Алхимический марьяж Элистера Кромптона

«Алхимический марьяж Элистера Кромптона» (англ. The Alchemical Marriage of Alistair Crompton) — фантастический роман Роберта Шекли 1978 года, основанный на повести 1958 года «Четыре стихии» («Присоединяйся сейчас»). Для американских изданий используется название «Кромптон разделённый» (Crompton Divided).

Цитаты

Часть I

Самое главное испытание лучших творений Кромптона, окончательная оценка его искусства происходили раз в пять лет, когда из разных миров в свою «alma mater» в Нью-Джерси собирались члены Совета директоров. По такому случаю главный эксперт обычно составлял особую субстанцию для величайшего из гурманов по запахам — легендарного Джона Блаунта. Кромптон был снабжен исчерпывающими данными об обонятельных реакциях Блаунта. Пользуясь инфракрасными фотографиями обонятельных полостей и химическими анализами слизистых оболочек, покрывающих нервные ганглии Блаунта, Кромптон готовил свой очередной шедевр. В такие исключительные дни не жалели никаких затрат. Из глубочайших погребов Кромптон заказывал самые дорогие субстанции: масло редоленса с Тармака II; целых десять щепоток коры ржиа с Алклептона, одна унция которой стоила шестьдесят тысяч долларов; и даже шестьдесят граммов несравненных почек люристии, сверхценного растения, которое произрастает только на пяти акрах священной земли на грязной планете Альфон IV. — глава 1

Он бестрепетно отхватил целый грамм люристии — десятитысячную долю всех галактических запасов! — глава 1

— Надеюсь, вам понравится, сэр, — сказал Кромптон, с трудом удерживаясь от неожиданного, совершенно иррационального побуждения броситься старику в ноги и униженно пресмыкаться перед ним. Кстати сказать, такое желание возникало в присутствии Блаунта у многих, даже у его жены, у которой на коленях выросли мозоли в полдюйма толщиной, оттого что она не сдерживала своих порывов. — глава 4

Уж не дал ли маху Кромптон — может, неправильно рассчитал угол вращения радикала? — глава 4

Теперь он стал единоличным владельцем девятнадцати граммов люристии — субстанции, которую получают в результате двухгодичной ручной выжимки из единственного на Альфоне IV дерева, сверхтвёрдого и сухого. — глава 4

«Дитмас, во имя лакмусовой бумажки, убери руку с моей задней ноги!» — продолжал верещать радиоприёмник. — глава 6

Машина еле двигалась в дорожной сутолоке: велосипеды, велокебы, трёхколёсные велосипеды, мужчины на роликах, женщины на ходулях с пружинками, люди на трясучках — именно из-за этих разнообразных средств передвижения Нью-Йорк и прозвали «Городом потных ляжек». — глава 6

— Прекрасно, сэр, — сказал андроид. — Прошу прощения за своё недавнее псевдокитайское произношение. В моей схеме нарушилась система самоконтроля, а я никак не мог найти электронщиков. Эти ребята обходятся в целое состояние и в конце концов всё равно отсылают вас к специалисту. Приходится терпеть, а что я могу поделать, при моём-то жалованье? Обычно всё было о'кэй, но сегодня — сплошное невезенье: цикл солнечных пятен совпал с показом картины Фу Манху в верхней комнате отдыха, а фотосинтетическая дифракция довершила дело, и в результате остался я дурак-дураком… — глава 6

— Кромптон, Кромптон, — сказал андроид, и от напряжения брови у него встали уголками. — Ах да! Рифмуется с Помптоном! — И он отвернулся, успокоенный. Андроиды никогда не горюют подолгу. — глава 6

