Дмитрий Павлович Губин

Материал из Викицитатника
(перенаправлено с «Дмитрий Губин»)
Дмитрий Павлович Губин
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе

Дми́трий Па́влович Гу́бин (22 марта 1964, Иваново) — советский и российский журналист, радио- и телеведущий. Как пишущий журналист и колумнист работал в журналах «Аврора», «Огонёк», «GQ», «Elle», был главным редактором мужского журнала «FHM» (For Him Magazine).
Как радио-журналист вёл ток-шоу на «Радио России», «Маяке», «Вести-FM». Как тележурналист вёл программы на РТР и ТВЦ. Лауреат премии «Золотой микрофон», а также премий журналов «Огонёк» и «Elle». Работает в Москве, живёт в Петербурге.

Цитаты[править]

О политике[править]

  •  

Нельзя было критиковать укореняющуюся власть, нельзя было сомневаться в её вертикальной устойчивости. Более того, если в 97-м году легко приходили разные люди, от Явлинского до Зюганова (и я до сих пор вспоминаю моего первого Явлинского, моего первого Зюганова!), то к 2004-му году оставалась лишь тоскливейшая «Единая Россия»... Которая боялась отвечать даже на вопрос «Который час?» А я был колючий... Так вот, поскольку убивать меня было негуманно, мои друзья-начальники решили меня отправить в ссылку. Поскольку в Шушенском тогда вакансий не случилось, меня спровадили в Лондон, на полугодовой контракт на Би-би-си, рассчитывая, я так полагаю, втайне, что оттуда я уже не вернусь.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Я в 1999-м короткое время вёл «Вести» российского телевидения, интервьюировал гостей в студии. И вот однажды после одной особо удачной шуточки по поводу трогательного единения коммунистов с «медведями» при разделе портфелей в Думе награда нашла героя. Борис Абрамович, которому приписывают отцовство «Единой России», позвонил в гневе Александру Стальевичу, Александр Стальевич позвонил Михаилу Юрьевичу, Михаил Юрьевич позвонил Михаилу Ефимовичу, — и меня в эфире не стало. Хотя тему шуточки я заранее согласовал с Геннадием Николаевичем Селезнёвым...

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Тогда Селезнёв был ещё вполне действующим председателем, и за два часа до эфиров с его участием к нам приезжала Федеральная служба охраны и убирала со стола мою минеральную воду, чтобы я председателя Госдумы не опоил отравленным «Святым источником»...

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Я предпочитаю работать с открытым забралом. Если у меня есть злой вопрос, я заранее говорю, что вот на такую-то тему хочу говорить. Я, например, на питерском телевидении говорил в 96-м Собчаку накануне выборов: «Знаете, Анатолий Александрович, все в городе только и говорят, что вы своей племяннице сделали бесплатно квартиру, и я не могу не спросить об этом». «Спрашивайте, — говорил он, — только у меня нет никакой племянницы». И я, заранее получив эту информацию, знал, как вести эфир, чтобы не выглядеть дураком...

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Вообще, если я собираюсь спрашивать о чём-то запредельном, то стараюсь границы запредельного заранее прощупать. Перед записью Кабаевой во «Временно доступен», я, улучив в гримёрке момент, спросил, на кого похож её ребёнок: на маму или на папу? Ответ был, как про племянницу Собчака: Кабаева сказала, что никогда не рожала и ближайшие девять месяцев рожать не собирается... Дело в том, что глупые журналисты (а глупостьболезнь заразительная) свои запредельные темы обычно выкапывают на сайте compromat.ru. А потом умные гости их разделывают под орех. Лучше уж подстраховаться...

