| — Михаил Морозов, «Язык и стиль Шекспира», 1941 |
Она прочла книгу от буквы до буквы. Стихи ее поразили: рядом с «грубоватыми», слишком резкими и «малочувствительными» строками сатир и песен она нашла «захватывающие по выразительности» строки про горную маргаритку, сорванную злым плугом, горькую жалобу на измену «жестокой женщины» и трогательное обращение к незаконному ребенку. Миссис Дэнлоп ожила ― перед ней был удивительный поэт. Она еще раз перечитала предисловие: неужели эти поистине изящные и возвышенные слова написал простой пахарь из Эйршира?[16] | |
| — Рита Райт-Ковалёва, «Роберт Бернс», 1960 |
Машина мощная, почти неуязвимая, ты ― сверхчеловек. Тебе принадлежат земля и небо, только небо ― целиком твое, а земля пока чужая ― глухие зеленые заросли… Но вот нажимаешь на кнопку, и вниз летит лихое изобретение человечества ― бомба сверхкрупного калибра с кличкой «косилка маргариток». Раз ― и в джунглях большая дыра, «косилка» скосила все вокруг ― деревья, хижины, людей, выжгла все и оставила абсолютно пустое место. Посадочная площадка готова… И вслед за тобой летит армада вертолётов с десантом карателей… Каково, Бари, а? <...> | |
| — Евгений Велтистов, «Ноктюрн пустоты» (Телерепортаж Джона Бари, спецкора), 1979 |
Анна также найдёт свой цветок на лесной полянке: причудливо окрашенную фиалку трёхцветную в народе называют анютины глазки. Для Тимофея есть луговая травка тимофеевка. Не ошибётся с выбором и Маргарита. Неброские маргаритки могут служить украшением любого цветника или газона.[17] | |
| — Татьяна Подоскина, «Нескучная латынь», 2009 |
Маргаритка в мемуарах и дневниковой прозе
[править]Утро, тишина, мокрая трава, тень, блеск, птицы и цветы. Преобладающий тон белый. Среди него лиловое (медвежьи ушки), красное (кашка, гвоздика, иначе Богородицына трава), желтое (нечто вроде желтых маргариток), мышиный розовый горошек… А в поле, на косогоре, рожь ходит зыбью, как какой-то великолепный сизый мех, и дымится, дымится цветом.[18] | |
| — Иван Бунин, Дневники, 11 июня 1909 г. |
В цветнике много анютиных глазок. Есть задумчивые, есть веселые, есть ласковые и есть такие злые, что на них глядеть неприятно. В особенности маленькие желтые, с черными пятнышками. Сергей говорит, что они постоянно говорят всем неприятности и что бабочки их боятся. Они слишком слабы, чтобы делать зло, но их дурное настроение заразительно. Соседние цветы часто жалуются Сергею, что они им ужасно надоедают. Там расцвела маргариточка, скоро ее свадьба, а злые Анютины глазки над ней смеются и изводят ее так, что она боится подурнеть. Левкои, оказывается, очень глупы, а розы сентиментальны.[19] | |
| — Лидия Авилова, «Дневник С. Синичкина», 1912 |
Но для описания этого аграфа нужно перо поэта. Это был «обжэ д'ар», достойный украшать царицу Семирамиду. Он представлял собою ветку цветка, состоящую из трех маргариток почти в натуральную величину с несколькими листочками. Лепестки маргариток представляли собою прекрасные кабошоны из темно-синей бирюзы, осыпанные мелкими бриллиантами, с сердечками из крупных бриллиантов. Все было в платиновой оправе. Платиновые листики тоже были осыпаны бриллиантовой пылью, изображавшей росу.[4] | |
| — Георгий Соломон (Исецкий), «Среди красных вождей», 1930 |
Клумба с анютиными глазками походила на маскарад. Это были не цветы, а веселые и лукавые цыганки в черных бархатных масках, пестрые танцовщицы ― то синие, то лиловые, то желтые. Маргаритки я не любил. Они напоминали своими розовыми скучными платьицами девочек бабушкиного соседа, учителя Циммера. Девочки были безбровые и белобрысые. При каждой встрече они делали книксен, придерживая кисейные юбочки. Самым интересным цветком был, конечно, портулак ― ползучий, пылающий всеми чистыми красками.[8] | |
| — Константин Паустовский, «Книга о жизни. Далёкие годы», 1946 |
