У этого термина существуют и другие значения, см. Фиалка (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Виола (значения).
У этого термина существуют и другие значения, см. Анна (значения).
Аню́тины гла́зки, фиа́лка трёхцве́тная или вио́ла садовая (лат.Víola trícolor) — один из самых известных видов рода Фиалка; травянистое однолетнее или двулетнее (изредка многолетнее) растение, широко распространённое в Европе и умеренных областях Азии. Одно из народных название фиалки трёхцветной — Иван-да-Марья, но так называют растения и некоторых других родов, — например, марьянник дубравный (лат.Melampyrum nemorosum) из семейства Норичниковые.[1] Другие народные названия анютиных глазок: брат-и-сестра, мотыльки, полевые братчики, полуцвет, топорчики, троецветка.
Кроме многочисленных сортов фиалки трёхцветной анютиными глазками в садоводстве часто называют также гибридную фиалку Виттрока, имеющую более крупные и более яркоокрашенные цветки. Аналогичным образом за анютиными глазками в садоводстве и парковом дизайне удержалось и название садовой виолы.
Я также имею причины думать, что шмели необходимы для оплодотворения анютиных глазок (Viola tricolor), ибо другие насекомые не посещают этого цветка. <...> Поэтому я не сомневаюсь в том, что если бы весь род шмелей стал очень редок или исчез в Англии, анютины глазки и красный клевер стали бы очень редки или вовсе исчезли.[3]
Если фиалка и анютины глазки всегда были также различны между собой, если они неспособны изменяться, если виды не изменчивы, то, конечно, все наши соображения о переходах между семействами, между отделами растительного царства, между обоими царствами разлетаются в прах.[4]
...особенно мне бросились в глаза Анютины глазки. Никогда не было у меня никакой Анюты, но Бог знает отчего, когда я опять встречаю эти цветы, мне представляется какая-то Анюта, и я сам себе кажусь рыцарем Анютиных глазок.[13]
Ничего здесь не изменилось: такие же аккуратно подстриженные ряды малиновых кустов, все так же геометричны расчерченные дорожки, засаженные любимыми цветами мамы — анютиными глазками.
...пойдёт он в парк, где садовник вырастил чудесные анютины глазки, которые щурятся, подмигивают и даже умеют читать, если буквы крупные и книжка кончается хорошо.[16]
...только анютины глазки на клумбах продолжали делать свое великое дело: вдыхали углекислый газ и выдыхали кислород. Алена вдохнула этот кислород и выдохнула углекислый газ, анютины глазки тотчас подхватили его.[22]
Панин остановился у штакетника Сороки и помочился прямо на цветущие анютины глазки, <...> злая и пенная струя сбивала с ног нежные цветы, и он прибивал их к земле и прибивал окончательно и бесповоротно: хватило накопленного в гневе.[23]
Многие из наших орхидейных растений для опыления необходимо нуждаются в посещении бабочек. Я также имею причины думать, что шмели необходимы для оплодотворения анютиных глазок (Viola tricolor), ибо другие насекомые не посещают этого цветка. Из опытов, недавно произведённых мною, я заключаю, что посещение шмелей необходимо для оплодотворения некоторых видов клевера; например, двадцать головок белого клевера (Trifolium repens) произвели 2 290 семян, двадцать же других голов, защищённых от шмелей, не произвели ни одного. Из двадцати же головок красного клевера я получил 2 700 семян; из того же числа защищённых головок — ни одного. Шмели одни посещают красный клевер, ибо прочие пчёлы не могут достать хоботком до его нектара. Поэтому я не сомневаюсь в том, что если бы весь род шмелей стал очень редок или исчез в Англии, анютины глазки и красный клевер стали бы очень редки или вовсе исчезли.[3]
Из видов слагаются роды, из родов семейства и т. д. Так, например, фиалка и анютины глазки представляют два вида линнеевского рода Viola; две ольхи ― черная и серая ― два вида рода Almis...