Часть II

Некоторые считают их бессмертными, но сами они называют себя просто сверхдолгожителями. Старейшему долгожителю Эйи, Трачу Нивере, по меньшей мере тринадцать миллионов лет, что доказал анализ ногтя его большого пальца, проведённый с помощью изотопов Швейцарским бюро подтверждений. <…> эйяне в большинстве своём являются индивидуалистами. Они занимаются множеством разных вещей и изучают много любопытных и полезных фактов. Ничего иного не приходится ожидать от народа, два миллиона лет тому назад отказавшегося от постоянного обличья и осознанно подбирающего себе тела, эмоции, концепции и другие ценности. В этом смысле эйяне проживают бесчисленное количество жизней. Эйяне не обладают какой-то фиксированной индивидуальностью. Они выбирают себе то или иное тело, чувства, ценности, а через какое-то время сбрасывают всё это и переходят в новое обличье. — глава 2

Кромптон узнал, что лимузин снабжает энергией небольшой психофизический конвертер, который выжимает из специально выращенных для этой цели шимпанзе их волю и превращает её в энергию вращения. — глава 2

— Давай поженимся, — сказала девица, не обращаясь ни к кому конкретно. — глава 3

— Должно быть, хорошо быть писателем, — сказал Кромптон. — Всё равно что слизняком ползти по нескончаемому листу бумаги. — Это ужасно, — сказал Кромптон. — глава 4

— Боюсь, вам, мой друг, следует поспешить. Но прежде чем вы покинете меня, позвольте мне в двух словах обрисовать вам вашу ситуацию в целом. За чем последовала десятиминутная лекция на тему о всевозможных тонкостях и нюансах, которые Кромптон наверняка упустил, оценивая смысл происходящих событий. Всё это время Кромптон простоял неподвижно, даже не моргая, замороженный лучами ружья-парализатора — обычного средства в руках членов Галактической гильдии писателей, с помощью которого они обеспечивали себе внимание и уважение неблагодарных слушателей во время скучных, но многозначительных выступлений. Наконец писатель завершил свою лекцию цитатой из Рильке и выключил ружьё-парализатор. — А теперь, — сказал он, — немного аплодисментов и минимальную утвержденную гильдией плату в сто проников за не столько исключительную, сколько поучительную и высокоморальную импровизацию. — Ещё чего! — взъярился Кромптон. — Платите, — приказал писатель, — а не то я снова включу парализатор и прочитаю десятиминутную лекцию на тему о благодарности по стандартным расценкам. — глава 4

Возле Кромптона поднялась большая сцена. На ней толпились всевозможные гуманоидные существа, участники сегодняшнего представления. Сзади них расположились два симфонических оркестра. На глазах у Кромптона все эти существа посбрасывали с себя одежды и стали смыкаться всё теснее, теснее, корчась, извиваясь, скользя вокруг и вовнутрь друг друга в невообразимой мешанине рук, грудей, щупалец, крыльев, влагалищ, усиков, когтей, фаллосов, плеч, голов, яйцеклеток, гонад, экзоскелетов, пестиков, коленных чашечек, жвал, тычинок, присосок, плавников и тому подобного. И в этом неестественном, вывихнутом положении они ещё умудрялись петь, булькать, скрипеть, свистеть и вибрировать такую песенку: Люди, и гнолы, и хингер, и тэдики, И барбизан с трелизондом, и мун Все мы сольёмся в экстазе, как педики Всё побеждает любовь, даже мерзостных грун! Мерзостные жирные груны вдруг появились на самой верхушке колышущейся горы тел и щупалец. Груны улыбались! Такое случилось в Садах Рюи впервые! Полнокровные, волосатые груны действительно улыбались! Зрители, тронутые до слёз, бешено захлопали в ладоши. Затрубили трубы, зазвенели рассыпчатой дробью литавры. Затаив дыхание, зрители наблюдали, как великая композиция-гора из тел, щупалец и прочих членов вздымалась и опадала, рычала и стонала, боролась и тужилась… <…> Затем вся эта гора переплетённых и взаимопроникающих гуманоидных форм одновременно содрогнулась в бело-зелёном оргазме, с разной силой извергая секреции. Зрители буквально упивались зрелищем… — глава 4

