Василёк

Василёк синий (полевое растение)

Василёк или васильки́ (лат. Centauréa) — известнейший в России небесно-синий полевой цветок из рода травянистых растений василёк семейства астровых (или сложноцветных).

Кроме чисто декоративного, василёк имеет также лекарственное и пищевое применение. Листья василька используются при консервировании в качестве приправы, они обладают деликатным ароматом мяты, гвоздики и лимона. Васильки являются медоносами, а также часто их можно встретить в качестве красивого и неприхотливого садового растения.

Василёк в научно-популярной литературе и публицистике

	Живое слово (метафора, сравнение, эпитет) есть семя, прозябающее в душах; оно сулит тысячи цветов; у одного оно прорастает как белая роза, у другого ― как синенький василёк.
	— Андрей Белый, «Магия слов», 1909

Тут были ирисы (Iris uniflora Pall.) самых разнообразных оттенков от бледно-голубого до тёмно-фиолетового, целый ряд орхидей (Cypripedium ventricosum Sw.) разных окрасок, жёлтый курослеп (Caltha palustris L.), тёмно-фиолетовые колокольчики (Campanula niomerata L.), душистый ландыш (Convallaria majalis L.), лесная фиалка (Viola uniflora L.), скромный цветочек земляники (Fragaria elatior Ehrh.), розовый василёк (Centaurea monanthos Georgi), яркая гвоздика (Dianthus barbatus L.) и красные, оранжевые и жёлтые лилии (Lilium dahuricum Gawl). Этот переход от густого хвойного леса к дубовому редколесью и к полянам с цветами был настолько резок, что невольно вызывал возгласы удивления. То, что мы видели на западе, в трёх-четырёх переходах от Сихотэ-Алиня, тут было у самого его подножия. Кроме того, я заметил ещё одну особенность: те растения, которые на западе были уже отцветшими, здесь ещё вовсе не начинали цвести.

— Владимир Арсеньев, «По Уссурийскому краю», 1917

Название цветка часто связывают с человеческим именем. Как рассказывает народная легенда, был у матери единственный сын по имени Василь. Его околдовала и погубила русалка ― он превратился в цветок, цветом своим напоминающий глубокую воду. Латинское же название ― Centaurea ― дал васильку Карл Линней в честь мифических полулюдей-полулошадей. Мудрейший из кентавров Хирон знал силу многих целебных трав, в том числе и василька, и исцелял многих героев мифов. Целебными свойствами у василька обладают краевые ярко-синие цветки, которые и собирают в июле-августе. В их лепестках содержится синее красящее вещество цианин (C27H31O16), относящееся к группе антоцианинов. Это большая группа растительных пигментов синего, красного или фиолетового цветов, представляющих собой соединения сахаров с основными носителями красящих свойств ― антоцианидинами (производными бензопирилия). Антоцианины образуются в тканях многих растений; особенно много их накапливается в тканях, поврежденных, например, низкой температурой, ― этим объясняется красный цвет осенних листьев. Антоцианины имеют важное значение в жизни растения: они задерживают ту часть светового спектра, которая не поглощается хлорофиллом, придают цветам и плодам привлекающую насекомых окраску и т. д. Содержит василек и глюкозиды. В народной медицине василек в виде настоя на водке, принимаемого с горячим чаем, считается средством от простуды, потогонным и противолихорадочным.

— Майя Мазуренко, «Василёк», 1968

	― В нашем языке появилось много сорных словечек. Он порой похож на поле, покрытое сорняками. Иногда эти сорняки кажутся даже красивыми ― овсюг, сурепка (василёк я не считаю сорняком).
	— Юрий Коваль, «На барсучьих правах», 1981

Слово «волчцы» употребляется в Библии исключительно во множественном числе и практически всегда вместе со словом «терние», означая всякую бесполезную, вредную, негодную растительность. <...> Василек лечебный ― Centaurea procurrens ― многолетнее травянистое растение, растет как сорняк в посевах пшеницы, ячменя или образует самостоятельные заросли в песках пустыни Негев. Свежую измельченную траву василька прикладывали к ранам и воспаленным местам. Настоем сухой травы обмывали зудящие участки кожи, покрытые сыпью.

