Перейти к содержанию

Санкт-Петербург

Материал из Викицитатника
Санкт-Петербург
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях

Санкт-Петербург (ранее также Петроград, Ленинград; неофициальные названия: Петербург, Питер, Северная/Вторая/Культурная столица; Город на Неве, Северная Пальмира и др.) — второй по величине город в России, основанный по приказу Петра I в 1703 году.

Санкт-Петербург в документах, исторической литературе и публицистике

[править]
  •  

Кому попалось болото, тот помучался, пока установил фундамент. Хотя дома и отстроены, они трясутся, когда около проезжает экипаж. — Российская империя. Проект Леонида Парфёнова: «Пётр I». Часть 2 (2000)

  — Польский путешественник о Петербурге, 1720-й год
  •  

Петербург — голова России, Москва — её сердце, а Нижний Новгород — карман.

  — русская пословица XIX века.
  •  

Утаим ли от себя ещё одну блестящую ошибку Петра Великого? Разумею основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах, осужденных породою на бесплодие и недостаток. Ещё не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах. Иноземный путешественник, въезжая в государство, ищет столицы, обыкновенно, среди мест плодоноснейших, благоприятнейших для жизни и здравия; в России он видит прекрасные равнины, обогащённые всеми дарами природы, осененные липовыми, дубовыми рощами, пресекаемые реками судоходными, коих берега живописны для зрения, и где в климате умеренном благорастворенный воздух способствует долголетию, — видит и, с сожалением оставляя сии прекрасные страны за собою, въезжает в пески, в болота, в песчаные леса сосновые, где царствует бедность, уныние, болезни. Там обитают государи российские, с величайшим усилием домогаясь, чтобы их царедворцы и стража не умирали голодом и чтобы ежегодная убыль в жителях наполнялась новыми пришельцами, новыми жертвами преждевременной смерти! Человек не одолеет натуры!

  Николай Карамзин, «Записка о древней и новой России» (1811)
  •  

Окно в Европу. — эпитет популяризован Пушкиным в «Медном всаднике»

  Франческо Альгаротти, «Записки о России» (1759)
  •  

Васильевский остров, например, на том основании, что имеет некоторые особенности, не может противополагаться всему Петербургу, а только - Петербургской или Выборгской стороне, Адмиралтейской части, Коломне и так далее, из которых каждая имеет свои не менее существенные особенности, чем Васильевский остров.

  Николай Данилевский, «Россия и Европа», 1869
  •  

Петербург поставлен на самом краю неизмеримого Русского государства, Петербург находится не только не в средине государственного племени, не только не среди Русского народа, но совершенно вне его, среди племени Финского, среди Чухон: Петербург принадлежит географически к России или, лучше, к владениям ея, но он находится за чертою русской жизни, за чертою коренной, настоящей России, к которой присоединились все эти владения, которая создала и которая держит всё это неизмеримое государство. Одним словом, Петербург есть заграничная столица России.
Можно ли вообразить Российское государство без Русского народа? Вы можете вообразить себе Российское государство без Финляндии, без остзейских провинций, без Польши, но без Русского народа Российское государство и вообразить нельзя, — без него оно невозможно. Следовательно, Русский народ значит всё в Русском государстве. Нельзя не признать его основою, на которой всё построено, которою всё держатся, нельзя бы, кажется, не принять его в расчёт, нельзя им пренебречь. Что же мы видим? Пренебрежён именно Русский народ. Столица России находится вне Русского народа, столица России — за границей. Петербург не имеет с Россией никаких ни исторических, ни современных живых, связей. Петербург не воспитывался, не возрастал на Русской почве, в русском духе, не срастался с Россией, как другие русские города; он был поставлен вдруг на берегах моря, построен по иностранному плану, на иностранной земле и назван иностранным словом. И этот Петербург — город иностранный, город заграничный — столица России.[1]

  Константин Аксаков, из статьи «Значение столицы», 1856
  •  

Петербург — столица России! Вот разгадка того внутреннего неустройства, в котором находится теперь Россия. Вот ключ к уразумению того всеобщего запутанного положения, до которого дошли все наши дела, и внутренние, и внешние. Вместе с новой столицей, Петербургом, теряется понимание России. Но нужно было полтораста лет состояния Петербурга в звании столицы, чтобы расшатать могучие, и вещественные, и нравственные, русские силы, <...> чтобы довести Россию до того состояния, в котором она теперь находится, которое давно, более или менее, известно нам, подданным, которое выступило в эти годы ярко и для правительства, и которое грозит гибелью, если не примутся против него меры верные и скорые, если не возвратят России её родного воздуха, который один может исцелить её. А чтоб возвратить России русский воздух, надобно чтобы наше правительство вернулось к нам из-за границы.