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

После Лондона я вспомнил боевую молодость и решил, что хочу быть главным редактором глянцевого журнала, коль публичная политика в стране умерла. И кинул клич по друзьям в глянце. Меня немножечко знали, я к тому времени был колумнистом GQ, вытеснив своей колонкой ни много ни мало Тони Парсонса. Колонка была в рубрике «Мораль» и строилась на простом приёме. Я писал крайне убедительный текст, уводил такую лестницу в небеса, убеждая читателя, что, скажем, надо забыть про возраст, что ночная жизнь, мотоциклы, молодые волчата и волчицы — это круто. А в последнем абзаце я у него лестницу вышибал. Заявляя впрямую: да ты урод, да ты потому и тратишь жизнь на свои беспонтовые тусовки, что не можешь ни создать, ни удержать, ни поддержать семью, а вернее её и ценнее её не будет ничего, и фишка не в том, чтобы в 50 лет колбаситься, а чтобы извлечь из каждого возраста максимальное достоинство. Мне сотрудничество с глянцем нравилось очень, хотя как главред я был тогда просто нулевой, я умел писать и редактировать, я умел выпускать таблоид в 32 страницы, но я представления не имел, что такое толстый глянцевый журнал.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Но мы делали и серьёзные вещи. Мы выходили с заголовком «Путин не президент России». В скобках — «Настоящий президент Петросян — смотри рейтинги». <...> Это было честное отражение реальности. Мы сказали, что есть две страны — «Россия 1» и «Россия 2», и что переходные пункты находятся возле любого мента на улице — достаточно подойти, и он переведёт тебя, куда надо. Глянец ведь действительно много себе позволяет, в этом причина популярности Esquire и GQ, этих двух бьющих под дых политических изданий. Если я правильно понимаю, на том же самом хефнеровский Playboy поднялся. Не потому, что там были голые тёлочки, и именно потому, что тёлочки и серьёзная политика, наука, литература ставились на равных.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Я же назвал идиотской идею Медведева по установке рамок на вокзалах. Я же сказал, что идиотизм по их установке происходит, наверное, потому, что Медведев не знает, как устроены вокзалы: он никогда не выезжал сам, покупая билет через интернет или в кассе, и он не оставлял вещи в камере хранения. Если бы путешествовал по миру сам, то знал бы, что на европейских вокзалах рамка и сканер стоят перед входом в камеру хранения: ты не можешь оставить сумку, чтобы её не просветили, а тебя не прозвонили. В этом есть логика. А на входе в аэропорт, в аэровокзал рамки бессмысленны. Очередь перед рамкой – это новая привлекательная мишень для террористов.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Я сказал, что меня пугает власть не потому, что она мерзкая, бездушная и бесчеловечная, хотя она мерзкая, бездушная и бесчеловечная, а то, что это власть никаких не засланных людей, то есть не оккупационная, и не власть касты (не брахманы, которые существовали в Индии, и не аристократы в России), а власть абсолютно народная, потому что во главе страны стоит сын Кухара и медсестры. А это значит, что мерзость власти питается мерзостью воспроизводящего её народа. Я думал, что мне за этого «кухара» вставят, хотя я просто использовал незакавыченную ленинскую цитату.

  — «Крупный план на среднем фоне»

О культуре и искусстве[править]

Дмитрий Губин и
Юрий Ханон во время съёмок телепередачи (Ленинград, 1990)
  •  

Одним из трёх композиторов» Юрий Ханина назвал Союз кинематографистов. После музыки к фильмам Александра Сокурова «Дни затмения» и «Спаси и сохрани» было признано, что Ханин — «один из трёх композиторов, вошедших в номинацию за 1988 год». Я тоже не знаю, что такое номинация, но ещё двумя вошедшими были Шнитке и Гребенщиков. Запад, как водится, оценил Ханина выше, присудив в том же году и за ту же музыку Евро-Оскара, и не сомневаюсь, что «Полидор», «ЭМИ» или «Филипс» запишут Ханина раньше, чем «Мелодия».[1]

  — «Игра в дни затмения», 1990
  •  

Пассивизм не опишешь через внешние приметы: как процесс он скорее отсутствие всякого процесса. Пассивиты ― подростки из вечной категории «лохов», не могущие «въехать», «врубиться» в самые простые вещи и потому вечно обречённые на роль люмпенизированного арьергарда. Ну, посмотреть «те́лек», ну под вечер погулять лениво в компании таких же «нормальных» ребят ― таков выраженный через вековечное нашенское «ну» образ жизни маленьких сомнамбулят. Не случайно при Брежневе заметить пассивизм как явление было невозможно: мёртвые в мёртвом царстве не бросались в глаза. Выраженьице «трудный подросток» прикрыло всех: и юных профессионалов-воров, и бунтовщиков-неформалов, и наших лохов. Андрей Малахов из нашумевшей повести Валерия Аграновского «Остановите Малахова!» ― в сущности, просто несчастный лох. Никто не думал, что это струя! Марионетки всё же двигались: «как все» играли в «морской бой» на последних партах плохо проветренных классов; ковыряли жирными ложками мерзейшие котлеты; подымали рваненькими кедами пыль на дворовой спортплощадке. Часто мимикрировали под положительного героя, прилежного комсомольца.[2]

  — Александр Файн, Дмитрий Губин, «О племени младом и незнакомом», 1991
  •  

Все талантливые, держащие в руках жизнь мужчины нередко любят поиграть в шпану, эдаких разлюли-хулиганчиков, хотя на самом деле — и это вполне нормально — они просто любят славу, свою работу, деньги или женщин. Таково хулиганство, скажем, двух Никит — Михалкова и Богословского. Ханон — хулиган иного типа. Он щекочет, трансформирует, вышучивает и сплавляет с музыкой собственную жизнь, играя со всем и вся и давно зная, что истинна и противоположность каждой истины. (Как и заметил вполне справедливо Герман Гессе). Он абсолютно естественен в своих эскападах, а вот ни я, ни вы так, увы, естественны быть не можем. Что проводит между нами черту. Так что давайте, что ли, с уваженнием относиться к тем, кто играет по другому счёту, кто может отрезать себе ухо — как Ван Гог, или сказать «Горит бессмыслицы звезда, она одна без дна» — как Хармс. [3]

