Из луковицы в морковь

«Кордл из луковицы в морковь» (англ. Cordle to Onion to Carrot) — ироничный рассказ Роберта Шекли 1969 года. Вошёл в авторский сборник «Вы что-нибудь чувствуете, когда я делаю это?» 1971 года.

Цитаты

	Настоящий задира любит швырять песком в людей; в этом он черпает глубокое удовлетворение. И что с того, что вы весите 240 фунтов (каменные мускулы и стальные нервы) и мудры, как Соломон или остроумны как Вольтер, — всё равно вам придётся выбирать песок оскорбления из глаз и, вероятно, только разводить руками.
	A genuine bully likes to kick sand on people; for him, simply, there is gut-deep satisfaction in a put-down. It wouldn't matter if you weighed 240 pounds—all of it rock-hard muscle and steely sinew—and were as wise as Solomon or as witty as Voltaire; you'd still end up with the sand of an insult in your eyes, and probably you wouldn't do anything about it.

… в один прекрасный летний день, когда он путешествовал по Северной Испании, явился ему бог Тот-Гермес и нашептал слова прозрения: — Слушай, крошка, клади в варево морковь, а то мясо не протушится. — Морковь? — Я говорю о тех типах, которые не дают тебе жить, — объяснил Тот-Гермес. — Они должны так поступать, потому что они — морковь, а морковь именно такая и есть. — Если они — морковь, — произнес Кордл, начиная постигать тайный смысл, тогда я… — Ты — маленькая, жемчужно-белая луковичка. — Да. Боже мой, да! — вскричал Кордл, пораженный слепящим светом сатори. — И, естественно, ты и все остальные жемчужно-белые луковицы считаете морковь весьма неприятным явлением, некоей бесформенной оранжевой луковицей, в то время как морковь принимает вас за уродливую круглую белую морковь. На самом же деле… — Да, да, продолжай! — в экстазе воскликнул Кордл. — В действительности же, — объявил Тот-Гермес, — для каждого есть свое место в Похлёбке. — Конечно! Я понимаю, я понимаю, я понимаю! — Хочешь порадоваться милой невинной белой луковичкой, найди ненавистную оранжевую морковь. Иначе будет не Похлёбка, а этакая… э… если так можно выразиться… — Бульон! — восторженно подсказал Кордл. — Ты, парень, кумекаешь на пять, — одобрил Тот-Гермес. — Бульон, — повторил Кордл. — Теперь я ясно вижу: нежный луковый суп — это наше представление о рае, в то время как огненный морковный отвар олицетворяет ад. Всё сходится! — Ом мани падме хум, — благословил Тот-Гермес. — Но куда идёт зелёный горошек? Что с мясом? — Не хватайся за метафоры, — посоветовал Тот-Гермес. — Давай лучше выпьем. Фирменный напиток! — Но специи, куда же специи? — не унимался Кордл, сделав изрядный глоток из ржавой походной фляги. — Крошка, ты задаёшь вопросы, ответить на которые можно лишь масону тринадцатой ступени в форме и белых сандалиях. Так что… Помни только, что всё идёт в Похлёбку.

… one midsummer's day, when he was driving through the northern regions of Spain while stoned out of his mind, the god Thoth-Hermes granted him original enlightenment by murmuring, "Uh, look, I groove with the problem, baby, but dig, we gotta put carrots in or it ain't no stew." "Carrots?" said Cordle, struggling for illumination. "I'm talking about those types who get you uptight," Thoth-Hermes explained. "They gotta act that way, baby, on account of they're carrots, and that's how carrots are." "If they are carrots," Cordle said, feeling his way, "then I—" "You, of course, are a little pearly-white onion." "Yes! My God, yes!" Cordle cried, dazzled by the blinding light of satori. "And, naturally, you and all the other pearly-white onions think that carrots are just bad news, merely some kind of misshapen orangey onion; whereas the carrots look at you and rap about freaky round white carrots, wow! I mean, you're just too much for each other, whereas, in actuality—" "Yes, go on!" cried Cordle. "In actuality," Thoth-Hermes declared, "everything's got a place in The Stew!" "Of course! I see, I see, I see!" "And that means that everybody who exists is necessary, and you must have long hateful orange carrots if you're also going to have nice pleasant decent white onions, or vice versa, because without all the ingredients, it isn't a Stew, which is to say, life, it becomes, uh, let me see…" "A soup!" cried ecstatic Cordle. "You're coming in five by five," chanted Thoth-Hermes. "Lay down the word, deacon, and let the people know the divine formula.…" "A soup!" said Cordle. "Yes, I see it now—creamy, pure-white onion soup is our dream of heaven, whereas fiery orange carrot broth is our notion of hell. It fits, it all fits together!" "Om manipadme hum," intoned Thoth-Hermes. "But where do the green peas go? What about the meat, for God's sake?" "Don't pick at the metaphor," Thoth-Hermes advised him, "it leaves a nasty scab. Stick with the carrots and onions. And, here, let me offer you a drink—a house specialty." "But the spices, where do you put the spices?" Cordle demanded, taking a long swig of burgundy-colored liquid from a rusted canteen. "Baby, you're asking questions that can be revealed only to a thirteenth-degree Mason with piles, wearing sandals. Sorry about that. Just remember that everything goes into The Stew."

Тот-Гермес ушел в садящееся солнце. Кордл же с закрытыми глазами погрузился в решение философских проблем, испокон веков ставивших в тупик величайших мыслителей. Он был несколько изумлён, с какой простотой и доступностью открывались ему тайны. Наконец он заснул и проснулся через шесть часов. Он забыл все решения, все гениальные догадки. Это было непостижимо. Как можно утерять ключи от Вселенной?.. Но непоправимое свершилось, рай потерян навсегда.

Thoth-Hermes marched off into the sunset. Cordle closed his eyes and solved various problems that had perplexed the greatest philosophers of all ages. He was mildly surprised at how simple complexity was. At last he went to sleep. He awoke some six hours later. He had forgotten most of his brilliant insights, the lucid solutions. It was inconceivable: How can one misplace the keys of the universe? But he had, and there seemed no hope of reclaiming them. Paradise was lost for good.

Перевод

В. И. Баканов, 1984 (с незначительными уточнениями)