Но какой же смысл могут иметь все эти факты, если справедливо, что между существами наиболее близкими, между видами одного рода, невозможен переход? Если фиалка и анютины глазки всегда были также различны между собой, если они неспособны изменяться, если виды не изменчивы, то, конечно, все наши соображения о переходах между семействами, между отделами растительного царства, между обоими царствами разлетаются в прах. Отсюда ясно, что вопрос о единстве происхождения органических существ (а следовательно, как мы видели, и более широкий вопрос о причине их совершенства) связан с вопросом об изменчивости или, вообще, о происхождении видов, потому понятно, что произведшее переворот во всем естествознании сочинение Дарвина носит это сухое техническое название.[4]
Не менѣе любопытныя явленія наблюдаются у всѣмъ извѣстныхъ фіалокъ — анютиныхъ глазокъ (Viola tricolor). При наружномъ осмотрѣ цвѣтокъ этого растенія представляетъ пять лепестковъ, изъ которыхъ одинъ, именно нижній, вытянутъ при основаніи въ полый внутри отростокъ, такъ называемый шпорецъ. Послѣдній замѣтенъ, только если смотрѣть на цвѣтокъ сбоку или сзади <...>. Въ этомъ-то шпорцѣ заключается медъ, приманивающій насѣкомое. Внутри цвѣтка мы находимъ половые органы. Пять тычинокъ, состоящихъ почти изъ однихъ пыльниковъ, плотно окружаютъ завязь пестика; двѣ изъ нихъ снабжены нитевидными придатками — хвостиками, скрытыми въ шпорцѣ. Эти придатки служатъ здѣсь нектаріями; они, собственно, выдѣляютъ сладкій сокъ, а шпорецъ является только резервуаромъ для его храненія. Пестикъ состоитъ изъ завязи, колѣнчатаго столбика и крупнаго головчатаго рыльца. Послѣднее внутри полое и въ эту полость ведетъ большое отверстіе, снабженное подвижнымъ придаткомъ въ видѣ губы. Лепестки такъ сближены основаніями, что головчатое рыльце почти совершенно закрываетъ входъ во внутренность цвѣтка. Насѣкомое можетъ добыть нектаръ, только если запуститъ хоботокъ вдоль особаго желобка, обсаженнаго съ боковъ волосками и ведущаго внутрь шпорца, причемъ приходится задѣть подвижную крышку рыльца. При обратномъ вытягиваніи хоботка изъ шпорца крышечка захлопывается, вслѣдствіе чего извлеченная, вмѣстѣ съ медомъ, пыльца не можетъ попасть въ рыльце того же цвѣтка и остается на хоботкѣ, а когда насѣкомое перелетитъ на другой цвѣтокъ, она пристанетъ къ липкой совнутри крышечкѣ, такъ какъ послѣдняя при движеніи снаружи внутрь оттопыривается. Такимъ образомъ самоопыленіе становится невозможнымъ и пыль переносится съ цвѣтка на цвѣтокъ.
Но между лжесвидетелями из христиан и евреев есть и разница. Лжесвидетельствовавший еврей, без сомнения, превзойдет в своей старой профессии не-еврея. Евреи развели у себя торг клятвой ради спасения малолетних детей, к чему их побуждала скорбь, вопиющая к небу, ибо «Рахиль рыдала о чадах своих и не хотела утешиться, ибо не суть», а в делах лжесвидетельства развода брачного у православных мотив совершенно иной; он может быть тоже страстен, но не столь «вопиющ к небу». Напротив, мотив к разводу, иногда весьма важный, нередко поддерживается капризом чувственности или дурно дисциплинированного характера и прихотливого темперамента и варьируется «между барскою спесью и анютиными глазками». А это, без сомнения, менее уважительно, чем родительское желание спасти от чужих рук своего ребёнка.[7]
— Николай Лесков, «Еврей в России: несколько замечаний по еврейскому вопросу» (часть 3), 1883
Безумная Офелия раздаёт окружающим цветы, каждый цветок ― эмблема; розмарин ― (rosemary) считался знаком верности, анютины глазки (pansies) олицетворяли задумчивость, маргаритка (daisy) ― ветреность, фиалка (violet) ― верную любовь, рута (по созвучию слова rue) ― раскаяние и печаль, водосбор (columbines) ― супружескую неверность, укроп (fennel) ― лесть.[15]
Ниже на солонопеке попадался какой-то вид мелколиственной акации, смородина в изобилии, шиповник — вообще флора не бедная; — выше же от устья Бусака, где Джунбулак поворачивает к югу, и вследствие этого падь его открыта холодным ветрам, дующим с вершины хребта Шань, где, наконец, значительно и быстро увеличивается высота над уровнем моря, встречается только мшистое болото, покрытое жёлтым оленьим мохом и низким кустарником из брусничных. Изредка попадаются анютины глазки, какой-то кустарник с висячими белыми цветами, но и те пропадают с поворотом в падь Хикушки.