  — «Лобзанья пантер и гиен», 1991
  •  

Некоторое время назад наш респектабельный «Огонёк» заказал Ханину статью о композиторе Скрябине. Мы, конечно, знали, на что шли, но всё же, получив заказ, икнули. И считаем необходимым сделать следующее предупреждение. Дамы и господа! Перед вами, с нашей точки зрения, не статья, не очерк, а текст, который получился, когда Ханон на время заменил фортепиано пишущей машинкой. <...> Не пугайтесь и не требуйте объяснений. Это специальный текст для икания. Постарайтесь понять, что могут быть и такие тексты, хотя, чтобы объяснить это, приходится спускаться от Ханина на несколько ступенек вниз. Но всё же спускаться ещё ниже вряд ли имеет резон. [3]

  — «Лобзанья пантер и гиен», 1991
  •  

У меня в памяти до сих пор чеканные строки Ленинградской «Вечёрки», обвинившей Ханина в неуважении ко всем и вся («увы, журнал «Огонёк» не хочет извиниться»). «Вечёрка» могла, конечно, и напрямую написать, что Ханин — потрясающий музыкальный хулиган, но почему-то не сумела. По истечении полутора лет я убедился, что Ханин — не просто выдающийся музыкальный хулиган, он — выдающийся композитор.[3]

  — «Лобзанья пантер и гиен», 1991
  •  

Информационные законы кажутся ближе к школьным урокам, чем к ядерной физике, но это не так. Например, в интернете действует свой принцип неопределённости: работая с информацией, мы должны выбирать, что нам важнее: качество, скорость или объём, потому что три вещи вместе не совмещаются.
Вот почему глупо пенять Википедии на ошибки. Википедия обеспечивает широту охвата за счёт качества, и по-иному быть не может. Зато в Википедии есть статьи и про Антона Лихоманова, и про Вернера Гейзенберга, но наверняка с неточностями. При этом про Гейзенберга ошибок, скорее всего, больше, чем про Лихоманова. Просто потому, что про Гейзенберга статья большая, а про Лихоманова крохотная. Но, повторяю: в интернете либо количество, либо качество.

  — «Дурак не понимает, что такое Википедия»
  •  

...лучшее, что могут сделать сегодня и «Публичка», и «Ленинка», и прочие библио-гранды, — это оцифровать и выложить в открытый доступ книги из своих хранилищ, начиная со специализированных энциклопедий и словарей. Их электронные тексты должны быть эталонными, сверенными с оригиналами.  Так библиотеки могут помочь специалистам, которым важнее качество, чем количество. Но пока что сайт Российской национальной библиотеки в этом смысле мёртв, — в отличие, скажем, от сайта Библиотеки Конгресса США.

  — «Дурак не понимает, что такое Википедия»
  •  

Самое смешное, что я с Минкультом в определении русской цивилизации согласен, и сам это не раз писал: Россия не Европа. Современной русской культуре не свойственны ни европейская логика, ни европейское равенство перед законом, ни ценности западного негероического христианства. Наша культура: «Слабых — бьют». Западная культура: «Слабых бьют негодяи».
Поэтому я нынешнюю отдельность русской культуры от Запада (а культура — это всё то, что человек производит, минус гены) воспринимаю как трагедию. А министерство современной русской культуры — похоже, как повод для восторга.

  — «Россия не Европа, а культ – не культура»
  •  

Я прочитанные книги конспектирую самым неудачным, однако практически удобным для журналиста способом: выписываю цитаты. Конспект в колонку не вставишь, а вот цитату — запросто. Как-то я даже предложил Ивану Засурскому написать для «Частного корреспондента» рецензию на книгу, состоящую из одних цитат. Засурский впал от нового жанра в ажитацию, однако текст так и не вышел. Это легко понять: цитата упускает контекст, в отличие от конспекта.

  — «Россия не Европа, а культ – не культура»
  •  

Для меня Гоголь-центр – это даже не театр родной, а продолжение дома. Я туда хожу, как дачник идет на веранду: поваляться на диване, почитать книжку, полюбоваться игрой солнца и сосен. <...>
Видимо, Гоголь-центр, где молодая кровь вливается в любое забредшее тело, обожаю не я один. Там хлопают в конце спектаклей на разрыв ладонных связок. Там влюбляются. Там не влюбляться вообще невозможно.