  Константин Аксаков, из статьи «Значение столицы», 1856
  •  

«Петербург или Киев?» «Будет ли когда исправлена ошибка, сделанная Петром? Будет ли когда средоточие правительственной деятельности перенесено с Ингерманландских болот в страны более плодородные, например, Киев?». Вот вопросы чрезвычайной важности, выдвинутые вперёд неизвестным автором статьи, помещённой в сентябрьской книжке «Русского Вестника» под скромным заглавием: «Заметки о хозяйственном положении России».[2]

  Иван Аксаков, из статьи «Петербург или Киев?», 1862
  •  

Повторяем: у России одна единственная столицаМосква; Sanktpetersburg не может быть столицею русской земли, и никогда ею не был, как бы ни величали его в календарях и официальных бумагах. Санкт-Петербург не столица, созданная историческою жизнью русского народа, а местопребывание правительства со времён царя, подписывавшегося на указах, обращённых к русскому народу по-голландски — Piter.

  Иван Аксаков, из статьи «Петербург или Киев?», 1862
  •  

Для огромного большинства русского народа Петербург имеет значение лишь тем, что в нем его царь живет. Между тем, и это мы знаем, петербургская интеллигенция наша, от поколения к поколению, всё менее и менее начинает понимать Россию, именно потому, что, замкнувшись от нее в своем чухонском болоте, всё более и более изменяет свой взгляд на нее, который у иных сузился, наконец, до размеров микроскопических, до размеров какого-нибудь Карлсруэ...

  Фёдор Достоевский, Дневник писателя. Январь 1881 года
  •  

У Петербурга есть одна связь с Россией — неграмотность. У малограмотной страны — неграмотная столица. Это естественно, логично и даже отрадно. Всё-таки, значит, не совсем ещё потеряла связь с родиной![3]

  Влас Дорошевич, «Судьи», 1899
  •  

А впрочем, всякий город имеет таких антрепренёров, каких он заслуживает.
Это совершенно естественно и нормально, что в Петербурге успех имеют именно антрепренёры из лакеев.
Ни одна профессия в Петербурге вообще так хорошо не оплачивается, как лакейская.
И мне не в одной театральной среде приходилось слыхать, что успех имеют только лакеи.

  Влас Дорошевич, «Летний театр», 1901
  •  

И Ленинград надо было защищать. Финнам мы так не ставили вопрос, как прибалтам. Мы только говорили о том, чтобы они нам часть территории возле Ленинграда отдали. От Выборга. Они очень упорно себя вели.
Мне много приходилось беседовать с послом Паасикиви – потом он стал президентом. По-русски говорил кое-как, но понять можно. У него дома была хорошая библиотека, он читал Ленина. Понимал, что без договоренности с Россией у них ничего не получится. Я чувствовал, что он хочет пойти нам навстречу, но противников было много.

  Вячеслав Молотов, «Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева», 1978
  •  

В начале XX века Петербург превратился в одну из блестящих столиц Европы. Великолепные архитектурные ансамбли, прекрасные набережные, многочисленные мосты и обширные парки придавали городу неповторимый облик.[4]

  Андрей Павлов, 1999
  •  

Если перечислить все состояния воды, то останется еще одно ― Петербург. В нем есть пространство, но нет объема. Одни фасады и вода. Представить себе внутреннюю или заднюю часть дома бывает затруднительно. Живут ли там? И кто? Петербург населен литературным героем, а не человеком. Петербург ― это текст, и ты часть его. Герой поэмы или романа. Тогда проспекты и улицы выглядят, как обмелевшие каналы. В затопленном состоянии они даже естественнее. Мокрый, лоснящийся ночной асфальт сойдет за воду. Мокрый Париж или подсохшая Венеция? Другое дело ― лёд. Можно было бы и так сказать… Льда ― полметра.[5]

  Андрей Битов, «Дежа вю», 2002
  •  

Пять лет я езжу на работу из Петербурга в Москву, наблюдая превращение второй столицы в Рим при варварах: местные пейзане (гордые римляне) пасут коз на развалинах Колизея. Сходство — внутреннее. Грязь, дороги перекопаны, каждый ремонт – триумф хамства, указателей – ноль. По набережным — битые бутылки, на дороге фиг кто уступит, и даже в музыкальных магазинах продавцы не пританцовывают, а тупо смотрят в пространство. Минор.