Я решил суходолом сократить путь ко вчерашнему болоту. Небольшие ивовые кусты с болота, вместе с пушицей и душистой белой спиреей (медовкой) переходят и на суходол, к ним тут присоединяется поляна с клевером и погремушником. Красные клевера и желтые погремушники, сливаясь вдали, дают цвет этим бедным безжизненным бедным холмам с жалким редким кустарникомольхи и ивы. Огромное пространство на Руси таких пустырей с переродившейся травой. Небольшие холмики под ногой происходили, вероятно, от бывших здесь когда-то огромных деревьев. На этих кочках росло много цветов, и особенно мне бросились в глаза Анютины глазки. Никогда не было у меня никакой Анюты, но Бог знает отчего, когда я опять встречаю эти цветы, мне представляется какая-то Анюта, и я сам себе кажусь рыцарем Анютиных глазок. Правда, есть в детстве и в самой ранней юности такие тончайшие, стыдливые чувства, которые остаются в себе тайными, а потом навсегда отметаются как глупость и появляются у иных разве только в смертный час на прощанье с чем-то единственно прекрасным в жизни…[13]
Клумба с анютиными глазками походила на маскарад. Это были не цветы, а веселые и лукавые цыганки в черных бархатных масках, пестрые танцовщицы ― то синие, то лиловые, то желтые. Маргаритки я не любил. Они напоминали своими розовыми скучными платьицами девочек бабушкиного соседа, учителя Циммера. Девочки были безбровые и белобрысые. При каждой встрече они делали книксен, придерживая кисейные юбочки. Самым интересным цветком был, конечно, портулак ― ползучий, пылающий всеми чистыми красками.[18]
Ангел взял куст и так крепко поцеловал дитя, что оно слегка приоткрыло глазки. Потом они нарвали ещё много пышных цветов, но, кроме них, взяли и скромный златоцвет и простенькие анютины глазки.
— Ну вот, теперь и довольно! — сказал ребёнок, но ангел покачал головой и они полетели дальше.[2]
Оля ходила между клумбами, поливая цветы. Она видела, как за изгородью мелькнули фуражки гимназистов, и стала прилежнее лить воду, падавшую из лейки серебряным дождичком. Лилии и розы, казалось, тянулись к лейке, и шаловливо вздрагивали анютины глазки, купаясь в студёных брызгах. Клумбы пестрели на бугре, плавно спускавшемся к фруктовому саду, недалеко от большого леса, который стеной стоял над глубоким оврагом.[5]
— Какой неприятный запах! — сказала она. — Мне кажется душным этот запах, когда сирени отцветают.
— В вашем саду много сирени, — сказал он. — У них такой роскошный запах.
— Я больше люблю ландыши.
— Ландыши пахнут наивно. Сирень обаятельна, как вы.
— С кем же вы сравниваете ландыш?
— Я бы взял для примера Анну Алексеевну.
— Нет, нет, я не согласна. Какой же тогда аромат вы припишете Анюте Ермолиной?
— Это… это… я затрудняюсь даже. Да, впрочем, что ж я! Конечно, фиалка, анютины глазки!
Клавдия засмеялась.
Испуганные глазки Ивакиной уставились на Логина с томительным ожиданием.
— Извините, я что-то не помню, — сказал Логин с мягкою улыбкою.