  — «Уходя, уходи» (латышские гастроли в Гоголь-центре)
  •  

С тех пор, как там появился Серебренников, и худший театр Москвы превратился в лучший театр Москвы, свежий как клинок, рассекающий влёт утреннюю траву в росе, на меня снизошло абсолютно театральное счастье. И когда Дима Киселёв топтался и перделся именно на Серебренникове, это было для меня показателем. Киселёв — умный человек с тонким европейским вкусом. Гоголь-центр ему должен нравиться очень: я с Киселёвым четверть века знаком. И то, что он топтался, выдаёт в нём умного человека, который понимает: служить злу — так уж до конца, безоглядно, изгаляясь именно там тем, что лично тебе по душе. Заказчику с копытом ни на 5%, ни на 95% служить невозможно — только уж на 100%. Уж коли на крыле храма вы совершили сделку: ты ему целуешь жопу, а он тебе отдаёт весь телемир... это так, к слову.

  — «Уходя, уходи» (латышские гастроли в Гоголь-центре)
  •  

Серебренников сегодня — лучший сценограф страны, а, быть может, и мира. Так, как он сцену, умел чувствовать кадр, быть может, Бунюэль, когда понимал, что, вот, пора через супружескую спальню пробегать страусу. И сценография «Войцека» замечательна. Это не просто сценография — телография, звукография, светография.

  — «Уходя, уходи» (латышские гастроли в Гоголь-центре)
  •  

<Книга> «Рождение Европы» чрезвычайно важна для современного российского сознания, т.е. сознания эпохи наступающего и глумящегося обскурантизма, и важна по двум причинам.
Первая причина в том, что бесконечность российских споров, является ли Россия Европой, основана на непонимании того, что такое Европа, каков европейский фундамент. А эту идею сформулировал ещё в 1922 году Поль Валери. Европа — это Афины, Рим и Иерусалим. Это античная Греция, Римская империя и появление среди народа Израилева Иисуса из Назарета. Европу связывают в единое ценностное целое именно эти обручи: греческая логика, римское право и негосударственное западное христианство, в котором слабость побеждает силу и в котором несть эллина и иудея. И об этом Ле Гофф пишет так страстно и так наглядно, что в глупый спор о России и Европе уже не хочется встревать. Мы не Европа, хотя и носим европейский наряд. В отличие от Финляндии, которая абсолютно Европа, потому что, не зная Афин и Рима, приняла наследство Афин и Рима.

  — «Жак ле Гофф: тот, кто создал европейскую цивилизацию»
  •  

Я не ожидал, что смерть 90-летнего французского интеллектуала вызовет у меня слёзы. Слёзы должна вызывать не смерть интеллектуала, но смерть интеллекта, а в эпоху мракобесия она косит людей, что твоя средневековая чума, и для меня моя страна, от моря до моря, — звон чумных колокольчиков.
Нет больше в Европе Жака Ле Гоффа.
Есть повод, как противоядие от чумы, прочитать его книги.

  — «Жак ле Гофф: тот, кто создал европейскую цивилизацию»
  •  

Замечательная книга знаменитого биолога Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» является особенно замечательной потому, что она написана как бы с точки зрения гена. И тогда многие вещи начинают выглядеть по-другому. Например, мы с точки зрения генов — всего лишь человеческие машины, доставляющие гены к месту их репликации.
Этот приём — смещённая точка зрения — позволяет на многое посмотреть на другому.
Что бы сказали наши смартфоны, коммуникаторы и ноутбуки, если бы им пришлось оценивать, скажем, вокзалы, аэропорты, поезда и самолёты?

  — «С точки зрения розетки. Где прикурить в новом Пулково?»
  •  

Главное удобство современного путешественника — это вовсе не буфет, мягкие кресла и вообще всё то неуловимое, что называется «сервисом».
Главное удобство – возможность подзарядить ноутбук или смартфон.
И я давно на все новые вокзалы и аэровокзалы, самолёты и поезда смотрю исключительно с этой точки зрения. И поэтому, скажем, скоростной поезд «Аллегро» мною любим: там розетка у каждого кресла. А любимый другими «Сапсан» для меня — сплошная дискриминация на колёсах: там розетки положены лишь бизнес-классу. <…> В сияющем новом «Пулково», являющем несомненный прогресс на фоне старого отвратительного аэропорта, я никаких розеток не обнаружил. А в ответ получил упрёки в отсутствии патриотизма и низкопоклонстве, однако ни одного совета по поводу того, где в «Пулково» можно дать моему ноутбуку прикурить.

  — «С точки зрения розетки. Где прикурить в новом Пулково?»
  •  

Американский фантаст Артур Кларк прогнозировал, что уже в 2016 году мир перейдёт на новую валюту, и этой валютой будет киловатт-час.
Похоже, он не сильно ошибался: в мире на вес золота заряженная батарейка, дающая возможность оставаться на связи в любую минуту.
Стоит ли удивляться, что в обществах с гигантским социальным расслоением даже зарядка батарейки воспринимается как привилегия и достаётся не всем?