— Игорь Сокольский, «Что есть что в мире библейских растений», 2006

Василёк в мемуарах и художественной прозе

― Что за цветок? Какой вздор! Простые васильки! ― Васильки! Бог и им велел жить; и не жалко ли, если они гибнут, не расцветая, не насладившись своею жизнью! А всего-то им жить одно лето… Эмма опять наклонилась к кусту васильков и выправляла их около тычинки, к которой был привязан кустик их. ― Что за ребячество, Эмма! Брось твои васильки; пойдём ходить по саду; я тебе перескажу ― ах! милый друг! я тебе всё перескажу! Он пишет, он скоро приедет! <...> Но Эмма ничего не слыхала, ни на что не смотрела; она сидела с своею работою в беседке, иногда устремляя взор на любимую грядку цветов подле беседки, где великолепно цвёл теперь василёк и, казалось, гордился между другими цветами, как будто хотел сказать им: «Меня любит Эмма!» <...> И поздно! С безумным воплем он стремится прямо в беседку; нога его топчет и уничтожает милые васильки, любимцы Эммы, цепи его глухо ударились о беседку ― бежать нельзя!..

— Николай Полевой, «Эмма», 1834

	Весело пробираться по узкой дорожке, между двумя стенами высокой ржи. Колосья тихо бьют вас по лицу, васильки цепляются за ноги, перепела кричат кругом, лошадь бежит ленивой рысью. Вот и лес. Тень и тишина. Статные осины высоко лепечут над вами; длинные, висячие ветки берёз едва шевелятся; могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы.
	— Иван Тургенев, «Лес и степь», 1848

― Цветы, ― уныло отвечала Акулина. ― Это я полевой рябинки нарвала, ― продолжала она, несколько оживившись, ― это для телят хорошо. А это вот череда ― против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я ещё отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для вас, ― прибавила она, доставая из-под жёлтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, ― хотите? <...> Акулина была так хороша в это мгновение: вся душа её доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом ― стеклышко всё вываливалось и падало ему в руку.

— Иван Тургенев, «Свидание», 1850

	И она смотрела вслед улетавшим на юг аистам и протягивала к ним руки. Потом она заглянула в их опустевшие гнёзда; в одном вырос стройный василёк, в другом — жёлтое репное семя, словно гнёзда только для того и были свиты, чтобы служить им оградою! Залетели туда и воробьи.
	— Ганс Христиан Андерсен, «История года», 1852

Начиналась она так: пастушка или крестьянская девушка гнала домой стадо гусей и пела куплет, который начинался и оканчивался припевом: Тига, тига, домой, Тига, тига, за мной. Помню ещё два стишка из другого куплета: Вот василёк, Милый цветок. Больше ничего не помню; знаю только, что содержание состояло из любви пастушки к пастуху, что бабушка сначала не соглашалась на их свадьбу, а потом согласилась. С этого времени глубоко запала в мой ум склонность к театральным сочинениям и росла с каждым годом.

— Сергей Аксаков, «Детские годы Багрова-внука, служащие продолжением семейной хроники», 1858

	Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василёк по ветру, как бабочка.
	— Александр Островский, «Гроза», 1860

	А это вам, Марфа Васильевна, дорогой, вон тут во ржи нарвал васильков… ― Не надо, вы обещали без меня не рвать ― а вот теперь с лишком две недели не были, васильки все посохли: вон какая дрянь! ― Пойдемте сейчас нарвём свежих!.. ― Дайте срок! ― остановила Бережкова, ― Что это вам не сидится?
	— Иван Гончаров, «Обрыв», 1869

	Они жили на берегу Сосны, в небольшой, крытой соломою, но беленькой хате, за которою, к самой реке, спускался огород с грядами капусты, гороха, свеклы, кукурузы и разного рода цветами. Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер, ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и ― украшение могил ― васильки.
	— Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877

