Кроме чисто декоративного, василёк имеет также лекарственное и пищевое применение. Листья василька используются при консервировании в качестве приправы, они обладают деликатным ароматом мяты, гвоздики и лимона. Васильки являются медоносами, а также часто их можно встретить в качестве красивого и неприхотливого садового растения.[комм. 3]
― Что за цветок? Какой вздор! Простые васильки! ― Васильки! Бог и им велел жить; и не жалко ли, если они гибнут, не расцветая, не насладившись своею жизнью! А всего-то им жить одно лето… Эмма опять наклонилась к кусту васильков и выправляла их около тычинки, к которой был привязан кустик их.
― Что за ребячество, Эмма! Брось твои васильки; пойдём ходить по саду; я тебе перескажу ― ах! милый друг! я тебе всё перескажу! Он пишет, он скоро приедет! <...> Но Эмма ничего не слыхала, ни на что не смотрела; она сидела с своею работою в беседке, иногда устремляя взор на любимую грядку цветов подле беседки, где великолепно цвёл теперь василёк и, казалось, гордился между другими цветами, как будто хотел сказать им: «Меня любит Эмма!» <...>
И поздно! С безумным воплем он стремится прямо в беседку; нога его топчет и уничтожает милые васильки, любимцы Эммы, цепи его глухо ударились о беседку ― бежать нельзя!..[1]
Весело пробираться по узкой дорожке, между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за ноги, перепела кричат кругом, лошадь бежит ленивой рысью. Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берёз едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы.
― Цветы, ― уныло отвечала Акулина. ― Это я полевой рябинки нарвала, ― продолжала она, несколько оживившись, ― это для телят хорошо. А это вот череда ― против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я ещё отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, ― прибавила она, доставая из-под жёлтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, ― хотите? <...>
Акулина была так хороша в это мгновение: вся душа её доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом ― стеклышко всё вываливалось и падало ему в руку.[2]
И она смотрела вслед улетавшим на юг аистам и протягивала к ним руки. Потом она заглянула в их опустевшие гнёзда; в одном вырос стройный василёк, в другом — жёлтое репное семя, словно гнёзда только для того и были свиты, чтобы служить им оградою! Залетели туда и воробьи.
Начиналась она так: пастушка или крестьянская девушка гнала домой стадо гусей и пела куплет, который начинался и оканчивался припевом: Тига, тига, домой, Тига, тига, за мной. Помню ещё два стишка из другого куплета: Вот василёк, Милый цветок. Больше ничего не помню; знаю только, что содержание состояло из любви пастушки к пастуху, что бабушка сначала не соглашалась на их свадьбу, а потом согласилась. С этого времени глубоко запала в мой ум склонность к театральным сочинениям и росла с каждым годом.[3]
— Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858
Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василёк по ветру, как бабочка.
А это вам, Марфа Васильевна, дорогой, вон тут во ржи нарвал васильков…
― Не надо, вы обещали без меня не рвать ― а вот теперь с лишком две недели не были, васильки все посохли: вон какая дрянь!
― Пойдемте сейчас нарвём свежих!..
― Дайте срок! ― остановила Бережкова, ― Что это вам не сидится?
Одоевский умолк, и на несколько мгновений вокруг воцарилось молчание. — В альбоме там я нашел также ваш автограф, Иван Андреевич, — заговорил он снова, — посвященную государыне-солнышку басню «Василёк»: В глуши расцветший Василёк Вдруг захирел, завял почти до половины И, голову склоня на стебелёк, Уныло ждал своей кончины…
— Ну, теперь-то стебелёк, пожалуй, не обломится, — заметил князь Вяземский, и лежавшее на всех присутствующих грустное очарование как рукой сняло: все весело оглянулись на старика-баснописца, тучный стан которого недаром заслужил ему от Карамзиной (вдовы историографа) прозвище Слон. Сам Крылов не повернул даже головы на толстой короткой шее, как бы опасаясь нарушить найденное раз в кресле удобное положение, и только сверху покосился на большой бриллиантовый перстень, пожалованный ему императрицею Марией Фёдоровной и ярко сверкавший теперь на его жирной руке, покоившейся на ручке кресла. <...>
— Я отдала бы, кажется, всё на свете, чтобы увидеть опять нашу чудную степь с её весенними цветами: колокольчиками, нарциссами, васильками…
— Васильков-то и здесь сколько вам угодно, — сказал Пушкин, — а здешние ландыши даже ароматнее всех ваших степных цветов.