  — «С точки зрения розетки. Где прикурить в новом Пулково?»
  •  

Я довольно быстро понял, что мне в FHM нужны не революции, а просто развитие того, что сделал до меня Бахтин. Он придумал, например, рубрику «Все без ума от Леры». Это было такое на разворот секс-интервью, обильно проиллюстрированное как бы на «поляроиде» сделанными снимками бывшей жены владельца «Сердождя» Дмитрия Савицкого Леры, которая расспрашивала очередную тинэйджерскую звезду о том, как часто тот мастурбирует и во сколько лет впервые трахнулся. И Дима Билан в ответ трогательно рассказывал о сексе сразу с двумя тёлочками, которым, по версии Билана, он сказал: «Пойдем, пососёмся», — ну вот и понеслось.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Я занимался маленькими переделками журнала. У нас была, например, в начале номера рубрика «Секс», которую правильней было назвать «Ню», там публиковались отличные снимки из альбомов издательства «Taschen» — там много чего попадалась любопытного, какая-нибудь вековой давности порнография, очень трогательная: женщины в корсетах, усатые мужчины. Но эта рубрика всех рекламодателей вводила в ступор. Компания Toyota никак не хотела размещать рекламу на соседней полосе с группой дореволюционных циркачек без трусов. А первая треть журнала – она самая лакомая и самая дорогая, и, если вы хотите просчитать коммерческий потенциал журнала, можете пролистать первую треть. Ну, я взял и передвинул рубрику в последнюю треть журнала.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Глянец — это выдуманный мир, и не нужно в него лезть с неглянцевыми правилами. Дима Быковъ вёл ещё одну рубрику — «Это твоя бывшая девушка». В ней помещались рассказ о брошенной девице, полосной снимок девицы в бикини, а в правом нижнем углу ставился заголовок «Кусай локти, такой-то!», где добавлялась фамилия любого литературного персонажа — например, «Кусай локти, Тимур Командов!». Первое попавшееся фото кусателя бралось из интернета, а девушки в бикини были девушками из модельного агентства, которым мы не платили, но которые на халяву получали снимок в портфолио и вечную славу. Монологи брошенных девушек Быковъ сочинял примерно так: «Моя леденящая душу, но находящая отклик в тонко организованных людях история началась в колхозе имени Светлого пути в Гуантанамо в 5:27 утра тёплого майского дня прошлого года. Голосисто заливались петухи...» Потом я узнал, что многие в эту упоительную чушь верили, включая суровых мужчин из колоний строгого режима, обуреваемых жаждой знакомства и прочими мужскими инстинктами.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

...я знаком с учеником Ролдугина, подтвердившим, что тот очень хороший виолончелист. «А какой это человек, — добавил он, — я даже говорить не хочу». Но, знаете ли, в музыке гений и злодейство ещё как совмещаются![4]

  — «Всё что было живого...»

О Петербурге[править]

  •  

В 1987-м уехал в Ленинград. Полгода ночевал на диванчике главного редактора журнала «Аврора», окружённый Зимним дворцом, Марсовым полем и прочими красотами. В результате получил свою дозу великодержавного петербургского шовинизма.

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

Пять лет я езжу на работу из Петербурга в Москву, наблюдая превращение второй столицы в Рим при варварах: местные пейзане (гордые римляне) пасут коз на развалинах Колизея. Сходство — внутреннее. Грязь, дороги перекопаны, каждый ремонт – триумф хамства, указателей – ноль. По набережным — битые бутылки, на дороге фиг кто уступит, и даже в музыкальных магазинах продавцы не пританцовывают, а тупо смотрят в пространство. Минор.

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

Экономической географией упадок не объяснить. Транспортный узел, граница с Финляндией, промышленность, ВУЗы. Не объяснение – и некоторая, хм... чудаковатость нынешних обитателей Смольного. Ну да, «твёрдый хозяйственник» Яковлев, если судить по хозяйству – жидок до газообразности, но среди мэров остальных 16 городов — что, чудаки не встречаются?..
Боюсь, главная причина в том, что Петербург — интеллигентский оплот постсоветской России. А интеллигенция – это не социальный, а политический класс, миссия которого – не производить, а быть в оппозиции к власти. Только по этой причине в СССР академик-стукач из интеллигенции исключался, а шоферюга, читающий самиздат – туда же записывался. Отсюда — презрение к результату труда...

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

То, что интеллигенты сохранялись благодаря советской власти — очевидно. В Европе их братья по разуму вымерли в начале 20-х, образовав класс востребованных реальностью специалистов и self employed. После 1991-го и у нас оставаться интеллигентом — глупо. Однако интеллигентские настроения живы, и недооценивать их опасно. Собчака свалила именно интеллигенция: его внутренней, не всегда сознаваемой идеей было отстроить город-фиесту, Рим ХХ века...