Одоевский умолк, и на несколько мгновений вокруг воцарилось молчание. — В альбоме там я нашел также ваш автограф, Иван Андреевич, — заговорил он снова, — посвященную государыне-солнышку басню «Василёк»: В глуши расцветший Василёк Вдруг захирел, завял почти до половины И, голову склоня на стебелёк, Уныло ждал своей кончины… — Ну, теперь-то стебелёк, пожалуй, не обломится, — заметил князь Вяземский, и лежавшее на всех присутствующих грустное очарование как рукой сняло: все весело оглянулись на старика-баснописца, тучный стан которого недаром заслужил ему от Карамзиной (вдовы историографа) прозвище Слон. Сам Крылов не повернул даже головы на толстой короткой шее, как бы опасаясь нарушить найденное раз в кресле удобное положение, и только сверху покосился на большой бриллиантовый перстень, пожалованный ему императрицею Марией Фёдоровной и ярко сверкавший теперь на его жирной руке, покоившейся на ручке кресла. <...> — Я отдала бы, кажется, всё на свете, чтобы увидеть опять нашу чудную степь с её весенними цветами: колокольчиками, нарциссами, васильками… — Васильков-то и здесь сколько вам угодно, — сказал Пушкин, — а здешние ландыши даже ароматнее всех ваших степных цветов. — О, нет, я не согласна! Васильки на Украине ярче; неправда ли, Николай Васильевич? Гоголь теперь лишь, казалось, очнулся и поспешил подтвердить: — Ярче, ещё бы! ..

— Василий Авенариус, «Школа жизни великого юмориста», 1899

	Снегом заносит. Рвётся в белые окна метель и стучится. А вчера ещё жил василёк, жали рожь. В одну ночь! Стынет седая река, плещутся судорожно волны. Слушаешь вьюгу, молчишь, жмёшься от холода. <...> Стёпка остановился, и из его смеющихся губок сверкает единственный молочный зубок. Стёпка кричит мне, ― его пухлые ручонки крепко сжимают смятый, затасканный василёк. И затопотался ― побежал.
	— Алексей Ремизов, «В плену. Северные цветы», 1903

Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь. Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-жёлтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; жёлтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; жёлтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики.

— Лев Толстой, «Хаджи-Мурат», 1904

Ещё совсем, кажется, недавно в лугах желтела куриная слепота; за ней липкая тёмно-малиновая дрёма пошла пятнать весёлые лужайки и поляны в лесу; рожь поднялась совсем высоко; вместо жёлтых висюлек закачались на акациях зелёные длинные стручки; соловьи примолкли и стали пересвистываться по утрам всё нежней и тише; вот уж и кукушка подавилась колосом и васильки тысячами глаз замигали из переливчатых волн зашумевшей полосатой ржи.

— Борис Садовской, «Лебединые клики», 1911

	Дмитрий Петрович шевелил пальцами ног, затёкшими от колец, и думал: — Нужно вырабатывать стиль. Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зелёном туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.
	— Тэффи, «Без стиля», 1913

	Утром отец уехал куда-то. Она увидела стёкла, залитые дождём, и почувствовала, что уже ничего не ждёт, ничего не хочет, что просто ей приятно вставать, прибирать избу, топить печь, заниматься обыденными делами. К вечеру она нарядилась, воткнула два сухих василька в косу, обвитую вокруг головы, и вздумала поставить самовар.
	— Иван Бунин, «При дороге», 1913

Над суровым, дубовым столом лысая голова не напружилась височными жилами; не глядела она исподлобья туда, где в камине текли резвой стаей васильки угарного газа: в одинокой той комнате всё же праздно в камине текли огоньки угарного газа над калёною грудою растрещавшихся угольков; разрывались там, отрывались и рвались ― красные петушиные гребни, пролетая стремительно в дымовую трубу, чтоб сливаться над крышами с гарью, с отравленной копотью и бессменно над крышами повисать удушающей, разъедающей мглой.

— Андрей Белый, «Петербург», 1914

— Послушайте! — вдруг обратился он к Васильку, который был свидетелем его жалоб. — Смилуйтесь вы надо мною и, во что бы то ни стало, добудьте мне ноты, по которым играет Сарабанда, и вы увидите, что я перещеголяю его, за пояс заткну. Я эту самую песню выучу так, что весь мир узнает, что такое значит какой-нибудь ничтожный Сарабанда, и что такое значит Полубоярин. Дорогой мой, сделайте это! Прошу вас, помогите мне! Василёк был всегда очень деятелен, бросился за кузнечиком, уходящим со своей чародейскою скрипкой, схватил его за полу тёмного плаща и начал вымаливать ноты той чудной песни, эхо которой ещё дрожало вокруг в полевых травах, орошённых росою. — У нас есть очень способная лягушка, — говорил Василёк, — и мы желаем сделать из неё придворного музыканта его величества, нашего всемилостивого государя.