Маргаритка в беллетристике и художественной прозе
[править]Сердце мое стеснилось при виде ее могилы. Облокотясь на ее памятник, держа в руке дикую маргаритку, смотрел я на заходящее солнце и вскоре взошедшую луну. «Прелестно сияние твое, царица ночи, ― сказал я сам в себе. ― Ты служишь украшением неба, как моя Ликориса служила украшением земли. <...> | |
| — Василий Нарежный, «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», 1814 |
— А детям нельзя прийти к ним на бал? | |
| — Ганс Христиан Андерсен, «Цветы маленькой Иды», 1835 |
Саня отошла от дерева и остановилась около запущенной куртины, где рос кустик белых маргариток. Ей захотелось сорвать цветок. Это была садовая маргаритка, когда-то пересаженная из горшка; белые матовые лепестки шли продольными полосками с обоих краев, и желтый пухлый пестик круглился своей головкой. | |
| — Пётр Боборыкин, «Василий Тёркин», 1892 |
Глаза его украдкой остановились на ее профиле, на ее стане, на линии ее головы. Да, она смахивала на кокотку; но в ту минуту вся трепетала влечением к нему, жаждой примирения, любовью, искупающею всякий грех. Листки дубов и черемухи ласково шептались и слали им свое благоухание; вблизи ворковала горлинка, из травы выглядывали головки маргариток. На сердце Тёркина стало помягче. <...> И все в тени их шатров цветет и радуется. По краям просек и под их ногами, и вокруг елей, по густой траве краснели шапочки клевера, мигала куриная слепота, выглядывали венчики мелких лесных маргариток, и белели лепестки обильной земляники…[21] | |
| — Пётр Боборыкин, «Василий Тёркин», 1892 |
Когда наступило розовое утро, покинутая на произвол судьбы Альгоя думала открыть глаза; но отяжелевшие веки не хотели подняться, не могли раскрыться; тогда спустились на них свежие капли утренней росы и очи её раскрылись, и увидала она себя лежащею на сырой земле, пестревшей бессчётными маргаритками. Маргаритки вырастали перед нею везде, куда только мог достичь взгляд её. Это они, а никто другой, шумели ночью под землёю, торопясь выйти на свет; а шум в воздухе производили сходившие к нарождавшимся маргариткам росинки, готовясь освежить их, чуть только одолеют они тяжесть почвы и выглянут поверх земли. Вздумалось Альгое поднять руку, лежавшую на земле.[22] | |
| — Константин Случевский, «Альгоя», 1898 |
Что такое любовь? Это шелест ветра в розовых кустах. Нет, это пламя, рдеющее в крови. Любовь ― это адская музыка, и под звуки ее пускаются в пляс даже сердца стариков. Она, точно маргаритка, распускается с наступлением ночи и, точно анемон, от легкого дуновения свертывает свои лепестки и умирает, если к ней прикоснешься. Вот что такое любовь…[23] | |
| — Кнут Гамсун, «Виктория», 1898 |
Были они прикованы к земле только на один шаг друг от друга. На одном конце маленькая Маргаритка, на другом ― он, с голубыми лепестками ― кусочки неба ― и темной непонятной серединкой. Над ними по целым ночам задыхались от счастья соловьи, а они все томились и ждали ― Иванова дня. И он пришел ― странный, пылающий, весь ждущий. <...> Все пересохло внутри и дрожало. Земля порастрескалась. Маргаритка, вся алая и знойная, стояла с кружащейся головой. Ни единой мысли: точно расплавленный горячий свет переливается внутри, обжигает и жадно ждет чего-то. Изредка лишь ветерок донесет нежный и терпкий запах ― его запах.[24] | |
| — Евгений Замятин, «Сказка об Ивановой ночи и маргаритке», 1904 |