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

...Яковлев, надо отдать ему должное, чаяния интеллигенции удовлетворил. Он создал миф о жадной, бесчестной, укравшей все деньги Москве. И Питер с мрачным восторгом воспрянул: вот почему всё так плохо! Зато мы! Духовная столица! Высокая культура! Великая история! Архитектура! Идейные наследники! Хотя ни к великой истории, ни к великой архитектуре нынешние горожане отношения не имеют. Они имеют отношение к облупленным фасадам, загаженным подъездам, славе криминальной столицы и улицам разбитых фонарей.

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

Хватит при слове «культура» закатывать глаза: культура — это не когда читают «Каштанку», а когда на улицах есть урны. Пора убить интеллигента в себе, иначе он воссоздаст в голове советский строй, как СССР благополучно воссоздан в Петербурге.
Пли.

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

 Но я же не называл Медведева фашистом. Или Путина. Потому что, скажем так, на месте своей работы ни Путин, ни Медведев не делают того, во что превращён Петербург. Для меня есть вещи, определяемые однозначно. В Петербурге был уникальнейший памятник — Кировский стадион, феноменальное Сталинской архитектуры сооружение. Он был спроектирован по античным канонам. Для этого на стрелке Крестовского острова насыпали огромную гору, в кратере которого устроили стадион в виде классического амфитеатра, а по внешним сторонам кратера шли по спирали дорожки. И наверх каждый мог въехать на велосипеде или роликах. И для тебя постепенно, с каждый кругом, открывался вид на Финский залив. Феноменальная вещь, нигде больше в мире. И это было уничтожено, чтобы построить там «Газпром-Арену». Дело не в том, что строительство сначала оценивалось в 6 миллиардов, а сейчас уже в 33, — а в том, что взяли общественное, фантастической красоты место и заменили его газпромовским. Кто как не фашисты эти люди? Фашизм — это уничтожение общественного и замена его партийным. Нацизм — уничтожение мира в пользу одной нации.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Медведев и Путин не устраивал так, что будет задавлена снегоуборщиком 80-летняя жительница блокадного Ленинграда, мама моего друга и соавтора Лёвы Лурье. Что будет со сложнейшим переломом ног в больнице валяться Стас Пылев, с которым я когда-то делал первое своё ток-шоу на питерском телевидении. И ни Путину, ни Медведеву я не могу предъявить упрёк, состоящий в том, что консьержка в нашем доме, блокадница, говорит: «Димочка, такое было только в блокаду, и то тогда город расчищался лучше».

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Валентина Матвиенко меня волнует меньше, потому что это очень простое явление. Она такая Елена Батурина, которая искренне убеждена, что Венецияговно, где каналы воняют, домишки старые, и, конечно, нужно всю эту рухлядь снести и заменить монолитным железобетоном. Ведь снаружи всё то же самое будет, даже лучше! Она не понимает, что такое история. Она не понимает, что в старых вещах есть смысл. Старые туфли ведь выбрасывают, не так ли?
Но проблема, повторяю, не в ней. Да я бы Матвиенко в задницу целовал, если бы она одна такой была, а все вокруг про Питер понимали. Когда я читаю интервью Вуди Аллена, который говорит, что Петербург — один из самых потрясающих городов мира, и что это – одна из мировых жемчужин, но что это понимает он, а не жители Петербурга, я плачу. Я читал его интервью в «Ведомостях» и рыдал: Вуди Аллен это понимает, я понимаю, а этого не понимает не Матвиенко какая-то (да и бог совсем с ней), а сами петербуржцы.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 ...меня уволили... Первой реакцией коллег было: «Ты не мог придержать язык за зубами?» Но как вы представляете себе радиожурналиста с языком за зубами? Вторая реакция: «Ты в деньгах много потерял?» Слушайте, у меня отбирают исторический город, который называется Санкт-Петербург, и этот город стóит в миллиарды миллиардов раз больше, чем зарплата Димы Губина за всю его жизнь. У меня сокровище отбирают, настоящее сокровище и превращают его в новодел! Поэтому, конечно, я ору.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Я действительно испытываю сильные чувства к Валентине Матвиенко.
Мой роман с ней вошел в эндшпиль в конце второй по счёту питерской блокадной зимы, когда я сказал всё, что о думал о ней как о наместнице, гауляйтерше, в эфире радиостанции «Вести FM», где я вёл утренний эфир в одной линейке с Владимиром Соловьёвым.