  Дмитрий Губин, «Хоморик этого, Губина», 2010

Санкт-Петербург в мемуарах, беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

Трудно схватить общее выражение Петербурга. Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию: так же мало коренной национальности и так же много иностранного смешения, ещё не слившегося в плотную массу. Сколько в нём разных наций, столько и разных слоёв обществ. Эти общества совершенно отдельны: аристократы, служащие чиновники, ремесленники, англичане, немцы, купцы — все составляют совершенно отдельные круги, редко сливающиеся между собою, больше живущие, веселящиеся невидимо для других.

  Николай Гоголь, «Петербургские записки 1836 года»
  •  

Многие жители Петербурга, проведшие детство в другом климате, подвержены странному влиянию здешнего неба. Какое-то печальное равнодушие, подобное тому, с каким наше северное солнце отворачивается от неблагодарной здешней земли, закрадывается в душу, приводит в оцепенение все жизненные органы. В эту минуту сердце не способно к энтузиазму, ум к размышлению.[6]

  Михаил Лермонтов, «Княгиня Лиговская», 1837
  •  

Печальное и неприятное зрелище представляет Петербург в десять часов вечера, и притом осенью, глубокою, темною осенью. Разумеется, если смотреть на мир с точки зрения кареты, запряженной рьяною четверкою лошадей, с быстротою молнии мчащих ее по гладкой, как паркет, мостовой Невского проспекта, то и дождливый осенний вечер может иметь не только сносную, но даже привлекательную физиономию. В самом деле, и туман, который, как удушливое бремя, давит город своею свинцовою тяжестью, и меленькая острая жидкостьне то дождь, не то снег, ― докучливо и резко дребезжащая в запертые окна кареты, и ветер, который жалобно стонет и завывает, тщетно силясь вторгнуться в щегольской экипаж, чтоб оскорбить нескромным дуновением своим полные и самодовольно лоснящиеся щеки сидящего в нем сытого господина, и гусиные лапки зажженного газа, там и сям прорывающиеся сквозь густой слой дождя и тумана, и звонкое, но тем не менее, как смутное эхо, долетающее «пади» зоркого, как кошка, форейтора ― все это, вместе взятое, дает городу какую-то поэтически улетучивающуюся физиономию, какой-то обманчивый колорит, делая все окружающие предметы подобными тем странным, безразличным существам, которые так часто забавляли нас в дни нашей юности в заманчивых картинах волшебного фонаря[7]

  Михаил Салтыков-Щедрин, «Невинные рассказы» (Запутанное дело), 1848 (1863)
  •  

Петербург затягивает, как болото, и, пока живёшь в нём, нет никакой возможности что-нибудь поправить.[8]

  Алексей Апухтин, «Архив графини Д**» (повесть в письмах), 1890
  •  

И одновременно рисунок был очень детским по своей природе, потому что на нем, так же точно, как на рисунках детей, запросто нарушались все законы перспективы и смысла. Правую часть картона занимало изображение большого города. Увидев ярко-желтый купол Исакия, я понял, что это Петербург. Его улицы, местами нарисованные подробно, а местами просто обозначенные линиями, как на плане, были заполнены стрелками и пунктирами, явно изображавшими траекторию чьей-то жизни. От Петербурга пунктирный след вел в такую же примерно Москву, находящуюся совсем рядом.[9]