Маленькая Маргаритка была около старого дряхлого пня: он и в эту ночь остался на месте и спал. Она часто дышала и все шире раскрывала лепестки и вся изгибалась. А он ― с непонятной темной серединкой и потемневшими темными лепестками все сильнее сжимал ее. Было и не жалко, что ей больно. Она жадно глотала боль ― острую, сладкую ― вместе с поцелуями. <...> Трещит костер, все розовеет вода, на черном небе проступили какие-то пятна. Э, да это заря. Маленькая Маргаритка плотнее прижалась к милому: нет, нет, это неправда, еще далеко до зари. Они так мало были вместе… И опять покачиваются потихоньку с закрытыми глазами, пропитанные близостью друг друга. Закрывают глаза усталые звезды. Пахнет холодом внизу. Холодеет внутри у маленькой Маргаритки: как, уже конец? Возвращаться опять в землю? Одной? <...> Еще не поздно. Ты умрешь, если останешься со мной. Это шепчет он маленькой Маргаритке, а сам все безумнее целует ее усталые лепестки, маленькие белые корни, нежные листики. Маленькая Маргаритка шепчет: ― Я останусь.[24] | |
| — Евгений Замятин, «Сказка об Ивановой ночи и маргаритке», 1904 |
Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь. | |
| — Лев Толстой, «Хаджи-Мурат», 1904 |
Большой, красный джинн разломал сосуд с Соломоновою печатью, освободился, и стоял за городом, смеясь беззвучно, но противно. Дыхание его было гарью лесного пожара. Но он сентиментально кривлялся, рвал белые лепестки гигантских маргариток, и хрипло шептал голосом, волнующим кровь юных: | |
| — Фёдор Сологуб, «Навьи чары», 1905 |
Не хотелось под этим солнцем бесплодно источать слёзы и жёлчь над пустой комедией жизни людской. Хотелось порадоваться хоть немножко на голубые дали, на облака, на маргаритки, что прятались в тени пышных надгробных памятников богачей и знати. В этих тяжёлых монументах пустая комедия жизни точно застыла навеки и их надписи вызывали тоску. «Что съел и выпил, то со мною, ― стояло на одном памятнике, ― а что я оставил, то потерял». <...> В души повеяло грустью. Может быть, недалёк тот день, когда и их памятники ― не тут, так в другом месте ― станут в ряду других, и так же будут у подножия их цвести милые маргаритки, мимолётной грустью затуманится душа прохожего и…[5] | |
| — Иван Наживин, «Иудей», 1933 |
Она такая красивая! Такая чудесная! Иногда она похожа на высокое дерево в цвету, а иногда на белый нарцисс, маленький и хрупкий. Тверже алмаза и мягче лунного света — вот она какая. Тёплая, как солнечный луч, и холодная, как звездный мороз. Гордая и далекая, как ледник в горах, и веселая, как обыкновенная девчонка, у которой по весне маргаритки в косах… Но все это — пустые слова, совсем неподходящие для неё. | |
| — Дж. Р. Р. Толкина. «Властелин колец», 1949 |
И на этот раз все было так же, и чтобы все было так же, я сказала Алешке, что он поедет один на все тот же садовый участок и переночует там, другого выхода не было, он был уже взрослый, семь лет, дорогу знал прекрасно, и я еще предупредила его, чтобы он ни в коем случае не возвращался и не звонил в дверь. И он отправился, одинокий странник, а мы как раз утром в это воскресенье были с ним на могиле дедушки с бабушкой, он впервые был на кладбище и таскал воду мне в ведре, мы посадили на могилах маргаритки. <...> Алеша, мне кажется, поборол свой страх, сажал со мной рассаду маргариток все смелей и смелей в этой земле, почва у нас в Люблине чистая и песчаная, родителей я сожгла, только кубки с пеплом стояли в глубине, ничего страшного, все позади, и Алеша бегал и поливал, а потом мы сходили помыли руки и ели яйца, хлеб и яблоки, а остатки разложили и покрошили, как это делали на других, соседних могилах многочисленные посетители.[10] | |
| — Людмила Петрушевская, «Свой круг», 1987 |
Маргаритка в поэзии
[править]
Цветок смиренный полевой! | |
| — Роберт Бёрнс (пер.М. Л. Михайлова), «К срезанной плугом маргаритке», апрель 1786 |
| — Константин Бальмонт, «Анютины глазки», 1905 |
| — Константин Бальмонт, «Детская песенка», 1905 |
Ночных небес томительный избыток, | |
| — Илья Голенищев-Кутузов, «Ночных небес томительный избыток...», 1936 |
Источники
[править]- ↑ 1 2 Ф. Сологуб. Избранная проза. ― М.: Центурион, Интерпакс, 1992 г.