— Хотите выпить? — спросил Лумис. — Деполимеризованную сарсапарель, если можно, — сказал Кромптон. — глава 6

Кромптон, погруженный в своё горе, даже не заметил Тестерианскую похоронную процессию, возглавляемую самим трупом, облачённым в весёлый разноцветный костюм арлекина; плавники покойника то и дело оживали, когда шедшие за ним священники-техники пропускали через него электрический ток. — глава 7

Такси <…> довезло Кромптона до лавки, над которой мигала неоновая вывеска «ДУХОНАСТРОЙ ДЖО». <…> Хозяин, потный лысый толстяк в нижней рубахе, оторвался от комикса ровно настолько, чтобы указать ему свободную кабинку. Кромптон зашёл в неё и сбросил с себя одежду, оставшись в одном белье. Потом, тяжело дыша, прикрепил электроды к положенным точкам на лбу, руках, ногах и груди. — Всё в порядке, — сказал он. — Я готов. — О'кэй, — сказал толстяк. — Вы знаете правила. Вы заказываете по одному номеру из колонки А и из колонки Б. Сегодняшнее меню висит на стене. Элистер просмотрел меню. — Колонка А — состояние духа. Я, пожалуй, возьму номер пятый — «Мужественное самообладание». Или лучше шестнадцатый — «Отважная беспечность», как вы думаете? — Шестнадцатый сегодня немного жидковат, — сказал хозяин. — Я бы на вашем месте остановился на пятом. Или попробуйте семнадцатый — «Сатанинское коварство», очень пикантно, со специально подобранными восточными ингредиентами. Могу порекомендовать ещё двадцать третий — «Всепрощающее сострадание». — Пусть будет пятый, — решился Кромптон. — Теперь колонка Б. Содержимое духа. Мне нравится номер двенадцать: «Компактные логичные мыслеформы, украшенные мистической интуицией и сдобренные искрящимся пикантным юмором». — Да, это хорошая штука, — согласился толстяк. — Но позвольте предложить вам подготовленный специально для этого вечера сто тридцать первый номер: «Вдохновляющая ассоциация с бледно-розовыми кисельными видениями, приправленными юмором и пафосом». Или наш знаменитый семьдесят восьмой: «Постельные откровения ветреницы — в шутку и всерьёз». — глава 7

— Комната нужна? <…> Вам повезло, милорд, только что освободилось помещение, сегодня утром из двенадцатого вынесли бедняжку мистера Крэнка — может, и зарыли уже, — он ведь начал разлагаться, бедный ягнёночек. — От чего он умер? — спросил Кромптон. — Третичная зависть, так сказал студент-медик. Держите ключ. Ваша комната на верхнем этаже, под самой крышей, с прекрасным видом на рыбоконсервный завод. — глава 8

На фоне чудесного центра Ситесфа Пигфэт выглядел какой-то странной непристойностью. Тёмный, опасный, пронизанный сыростью и зловонием — но именно таким и задумали его эйяне несколько лет назад, когда решили импортировать трущобные преступления, чтобы проверить, нет ли в них чего-нибудь весёленького или значительного. — глава 8

… Билли Берсеркер, <…> по-настоящему его звали Эдвин Гастенхаймер, вырос он в Патерсоне, штат Нью-Джерси, в семье Чарльза Дж. Гастенхаймера, грабителя банков с мировой известностью, и Эльвиры Гастенхаймер, управляющей совсем незнаменитого клуба «Хи-хи» в Хобокене. Юный Эдвин старался превзойти своих преуспевающих предприимчивых предков. Школьные годы он провёл в борделях Джерси-сити, а потом отправился в Колумбийский университет, где его трижды провозглашали Психопатом Года. По натуре он был хапугой и насильником, но высшие сферы преступности оставались для него недосягаемыми. Так он и жил, калеча от скуки людей, без всякой перспективы на будущее. И вдруг услышал об открывающихся возможностях на Эйе. — глава 9