— Мария Конопницкая, «История о гномах и о сиротке Марисе», 1916

В плену у жизни. Кошмары, вчера было, а кажется, Бог знает когда, время сорвалось… в тёмной комнате на диване один лежу и думаю про какого-нибудь английского писателя, например, про Уэллса, что сидит он на своём месте и творит, а я, русский его товарищ, не творю, а живу в кошмарах и вижу жизнь без человека. Но и то и другое неизбежно ― и человек вне жизни, и жизнь вне человека. Я в плену у жизни и верчусь, как василёк на полевой дороге, приставший к грязному колесу нашей русской телеги.

— Михаил Пришвин, «Дневники», 1918

	― Вы помните, Ника, ― тихо проговорила Таня, ― как любили мы с Олей наступать на ледок на лужах и слушать, как хрустит он под каблуком. ― Да, Таня, помню, ― коротко сказал Ника. ― Ника, ― после долгой паузы сказала Таня, и широко раскрылись её глаза, будто два синих василька глянули из чёрной опушки длинных ресниц, ― Ника, что же это такое!?. Было... Было… Было…
	— Пётр Краснов, «От двуглавого орла к красному знамени» (книга вторая), 1922

На шахту Хиротаро не вернулся из-за васильков Centaurea cyanus. Точнее, из-за их цветочных корзинок. Дотащив тело младшего унтер-офицера Марута до неглубокого оврага, в котором хоронили погибших пленных, он сел рядом с ним на землю и долго смотрел на его мертвое лицо. <...> По синтоистской традиции он должен был оставить какой-нибудь дар умершему, однако в карманах у него ничего не было. Он медленно шел мимо могил, пытаясь найти хоть что-нибудь и вспоминая лица тех, кто лежал здесь под неглубоким слоем земли и песка. На холмиках покачивались васильки. ― Centaurea cyanus, ― негромко сказал он. ― Что? Хиротаро поморщился. Голос Масахиро сейчас раздражал его, но он все же ответил: ― Цветы. ― Я вижу, что это цветы. <...> ― Ведите его в карцер. Достал уже. Охранники с готовностью схватили Хиротаро за руки, и все собранные им образцы мутировавших Centaurea cyanus посыпались из его котомки на землю.

— Андрей Геласимов, «Степные боги», 2008

Василёк в поэзии

Василёк луговой (не синий)

	Кто же бабочкой летает С василька на василёк, Тот любви ещё не знает; Кто любил, тот любит ввек.
	— Николай Карамзин, «Куплеты из одной сельской комедии, игранной благородными любителями театра», 1800

	Только дружба обещает Мне бессмертия венок; Он приметно увядает, Как от зноя василёк.
	— Константин Батюшков, «К Гнедичу», 1807

	Когда Державина без чувства Клит читает, То мне ль писать стихи? Нет! полно, Феб! прости. Но скромный василёк престанет ли цвести, Затем, что грубый мул и розу попирает?
	— Аким Нахимов, «Клиту», 1814

	Цвет невинности непрочен, Как в долине василёк: Часто светлыми косами Меж шумящими снопами Вянет скошенный цветок.
	— Антон Дельвиг, «Поляк», 1815

	Бледна, как лилия в лазури васильков, Как восковое изваянье; Нет радости в цветах для вянущих перстов, И суетно благоуханье.
	— Константин Батюшков, «Когда в страдании девица отойдёт…», 1821

	В глуши расцветший Василёк Вдруг захирел, завял почти до половины, И, голову склоня на стебелёк, Уныло ждал своей кончины...
	— Иван Крылов, «Василёк», 1823

	Так, окроплён росой отрадной, В тот час, когда горит восток, Вновь воскресает ― ночью хладной Полузавялый василёк.
	— Кондратий Рылеев, «Элегия», 1825