- ↑ 1 2 К. Бальмонт. Избранное. — М.: Художественная литература, 1983 г.
- ↑ Олеша Ю. К. Заговор чувств. — СПб.: Кристалл, 1999 г.
- ↑ 1 2 Г.А. Соломон. «Среди красных вождей». — М., Современник, 1995 г.
- ↑ 1 2 И. Ф. Наживин. Собрание сочинений: В 3 т. Том 2. Иудей. Глаголют стяги. — М.: Терра, 1995 г.
- ↑ 1 2 Голенищев-Кутузов И.Н. «Благодарю, за всё благодарю...» — Москва, «Водолей Publishers», 2004 г.
- ↑ В. Набоков. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии.— М.: Книга, 1989 г.
- ↑ 1 2 Паустовский К. Г. «Далёкие годы». М.: «АСТ; Астрель», 2007 г.
- ↑ 1 2 Велтистов Е.С., Избранное в двух томах. Том 2. - М.: «Детская литература», 1988 г.
- ↑ 1 2 Людмила Петрушевская Такая девочка. ― М.: Вагриус, 2001 г.
- ↑ Юрий Безелянский, «В садах любви. Хроника встреч и разлук». — М.: Вагриус, 2002 г.
- ↑ Андрей Вознесенский. «На виртуальном ветру». — М.: Вагриус, 1998 г.
- ↑ Борис Ефимов. «Десять десятилетий». О том, что видел, пережил, запомнил. — М.: Вагриус, 2000 г. — 636 c. — ISBN 5-264-00438-2
- ↑ Собраніе сочиненій А. В. Дружинина. Томъ седьмой (редакція изданія Н. В. Гербеля). Санктпетербургъ въ типографіи Императорской Академіи Наукъ, 1867 г.
- ↑ М.М.Морозов. Избранные статьи и переводы. — М., ГИХЛ, 1954 г.
- ↑ Рита Райт-Ковалёва. Роберт Бернс. ЖЗЛ №297. — М.: «Молодая Гвардия», 1961 г.
- ↑ Татьяна Подоскина. «Нескучная латынь». — М.: журнал «Наука и жизнь», № 3 за 2009 г.
- ↑ И. Бунин. Полное собрание сочинений в 13 томах. — М.: Воскресенье, 2006 г.
- ↑ Авилова Л. А.. Образ человеческий. — М., Книгоиздательство писателей в Москве, 1914 г.
- ↑ В. Т. Нарежный, Собрание сочинений в 2 томах. Том 2. — М.: «Художественная литература», 1983 г.
- ↑ 1 2 Боборыкин П.Д. Сочинения. В 3 т. Том 3. — М.: Художественная литература, 1993 г.
- ↑ Сочинения К. К. Случевского в шести томах. — СПб., Издание А.Ф. Маркса, Типография А.Ф. Маркса, 1898 г.
- ↑ Кнут Гамсун. Пан. Виктория (Victoria. En kjærlighedshistorie). — М.: АСТ, 2009 г.
- ↑ 1 2 Замятин Е. И. Собрание сочинений: в 5 томах. Русь — М.: Русская книга, 2003 г. том 2.
- ↑ Л.Н.Толстой. Собрание сочинений в 22 томах. — М.: Художественная литература, 1983 г. — Том 14.
- ↑ К. Д. Бальмонт. Полное собрание стихов. Том шестой. Издание второе — Москва: Изд. Скорпион, 1911 г.