Бал состоялся в Аксиоматическом зале отеля «Геометрия» <…>. [Лумис] подъехал в светло-вишнёвом «Гондолини», который позаимствовал специально для этого случая. — глава 10

«Гвендквайфер буквально сводит меня с ума. Она без конца твердит, что скучает по своему папочке; ну ладно, Бог с ней, но она говорит, что скучает по папочкиным подружкам, а это уже чересчур — выслушивать такое от собственной дочери!» — глава 11

… разноцветный пояс, сплетённый из крыльев японских жучков, великолепно подходил к синим клетчатым подтяжкам. — глава 13

Часть III

Наконец звездолёт прибыл на Йиггу. Пассажиров отправили на спутник Индукцию, где они прошли таможенный досмотр и прочие иммиграционные службы. Им ввели сыворотки от ползучей лихорадки, чумы Зелёной реки, локотной гнили, рыцарской болезни, синдрома Чопстера, чесотки Галлорани… — глава 2

Грушевидная планета… — глава 3

Коренные жители планеты, йиггане, вели своё происхождение от рептилий. Ростом около восьми футов, невероятно сильные, агрессивные и кровожадные, к тому же с недоразвитым чувством юмора, они представляли серьёзную угрозу для немногочисленных землян, которые правили их планетой. Между двумя расами то и дело разгорались необъявленные войны, осложнённые законом, запрещавшим убивать йигган, поскольку они находились под охраной межзвездных соглашений. Землян же эти соглашения не защищали, так как йиггане не признавали никаких законов, кроме собственных, которые, в свою очередь, не признавал никто, кроме них. Однако на их прегрешения смотрели сквозь пальцы, поскольку убивали они, как правило, самых никудышных, безработных землян, экономя тем самым для общества расходы на социальные нужды. К тому же земляне старательно замалчивали тот факт, что йиггане находятся в стадии вымирания и что уровень рождаемости у них упал до нуля после того, как земляне опрыскали планету суперциклоном «Б» — газом, стерилизующим рептилий и некоторые виды моли. — глава 3

Запахи чуждых нам мест трудно описывать, но они куда более живо передают суть впечатлений, нежели зрительные образы. Кто не помнит утверждения Кларендона, что Алкмен V пахнет «точно как бизоний пердёж, пропущенный сквозь бочку протухшего козьего сыра»? Или слова Гриньека о Гнуше II: «Запах смеси чёрной патоки и кольдкрема в животе разлагающегося муравьеда»? — глава 4

Он рассчитывал на всем известную удачливость груков, и, как бывает в таких случаях, это сыграло с ним дурную шутку. На самом-то деле груки вовсе не так уж удачливы, потому что они слишком глупы, чтобы осознать собственную невезучесть. А погонщику ещё и нечем было платить, за что его ждало крайне суровое наказание от Старого Рукса, самого сильного и самого глупого из всех груков в экспедиции, в чьи обязанности входило укреплять в груках священную веру в неполноценность их расы. — глава 5

Даже Кромптон потерял счёт дням, проведённым в болотах с нескончаемым мышиным писком птиц бу-бу, мокрым шлёпаньем и похрюкиванием пятнистых бурых аллигантилоп и постоянным стаккато, выбиваемым экстрактором сжатого воздуха. Дважды их отряд отбил незначительные набеги кочевых племён йигганских ренегатов и дегенератов, замаскированных под патриотов. — глава 5

Часть IV

Это единственное место на Йигги, где привередливый некчериз с планеты Рамбл может получить чашечку своей любимой скоблянки из мозгов и клубней, прибывший издалека моряк с Драмфитти насладится заливным из кошатинки, а ньюйоркцы с Сола III найдут свои родные пастрами, сувлаки и пикули с укропом. — глава 1