	Во ржи был василёк прекрасной, Он взрос весною, летом цвёл И, наконец, увял в дни осени ненастной. Вот смертного удел!
	— Александр Пушкин и Николай Языков «Нравоучительные четверостишия», 1827

	Колокольчик поник над росистой межой, Алой краской покрыт василёк голубой, Сироты-повилики румяный цветок Приласкался к нему и обвил стебелёк.
	— Иван Никитин, «Перестань, милый друг, своё сердце пугать…», 1859

	Да, васильки, васильки… Много мелькало их в поле… Помнишь, до самой реки Мы их сбирали для Оли. Олечка бросит цветок В реку, головку наклонит… «Папа, — кричит, — василёк Мой поплывёт, не утонет?!» <...> Как эти дни далеки… Долго ль томиться я буду? Всё васильки, васильки, Красные, жёлтые всюду…
	— Алексей Апухтин, «Сумасшедший», 1890

	На вече так, с тоской великой, Рёк Колупаев. Вновь увлёк Его на ниве бедной, дикой Красавец ― синий василёк.
	— Леонид Трефолев, «Страдное вече», 1892

Василёк шероховатый

	Там цветут и клевер пышный, И невинный василёк, Вечно шелест лёгкий слышно: Колос клонит… Путь далёк!
	— Александр Блок, «Я стремлюсь к роскошной воле...», 1898

	Я живу в пустыне. Нынче, как вчера. Василёк мой синий, Я твоя сестра.
	— Александр Блок, «Я живу в пустыне...», 1903

	У нас есть папороть-цветок, ‎И перелёт-трава. ‎Небесно-радостный намёк, ‎У нас есть синий василёк, ‎Вся нива им жива. Есть подорожник, есть дрема́, ‎Есть ландыш, первоцвет. ‎И нет цветов, где злость и тьма, ‎И мандрагоры нет.
	— Константин Бальмонт, «Славянское Древо», 1906

	Завязавши три узла, Вижу я: Заря — светла. И срываю я цветок, Первый, синий василёк.
	— Константин Бальмонт, «Люб-трава», 1908

	Распустила косу русую, — проскользнула в рожь коса И скосила острым волосом звездоликий василёк. Улыбнулась лепестковая, и завился мотылёк — Не улыбка ль воплощённая?.. Загудело, как оса…
	— Игорь Северянин, «Вечером жасминовым» (из цикла «А сад весной благоухает!», сборник «Victoria Regia»), 1909

	Василёк взглянул, Мне шепнул — блеснул: Каждый колос служит хлебу, Василёчек — только Небу.
	— Константин Бальмонт, «Голубой стишок», 1912

	Прими ж нас всех равно, Христова нива! К тебе равно сошлися в должный срок от стран полудня кроткая олива и от земель славянских василёк!
	— Эллис (Л.Л.Кобылинский), «В Ассизи», 1913

	Аккорды, как волны и призрак разлуки ― Увядший давно голубой василёк… Как сердцу несносны знакомые звуки! Как душу тревожит любимый цветок!
	— Владимир Набоков, «Аккорды, как волны и призрак разлуки...», 1916

	Мир ― не чум, не лосиное пастбище, Есть Москва ― золотая башка... Ледяное полярное кладбище Зацветёт, голубей василька.
	— Николай Клюев, «Октябрьские рассветки и сумерки...» (1918-1919)

	Цветок смиренный полевой, Ты золотистых нив краса, Своей лазурной синевой Ты отражаешь небеса...
	— Николай Холодковский, «Василёк» (Centaurea cyanus L.), 1922

	Желанной нет. Безбрежность нив. Лишь василёк один, мерцая, Поёт чрез золотой разлив Там, где была моя родная.
	— Константин Бальмонт, «Сны», 1922

	Раздутые ноздри львиных зевов; Липкие язвы дрём; Театральные капоры кашек; Выцветшая ветхость бессмертников; Суховатый мёд васильков; Пыльная хина полыней.
	— Георгий Оболдуев, «Буйное вундеркиндство тополей...» (Живописное обозрение), 1927

См. также

• Арника
• Бессмертник
• Девясил
• Календула
• Пижма
• Белокопытник
• Ландыш