  Виктор Пелевин, «Чапаев и пустота», 1996
  •  

Ах, смотрите, какой я умный, какой талантливый! Я и царь Петр, я и Пушкин, я и… Петербург! И все я, я!.. Все про себя да про себя! Нет бы подумать, что читать-то следует не про себя (кому ты нужен?), а про чудотворного строителя, «чьей волей роковой над морем город основался»! И про сам город, вознесшийся «из тьмы лесов, из топи блат»! И про гений поэта, сумевшего так вдохновенно, так глубоко и нежно, с любовью и удалью воспеть одну из страниц русской истории: рождение Северной Пальмиры — Петербурга!
Любить надо все то, о чем пел Александр Сергеевич, а не притворяться, не бормотать многозначительно — дураков нынче нет! В телевизор все видно.)
И то ли в благодарность за прекрасные стихи Пушкина, то ли потому, что я затронул больную для каждого русского эмигранта тему Родины, — а скорее всего за то и за другое вместе в зале зааплодировали. Почувствовав этот миг моей "власти" над зрителями, я продолжал:
— Да, это Петербург! Да, это Петроград! Да, это Ленинград!.. С его именем связана вся моя жизнь. И горе, и радость, и любовь, и ненависть — всё! И где бы я ни жил позже, куда бы меня судьба ни забрасывала, я любил, люблю и буду всегда любить мой родной Ленинград! Люблю единственной в жизни любовью. Как и вы, вероятно, любите свой город или место, где родились.
По лицам некоторых зрителей, особенно активно выражавших мне симпатию и дружелюбие, я понял, что в зале присутствует немало моих земляков, жадно ловивших каждое слово о Ленинграде.[10]

  Георгий Жжёнов, «Прожитое», 2002 г.

Петербург в поэзии

[править]
  •  

Чуть освещаемый луною
Дремал в тумане Петербург,
Когда с уныньем и тоскою
Узрел верхи его мой друг.
На облучке, спустивши ноги,
В забытье жалком он сидел
И об оконченной дороге
В сердечной думе сожалел.[11]

  Александр Полежаев, «Сашка», 1825
  •  

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой её гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.

  Александр Пушкин, «Медный всадник» (1833)
  •  

Ваш Петербург ― он был недавно и моим ―
В дни поздней осени почти невыносим:
Какая-то тоска незримо в нем разлита ―
Тупая, мертвая, гнетущая тоска…
А этот мелкий дождь, идущий как из сита,
А эти низкие на небе облака?![12]

  Семён Надсон, «Отрывок», октябрь 1885
  •  

Сергей вернулся в Петербург: дома
В тумане жёлтом, дождь, гнилая осень,
Октябрьских полдней серенькая тьма…
Ему здесь душно: давят, как тюрьма,
Глухие стены. Запах южных сосен,
Лазурь небес припоминает он
На грязных, темных улицах, как сон.[13]

  Дмитрий Мережковский, «Вера», 1890
  •  

И волею неземнородной
Царя, закованного в сталь,
В пустыне, скудной и холодной,
Воздвигнут северный Версаль.[14]

  Сергей Соловьёв, «Петербург» (из цикла «Шесть городов»), 1909
  •  

Где соль славян? О опресняя
в мороз моря… Раб ― не для бурь.
(Агония обоснованья!)
Но нем в номенклатуре букв
и невидаль ли в наводненье
автопортрет мой ― Петербург?[15]

  Виктор Соснора, «Терцины», 1978



Дворцовая площадь. Один из символов Санкт-Петербурга

В песнях и массовой культуре

[править]
  •  

В Питере — пить.

  — Песня группы «Ленинград» (2015).[16]

Источники

[править]
  1. Аксаков К.С. «Значение столицы». Серия Русский путь Москва-Петербург. Pro et contra —— СПб, Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 2000 г.
  2. Иван Сергеевич Аксаков. Петербург или Киев? (1862 год)
  3. Дорошевич В. М. Собрание сочинений. Том VIII. Сцена. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1907. — С. 125
  4. А. П. Павлов Храмы второй половины XIX - начала XX века // Храмы Санкт-Петербурга. — 2-е изд. — СПб.: Лениздат, 1999. — С. 245. — 334 с. — ISBN 5-289-01955-3
  5. Битов А.Г. «Дежа вю». — Москва, «Звезда», №5, 2003 г.
  6. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом). — Изд. 2-е, испр. и доп. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979—1981 г.
  7. М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 4, стр. 216. — Москва, Художественная литература, 1966 г.
  8. Апухтин А.Н. Сочинения. Стихотворения и проза. — Москва, «Художественная литература», 1985 г.
  9. Виктор Пелевин. Собрание сочинений в трёх томах. Том 1. — М.: Вагриус, 2001 г.
  10. Георгий Жжёнов. «Прожитое». — М.: «Вагриус», 2002 г.
  11. А. Полежаев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1957 г.
  12. С. Я. Надсон. Полное собрание стихотворений. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2001 г.
  13. Д. С. Мережковский. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
  14. С. Соловьёв. Собрание стихотворений. — М.: Водолей, 2007 г.
  15. В. Соснора. Песнь лунная. — Л.: Советский писатель, 1982 г. — 176 с..
  16. См. на Википедии.

См. также

[править]