«Ого, — думал он, — какими жестокими бывают Анютины глазки! Бедный ухаживатель, кажется, наткнулся на хорошенькую шпильку и делает жалкое лицо. Поделом. Но мне непростительно думать, что Анна не видит его насквозь!»[8]
Она сняла комнатку у жены околоточного надзирателя Спирина. Помещение было маленькое, с окном в палисадник, где росли подстриженные молоденькие акации, а в клумбах безвкусно пестрели анютины глазки, петушиные гребешки и львиные зевы. На подоконнике стояли напыщенные олеандры с красными бутонами. Хотелось устроить уютней комнатку, украсить чем-нибудь особенным.[9]
В цветнике много анютиных глазок. Есть задумчивые, есть веселые, есть ласковые и есть такие злые, что на них глядеть неприятно. В особенности маленькие желтые, с черными пятнышками. Сергей говорит, что они постоянно говорят всем неприятности и что бабочки их боятся. Они слишком слабы, чтобы делать зло, но их дурное настроение заразительно. Соседние цветы часто жалуются Сергею, что они им ужасно надоедают. Там расцвела маргариточка, скоро ее свадьба, а злые Анютины глазки над ней смеются и изводят ее так, что она боится подурнеть. Левкои, оказывается, очень глупы, а розы сентиментальны.[10]
Алые капли гвоздики, воздушные на тонких стеблях колокольчики, шелковистая дрёма, похожая на ветерок, заплутавшийся между травы, ярко блиставшие, подобные белому дню, головки пупавок, раковые шейки метёлками, напротив того, умерявшие свет тихой своей фиолетовостью, жёлтые лютики, чем-то напоминавшие пасхальные свечи в весеннюю ночь, и, наконец, у самой земли, разноцветные стайки анютиных глазок, похожих на маленьких девочек в ситцевых платьицах…[11]
Деревянные скамьи без спинок окрашены в тёмно-серый цвет. Но особенно поразили Лоран цветники. Клумбы были сделаны наподобие могил, а среди цветов преобладали тёмно-синие, почти чёрные, анютины глазки, окаймлённые по краям, как белой траурной лентой, ромашками. Тёмные туи дополняли картину. «Настоящее кладбище. Здесь невольно должны рождаться мысли о смерти. Но меня не проведёте, господин Равино, я отгадала ваши секреты, и ваши «эффекты» не застанут меня врасплох», ― подбадривала себя Лоран и, быстро миновав «кладбищенский цветник», вошла в сосновую аллею.
Мария Павловна с минуту помолчала, рассматривая свои белые чулки, от стирки получившие цвет рассыпанной соли. Наконец она решилась и бодро сказала:
— Какую же взять фамилию мне? Мне бы хотелось, чтобы фамилия была, как цветок.
И Мария Павловна принялась перекраивать названия цветов в фамилии. Душистый горошек, анютины глазки и иван-да-марья были сразу отброшены. Мария Душистова, Мария Горошкова и Мария Душистогорошкова были забракованы, осмеяны и преданы забвению. Из иван-да-марьи выходила та же Иванова. Хороши были цветы фуксии, но фамилия из фуксии выходила какая-то пошлая: Фукс. Мадемуазель Фукс увяла прежде, чем успела расцвесть.[24]
Тоня стояла у раскрытого окна. Она скучающе смотрела на знакомый, родной ей сад, на окружающие его стройные тополя, чуть вздрагивающие от легкого ветерка. И не верилось, что целый год она не видела родной усадьбы. Казалось, что только вчера она оставила все эти с детства знакомые места и вернулась сегодня с утренним поездом.
Ничего здесь не изменилось: такие же аккуратно подстриженные ряды малиновых кустов, все так же геометричны расчерченные дорожки, засаженные любимыми цветами мамы — анютиными глазками. Все в саду чистенько и прибрано. Всюду видна педантичная рука учёного лесовода. И Тоне скучно от этих расчищенных, расчерченных дорожек.