  — «Как я попал в чёрные списки»

о себе[править]

  •  

 ...я вообще парень не из грошовых, как говорит в подобных случаях мой коллега Дима Дибров.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

Меня зовут Дмитрий Губин. Отчество — Павлович.
Я родился в 1964 году в Иваново в окружении угрюмых ткачей, разбитных ткачих и любящей родни, не имеющей к первым двум категориям отношения.
В 12 лет понял, что за самовыражение можно получать не только шишки, но и деньги, и начал печататься в местных газетах.
Примерно с той же целью в 1981-м поступил на факультет журналистики МГУ, откуда несколько раз пытались выгнать примерно по той же причине. Окончилось ссылкой в Волоколамск по распределению, в редакцию районной газеты с пробрежневским названием «Заветы Ильича».

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

Поехали! То есть, здравствуйте, дамы и господа.
Не то чтобы идеальная форма обращения, но так я когда-то выходил каждый день в эфир. Композитор Ханин, например, ко всем обращается «Мужик!», независимо от пола, возраста и количества. Было время, когда меня в эфир ещё пускали. Не так, если разобраться, и давно. Раз вы это читаете, то значит, либо ошиблись IP-адресом, либо хотите со мной связаться, либо что-нибудь разузнать.

  — «Хоморик этого, Губина»
  •  

До весны 2007-го <я> был главным редактором журнала «FHM» (5-го в списке мужского глянца, между прочим) — и, как ни смешно, многим до сих пор интересен только в этом качестве. А до того я вёл программы на радио, писал колонку в «GQ» и в миллионы других изданий, тусовал где можно и где нельзя (там особенно нравилось).

  — «О себе»
  •  

 Ныне я, подобно Диме Быкову, искренне пожимаю плечами при слове «гламур», а также профессионально многостаночничаю, являясь разом обозревателем «Огонька», ведущим программы «Временно доступен» на ТВЦентре (веду вместе с Димой Дибровым), «Большая семья» на «России» (веду вместе с Димой Харатьяном) и, вот, только начал вести утренний эфир по пнд и пт на «Вестях ФМ» (в одной линейке с Володей Соловьевым — у него вт, ср, чт)... А ещё по ночам, когда Дима Быков пишет романы, я бомблю у Ярославского вокзала! И, конечно же, немного шью.

  — «О себе»
  •  

 ...второе потрясение было связано с набором людей. Я взял одного парня, с которым был знаком по Петербургу, — мужчину тяжёлой судьбы: алкоголь, разбитый мотоцикл, но он поклялся, что пить в будни не будет. Он лихо довольно писал про мужские забавы — кулачные бои, шрамирование, про диггеров, скалолазов. Ему для обустройства в Москве не хватало денег, я дал ему в долг. А после получки он вдруг пропал. Телефон отключен. Где живёт — неизвестно. А у нас вовсю сдача номера. И вдруг получаю от него e-mail: «Я в Сочи, прошу журналистом меня больше не считать». Я в ярости сделал два круга по кабинету, причём, как потом определили по моим следам, прямо по стенам и потолку.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Благодаря глянцу я объездил полмира. Не в каждой жизни случится ужинать в Парижской Grand Opera Garnier, когда по левую руку от тебя в бриллиантах Ильзе Лиепа, а по правую — в бриллиантах Рената Литвинова, и все вы пьёте Perrier-Jouet Belle Epoque. Я нажрался ночных клубов, тусовок так, что никакими коврижками теперь не заманишь. Кстати, ещё приказ о назначении не был подписан, а у меня на столе уже лежали подарки от рекламодателей и приглашения (в первый рабочий день!) на вечеринки. Я, конечно, как полный идиот пошёл в клуб «Осень» к указанному времени сбора гостей. Я никогда не забуду это ощущение, сравнимое с тем, когда, стоя на сцене, обнаруживаешь расстёгнутую ширинку, а из неё рубашка торчит — ты один в клубе. В Москве только ведь лохи и свежеиспеченные главреды по приглашениям являются вовремя.
Настало время, когда я обожрался настолько, что одну редколлегию начал словами: «Коллеги, у меня для вас очень хорошая новость — только что сгорел клуб «Дягилев».

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Главные редакторы — рабы на галерах, но жизнь главного редактора дает эгоистическую возможность посмотреть мир. Благодаря редакторству я узнал Германию, полюбил эту страну, я прощупал её автобаны низкопрофильной резиной на скорости 310 километров в час. Я несколько раз побывал в Америке, съездил в Китай. Я горные лыжи и сноуборд благодаря глянцу освоил, потому что, когда первый раз получил приглашение в Куршевель, решил, что все там офигенные спортсмены и стал брать уроки!
А ещё в начальниках я увидел массу вещей, которые раньше не замечал и не понимал. Я знал, что такое редактировать тексты, но не знал, что такое увольнять людей, и какое это мучение. Однажды я подошел к фон Шлиппе проинформировать об увольнении сотрудника, а он мне сказал: «Во-первых, это не его ошибка, а ваша — вы его взяли на работу, и вы должны помнить, что сейчас ценой карьеры другого человека будете исправлять свою ошибку; во-вторых, вы обязаны поговорить с человеком три раза — объяснить, что к нему есть претензии, второй раз — объяснить то же самое, если он не понял, и только третий раз вы должны обсудить условия расставания».