Позднее Герта никак не могла решить, было ли то, что произошло между ними, оргией. Но, как ни называй, это было хорошо: все эти мужчины давно не имели женщин. И все они были разными: Стэк был мужественным и любвеобильным, Лумис — искусным и забавным, а Кромптон, хотя и сопротивлялся поначалу, оказался неискушённым, ребячливым и бесконечно милым. — секс с множественной личностью; глава 2

Доктор снабдил его пачкой «Блотта-44», одного из новейших психостероидов. <…> Впервые за много дней Кромптон был единоличным и полновластным хозяином своего ума и тела. Это доставляло ему истинное удовольствие, несмотря на побочные явления, такие, как сыпь на левой ноздре, зелёная слюна и зуд в указательных пальцах. — глава 3

— «Эйон Фаундейшн» каждого вновь прибывшего гостя обеспечивает другом. На эту работу нанимают добровольцев, и только на два часа, потому что быть другом абсолютно чужого и неинтересного тебе человека — это тяжкий и изматывающий труд. — глава 4

— А как лечат вас? — Ко мне каждую ночь прилетает чёрный ворон и просвещает меня. Вас будут лечить иначе, если вы не страдаете, как я, психосимволической ритуальной поллюцией. — глава 5 (вероятно, — пародийная аллюзия на «Ворона» Эдгара По)

Радио негромко наигрывало прошлогодний земной топ «Клыкастые звуки» в исполнении Спайка Дактиля и группы «Парламентское охвостье». — глава 7

— Нирвана, — сказал один из жрецов, — это опухоль на моём мизинце. — Нет, — сказал другой. — Нирвана — это всё что угодно, только не опухоль на вашем мизинце. — глава 11

— Но всё-таки, где этот [бодхисатва]? Я хотел бы получить от него автограф для сына. Трудно найти хороший подарок для ребёнка двадцати двух лет, который дал обет жить в нищете и поселился в пещере Бхутан. — глава 11

— Между прочим, — промолвил почтенный жрец, — <…> вместе с нирваной вы обретёте полное и абсолютное просветление. <…> — Но я не желаю просветления! — закричал Кромптон. — Вот это, — заметил один из жрецов другому, — и есть настоящее просветление! — глава 11

[Боги] целиком заполнили зал, зарядив атмосферу такой духовной мощью, что даже мебель и другие предметы приобрели квазичеловеческие черты и было слышно, как красный бархатный занавес говорил портрету Вашингтона: «Хотел бы я, чтобы мой дядюшка Отто увидел всё это своими глазами». — глава 11

Кромптон вдруг остаётся совсем один. Слёзы застревают у него в горле, он взирает на кровавую бойню и замечает, как сам он меняется, меняется, меняется, превращаясь в безжалостного убийцу, рыдающего пивом, которое заливает весь его шотландский костюм. — глава 15

Перевод

Б. Г. Клюева, 1994

О романе

	В отличие от «Вариантов выбора», книга на самом деле развивается достаточно предсказуемым образом. Но… <…> К тому времени, как Шекли закрыл крышку сюрреалистических подземелий разума своего главного героя(-ев), нам было представлено одно из самых проницательных и в то же время весёлых исследований того, что значит быть невротическим человеком. Каждый из отдельных сегментов личности Кромптона <…> прекрасно описан. <…> Это, вероятно, лучше всего написанная книга Боба Шекли. В отличие от «Вариантов выбора» (опять же!), здесь нет аукционных посредничеств: Шекли сидит сложа руки и позволяет своим творениям барахтаться в собственном невежестве.
	Unlike OPTIONS, the book does actually develops in a reasonably predictable manner. But… <…> By the time Sheckley has shut the lid on the surrealistic dungeons of his protagonist(s)'s mind(s) we have been presented with one of the most astute yet hilarious examinations of what it is to be neurotically human. Each of the individual segments of Crompton's personality <…> is beautifully described. <…> It is probably the best written of Bob Sheckley's books. Unlike OPTIONS (again!) there is no serious auctorial intercessions: Sheckley sits back here and allows his creations to flounder in their own ignorance.
	— Дэвид Уингроув