— О, нет, я не согласна! Васильки на Украине ярче; неправда ли, Николай Васильевич? Гоголь теперь лишь, казалось, очнулся и поспешил подтвердить:
— Ярче, ещё бы! .. [5]
Снегом заносит. Рвётся в белые окна метель и стучится. А вчера ещё жил василёк, жали рожь. В одну ночь! Стынет седая река, плещутся судорожно волны. Слушаешь вьюгу, молчишь, жмёшься от холода. <...>
Стёпка остановился, и из его смеющихся губок сверкает единственный молочный зубок. Стёпка кричит мне, ― его пухлые ручонки крепко сжимают смятый, затасканный василёк. И затопотался ― побежал.
Живое слово (метафора, сравнение, эпитет) есть семя, прозябающее в душах; оно сулит тысячи цветов; у одного оно прорастает как белая роза, у другого ― как синенький василёк.[6]
Ещё совсем, кажется, недавно в лугах желтела куриная слепота; за ней липкая тёмно-малиновая дрёма пошла пятнать весёлые лужайки и поляны в лесу; рожь поднялась совсем высоко; вместо жёлтых висюлек закачались на акациях зелёные длинные стручки; соловьи примолкли и стали пересвистываться по утрам всё нежней и тише; вот уж и кукушка подавилась колосом и васильки тысячами глаз замигали из переливчатых волн зашумевшей полосатой ржи.[7]
Дмитрий Петрович шевелил пальцами ног, затёкшими от колец, и думал:
— Нужно вырабатывать стиль. Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зелёном туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.
Утром отец уехал куда-то. Она увидела стёкла, залитые дождём, и почувствовала, что уже ничего не ждёт, ничего не хочет, что просто ей приятно вставать, прибирать избу, топить печь, заниматься обыденными делами. К вечеру она нарядилась, воткнула два сухих василька в косу, обвитую вокруг головы, и вздумала поставить самовар.
Над суровым, дубовым столом лысая голова не напружилась височными жилами; не глядела она исподлобья туда, где в камине текли резвой стаей васильки угарного газа: в одинокой той комнате всё же праздно в камине текли огоньки угарного газа над калёною грудою растрещавшихся угольков; разрывались там, отрывались и рвались ― красные петушиные гребни, пролетая стремительно в дымовую трубу, чтоб сливаться над крышами с гарью, с отравленной копотью и бессменно над крышами повисать удушающей, разъедающей мглой.[8]
— Послушайте! — вдруг обратился он к Васильку, который был свидетелем его жалоб. — Смилуйтесь вы надо мною и, во что бы то ни стало, добудьте мне ноты, по которым играет Сарабанда, и вы увидите, что я перещеголяю его, за пояс заткну. Я эту самую песню выучу так, что весь мир узнает, что такое значит какой-нибудь ничтожный Сарабанда, и что такое значит Полубоярин. Дорогой мой, сделайте это! Прошу вас, помогите мне!
Василёк был всегда очень деятелен, бросился за кузнечиком, уходящим со своей чародейскою скрипкой, схватил его за полу тёмного плаща и начал вымаливать ноты той чудной песни, эхо которой ещё дрожало вокруг в полевых травах, орошённых росою.
— У нас есть очень способная лягушка, — говорил Василёк, — и мы желаем сделать из неё придворного музыканта его величества, нашего всемилостивого государя.
Тут были ирисы (Iris uniflora Pall.) самых разнообразных оттенков от бледно-голубого до тёмно-фиолетового, целый ряд орхидей (Cypripedium ventricosum Sw.) разных окрасок, жёлтый курослеп (Caltha palustris L.), тёмно-фиолетовые колокольчики (Campanula niomerata L.), душистый ландыш (Convallaria majalis L.), лесная фиалка (Viola uniflora L.), скромный цветочек земляники (Fragaria elatior Ehrh.), розовый василёк (Centaurea monanthos Georgi), яркая гвоздика (Dianthus barbatus L.) и красные, оранжевые и жёлтые лилии (Lilium dahuricum Gawl). Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То, что мы видели на западе, в трёх-четырёх переходах от Сихотэ-Алиня, тут было у самого его подножия. Кроме того, я заметил ещё одну особенность: те растения, которые на западе были уже отцветшими, здесь ещё вовсе не начинали цвести.[9]
В плену у жизни. Кошмары, вчера было, а кажется, Бог знает когда, время сорвалось… в тёмной комнате на диване один лежу и думаю про какого-нибудь английского писателя, например, про Уэллса, что сидит он на своём месте и творит, а я, русский его товарищ, не творю, а живу в кошмарах и вижу жизнь без человека. Но и то и другое неизбежно ― и человек вне жизни, и жизнь вне человека. Я в плену у жизни и верчусь, как василёк на полевой дороге, приставший к грязному колесу нашей русской телеги.[10]
― Вы помните, Ника, ― тихо проговорила Таня, ― как любили мы с Олей наступать на ледок на лужах и слушать, как хрустит он под каблуком.