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Может, у меня в тот момент, благодаря Соловьёву, который много чего позволяет, была иллюзия – я забыл атмосферу страха. Хотя получал каждый день эсэмэски: «Дмитрий, судя по всему, сегодня — ваш последний эфир», «Жалко, но, судя по всему, сегодня последний эфир». И глаза коллег, ужасом объятые... Ребят, что я говорю? Вещи, которые общественно значимы. Я очень хорошо понимаю Леонида Парфёнова, когда он сказал, что он не занимался политикой, и что он был снят с эфира не из-за политики, а — из-за профессии. У него такая профессия — интервьюировать и задавать вопросы, имеющие общественный интерес.

  — «Крупный план на среднем фоне»
  •  

 Когда я узнал, что больше не веду «Временно доступен» (а ещё в июне меня уверяли, что всё ОК, и что в конце августа записи возобновятся), то, на всякий случай, позвонил N.
N. замечателен тем, что его любят все — и правые, и левые — и никто не смеет ему отказать.
Я попросил N. узнать, в чём дело. Это требование Старой площади или перестраховка того самого Пономарёва, с которым я не знаком?
«Старик, поздравляю! — раздался через час в трубке хрипатый голос N. — на центральные каналы можешь даже не соваться.
На тебя полный запрет, тётя Валя постаралась. И всё телевидение это знает».
Вот, собственно, и вся история, и я даже не хочу добавлять, что «вот и возвратился СССР», и не хочу писать о запрете о профессии, — словом, не хочу писать ни о tempores, ни o mores.

  — «Как я попал в чёрные списки»
  •  

 В конце концов, меня убирают из эфира по политическим резонам в шестой раз.
Первый раз это сделал в 1996-м Анатолий Собчак (я вёл «Час мэра» на «5 канале» — но тогда мне позвонил глава канала Олег Руднов и принёс извинения за Собчака, а после эмиграции извинился и сам Собчак).
Затем меня выгоняли из «Вестей» по распоряжению, если не ошибаюсь, Волошина (там была сложная интрига с распространением медиавлияния Березовского, и я жертвою пал, а Березовский пал позже) и из радиоэфира «Маяка 24», когда я в прямом эфире, в рамках подготовки к Олимпиаде, уговорил Леонида Тягачёва принять от меня 1000 долларов на ремонт туалета в сочинском аэропорту, с установкой над писсуаром мемориальной таблички «От Димы Губина — Олимпийским играм». Но тогда мне честно выплачивали двухмесячную компенсацию — не говоря уж о том, что действительно извинялись.

  — «Как я попал в чёрные списки»
  •  

Что касается меня самого, я предпочёл бы, чтобы на поминальной дате после моей смерти пели, веселились и играла музыка: Каравайчука, Десятникова и Хано́на. Но это моё личное желание.[5]

  — Дмитрий Губин, «Особое мнение», 10 августа 2015
  •  

Я от русской нищеты сбежал в Германию. Здесь по крайней мере продукты дешевле, а качество выше, чем в России. Здесь хоть с голоду не подохнешь. Здесь хоть поставят на довольствие. Деньги не большие, но в Германии от голода никогда не помрешь. А то, что в России Крылов подыхал с голоду, это меня потрясло. Он – человек. И я уважаю принцип государства Германии, я практически стал здесь германофилом, и я понимаю, почему многие пытались превратить Россию в Германию, начиная от Тютчева, который был абсолютным германофилом. Он 25 лет прожил в Баварии. И «люблю грозу в начале мая» — это про баварскую грозу. И «умом Россию не понять» — это попытка примирить ее с той страной, с Германией и Баварией, которую он очень любил.[6]

  — Дмитрий Губин, «Особое мнение», май 2020

Ссылки[править]

Источники[править]

  1. Дмитрий Губин, «Игра в дни затмения», «Огонёк» № 26, июнь 1990 г.
  2. Александр Файн, Дмитрий Губин, «О племени младом и незнакомом», «Огонёк» № 8, февраль 1991 г.
  3. 1 2 3 Юрий Ханон, «Лобзанья пантер и гиен», Москва, журнал «Огонёк» № 50, декабрь 1991, стр.21.
  4. Дмитрий Губин. Интервью журналу «Собеседник»: «Всё что было живого...»
  5. Дмитрий Губин, «Особое мнение» на «Эхе Москвы» (от 10 августа 2015 года)
  6. Дмитрий Губин, «Особое мнение» на «Эхе Петербурга» (от 15 мая 2020 года)