Он очутился около бронзовых боксеров, вокруг которых на клумбе зыблились бледные с черным Анютины глазки, личиками похожие несколько на Чарли Чаплина, и сел на ту скамейку, где ночами раза два сиживал с Зиной, ― ибо за последнее время какое-то беспокойство вынесло их далеко за пределы тихой, темной улицы, где они укрывались сначала. По соседству сидела женщина, вязавшая на спицах; рядом с ней маленький ребенок, весь в голубой шерсти, сверху кончавшейся помпоном на колпачке, а снизу штрипочками, утюжил скамейку игрушечным танком, в кустах кричали воробьи, изредка все вместе совершавшие налеты на газон, на бронзу; липко пахло тополевыми почками, а далеко за площадью круглый крематорий имел теперь сытый, облизанный вид.[14]
И дурак часовой таращит на меня глаза, думает о том, что сделает сегодня со мной дракон. И завтра этот солдат будет жив, будет отдыхать после дежурства. Пойдет гулять к водопаду, где река такая веселая, что даже самые печальные люди улыбаются, глядя, как славно она прыгает. Или пойдет он в парк, где садовник вырастил чудесные анютины глазки, которые щурятся, подмигивают и даже умеют читать, если буквы крупные и книжка кончается хорошо. Или поедет он кататься по озеру, которое когда-то вскипятил дракон и где русалки с тех пор такие смирные.[16]
На клумбах работали женщины. Бережно ступая по нежной, взрыхлённой граблями земле, они высаживали в неё цветочную рассаду. Пирамидкой стояли ящики от рассады. «Львиный зев, ― определяла Юлька. ― Анютины глазки». Вся середина площади будет в цветах.[25]
— Вера Панова, «Времена года. Из летописей города Энска», 1953
В сквере на кормушке сидела сердитая голодная белка. Увидев девочку, она встала на задние лапы и поджала передние, выпрашивая что-нибудь для себя. Но Алене было не до белки. Деревья сбрасывали шуршащие желтые листья, и только анютины глазки на клумбах продолжали делать свое великое дело: вдыхали углекислый газ и выдыхали кислород. Алена вдохнула этот кислород и выдохнула углекислый газ, анютины глазки тотчас подхватили его. Вот так воздух ходил взад-вперед, но Алена даже не думала об этом.[22]
И хоть сейчас это уже не имело никакого значения и смысла, время от времени люди вспоминали, как полетел в сторону Сороки кусок кирпича, брошенный Вариной рукой, и как кричала на всю улицу Зина: «Падаль! Падаль! Ты падаль, Варвара!» Как, возвращаясь от очередной беседы с Миняевым, Панин остановился у штакетника Сороки и помочился прямо на цветущие анютины глазки, как злая и пенная струя сбивала с ног нежные цветы, и он прибивал их к земле и прибивал окончательно и бесповоротно: хватило накопленного в гневе. Многое было.[23]
Она в руках держала книжку
И перевертывала лист,
На шее ж грязную манишку
Имела. Мрачный нигилист,
Сидевший тут же на скамейке
И возмущённый всем, что зрел,
Сказал садовнику: «Полей-ка
Анютин глаз, чтоб он созрел».[6]
Анютины глазки, Жасмин, маргаритки, Вы — буквы на свитке Поблекнувшей сказки.
Вы где-то дышали,
Кому-то светили,
Без слёз, без печали,
Вы жили, вы были.[26]
Анютины глазки, весёлые глазки, в угрюмое марево наших пустынь глядите вы редко из ласковой сказки, из мира забытых святынь…
Анютины глазки… Расплывчато вьётся
по черному бархату мягкий узор,
лиловый и желтый, и кротко смеется
цветов целомудренный взор…[12]
Цветы росли в оранжерее. Их охраняли потолки. Их корни сытые жирели и были лепестки тонки.
Им подсыпали горький калий
и множество других солей,
чтоб глаз анютин желто-карий
смотрел круглей и веселей.[20]
— Анна Ахматова, «И анютиных глазок стая...», 3 июня 1961
По утрам, умываясь росой,
Как цвели они! Как красовались!
Но упали они под косой,
И спросил я: ― А как назывались?
И мерещилось многие дни
Что-то тайное в этой развязке:
Слишком грустно и нежно они
Назывались ― «анютины глазки».[21]
↑ 12Ганс Христиан Андерсен. Собрание сочинений в четырёх томах. Том третий. Издание второе — С.-Петербург: Акцион. Общ. «Издатель», 1899 г., С.196
↑ 12Ч. Дарвин. О происхождении видов: в царствах животном и растительном путём естественного подбора родичей или о сохранении усовершенствованных пород в борьбе за существование. = On the Origin of Species. — Спб.: Издание книгопродавца А. И. Глазунова, 1864 г. — С. 60.
↑ 12К.А.Тимирязев. «Жизнь растения» (по изданию 1919 года). — М.: Сельхозгиз, 1936 г.
↑ 12Ясинский И. И. Полное собрание повестей и рассказов (1885—1886). — СПб: Типография И. Н. Скороходова, 1888. — Том I. — С. 188
↑ 12В. С. Соловьёв. Стихотворения и шуточные пьесы. — Л.: Советский писатель, 1974 г. — стр. 139
↑ 12Н. С. Лесков в книге: Большая хрестоматия. Русская литература XIX века. — ИДДК. 2003 г.
_-_Flickr_-_Alejandro_Bayer.jpg)