― Да, Таня, помню, ― коротко сказал Ника.
― Ника, ― после долгой паузы сказала Таня, и широко раскрылись её глаза, будто два синих василька глянули из чёрной опушки длинных ресниц, ― Ника, что же это такое!?. Было... Было… Было…[11]
— Пётр Краснов, «От двуглавого орла к красному знамени» (книга вторая), 1922
Когда Державина без чувства Клит читает,
То мне ль писать стихи? Нет! полно, Феб! прости.
Но скромный василёк престанет ли цвести,
Затем, что грубый мул и розу попирает?
Колокольчик поник над росистой межой,
Алой краской покрыт василёк голубой,
Сироты-повилики румяный цветок
Приласкался к нему и обвил стебелёк.
— Иван Никитин, «Перестань, милый друг, своё сердце пугать…», 1859
Да, васильки, васильки…
Много мелькало их в поле…
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли. Олечка бросит цветок В реку, головку наклонит… «Папа, — кричит, — василёк Мой поплывёт, не утонет?!» <...>
Как эти дни далеки…
Долго ль томиться я буду?
Всё васильки, васильки,
Красные, жёлтые всюду…[16]
У нас есть папороть-цветок,
И перелёт-трава.
Небесно-радостный намёк,
У нас есть синий василёк,
Вся нива им жива.
Есть подорожник, есть дрема́,
Есть ландыш, первоцвет.
И нет цветов, где злость и тьма,
И мандрагоры нет.
Распустила косу русую, — проскользнула в рожь коса
И скосила острым волосом звездоликий василёк.
Улыбнулась лепестковая, и завился мотылёк —
Не улыбка ль воплощённая?.. Загудело, как оса…[19]
— Игорь Северянин, «Вечером жасминовым» (из цикла «А сад весной благоухает!», сборник «Victoria Regia»), 1909
Василёк взглянул, Мне шепнул — блеснул:
Каждый колос служит хлебу,
Василёчек — только Небу.
↑Латинское (научное) название рода лат.Centauréa (или кента́врея, от слова кентавр) выбрал в качестве названия рода Карл Линней. Согласно древнегреческому мифу, это растение получило своё «кентаврическое» имя после того, как с его помощью кентавр Хирон исцелился от смертельного ядаЛернейской гидры.
↑Род василёк является не типически астровым растением. Этот род — типовой для подтрибывасильковые (лат.Centaureinae), входящей, в свою очередь, в трибуЧертополоховые (Cardueae) семейства астровых. Род василёк весьма крупный, он насчитывает от 350 до полутысячи видов. Разумеется, большинство из них — совсем не синие и не голубые, а некоторые, например, сиренево-розовый василёк луговой, распространены и знакомы ничуть не меньше василька синего. И тем не менее, самым известным (буквально, притчей) остаётся голубой василёк. От него и произошло прилагательное: васильковый (небесно-синий, голубовато-сапфировый цвет).
↑В качестве садового растения также можно встретить не только василёк синий, но и другие виды васильков. За несколько веков культивирования выведены десятки сортов васильков, включая махровые и крупноцветковые формы.
↑Крылов И. А., Полное собрание сочинений: в 3 томах, под редакцией Д. Д. Благого; — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1946 год. — Т. III. (Басни. Стихотворения. Письма).
↑Кондратий Рылеев, Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1971 г.
↑Апухтин А.Н. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. Третье издание. — Ленинград, «Советский писатель», 1991 г.
↑Трефолев Л.Н. Стихотворения. (из серии Библиотека поэта). — Ленинград, «Советский писатель», 1958 г.
↑ 18,018,1Блок А.А. Собрание сочинений в восьми томах. Том первый. — Москва, «ГИХЛ», 1960-1963 гг.
↑Игорь Северянин, «Громокипящий кубок. Ананасы в шампанском. Соловей. Классические розы.» — М.: «Наука», 2004 г.