	Это новый Шекли, и это совершенное перо. <…> Никто не создаёт чокнутую сатиру лучше, чем Шекли, и я уверен, что к тому времени, как вы закончите «Кромптона разделённого», его гениальная крендельная логика превратит ваши мозги в сливовый йогурт. Книга — квинтэссенция Шека, язвительная, остроумная и сумасбродная. И это её единственная маленькая проблема. Вероятно, она понравится вам больше, если вы пока не читали «Обмена разумов», «Вариантов выбора» и «Гражданина в космосе». Это те книги, которые перетасованы и заново раскрыты. В книге есть все классические темы чёрного юмора Шекли — безумие, неадекватность, отчаяние, абсурд, парадокс, одержимость, похоть, продажность, унижение, хрупкость логики, тщетность любых усилий, глупость попыток сохранить этику и мораль в меняющейся вселенной — и, как обычно, она отбрасывает любое реальное решение, полагаясь на блестящую ловкость рук при завершении. (Возможно, в этом и заключается проблема чёрного юмора: логическое решение — это опустить голову в унитаз.)
	It is new Sheckley and it is the pure quill. <…> Nobody does wacky satire better than Sheckley, and I'm confident that by the time you finish Crompton Divided his genius for pretzel logic will have turned your brains to prune yogurt. The book is quintessential Sheck, sardonic and witty and zany. And that is its only small problem. You will probably enjoy it just a bit more if you have not already read Mindswap and Options and Citizen In Space. It is those books shuffled and redealt. The book has all the classic Sheckley black humor preoccupations — insanity, inadequacy, despair, absurdity, paradox, obsession, lust, venality, humiliation, the frailty of logic, the futility of all effort, the folly of trying to maintain ethics and morals in a changing universe — and as usual it stops short of any real resolution, relying on brilliant sleight-of-hand for an ending. (Perhaps that's the trouble with black humor: the logical resolution is to flush your head down the toilet.)
	— Спайдер Робинсон

	… это расширение <…> повести «Присоединяйся сейчас», опубликованной <…> в «Galaxy»; роман страдает от неизбежных сильных и слабых сторон любого расширения <…>. То есть его интригующая предпосылка, урезанная, как это часто бывало в малой прозе «Galaxy», в сторону причудливости, получила полную реализацию, но сюжет был доведён до романистического измерения скорее за счёт интерполяции, чем динамики, и в нём чувствуется безапелляционность. <…> «Присоединяйся сейчас» было наглядным примером сильных и слабых сторон художественной школы Хораса Голда, оно было «метафоричным», «социально образным», «сатирическим», «социально исследующим», но научные основы были, по меньшей мере, шаткими, а в лучшем случае — запутанными… <…> «Кромптон разделённый», спустя два десятилетия после ухода Голда на пенсию, — это взгляды Хораса, живущие, дышащие посредством голоса Шекли;..
	… is an expansion of <…> novelette "Join Now" published <…> in Galaxy; it suffers from the inevitable strengths and weaknesses of any expansion <…>. That is, its intriguing premise, truncated as was so much Galaxy short fiction toward whimsy, has been given full play, but the plot has been taken to novelistic dimension more through interpolation than dynamic and it has a peremptory feel. <…> "Join Now" was a case example of the great strengths and weaknesses of the Horace Gold School of Fiction, it was "metaphoric," "socially imaginative," "satirical," "socially observant," but the scientific underpinnings were shaky at the least and imderexplicated at the best… <…> Crompton Divided, two decades after Gold's retirement, is Horace's living, breathing vision through the voice of Sheckley;..
	— Барри Молзберг