Сосна

Сосна обыкновенная

Сосна́ (лат. Pínus) — растения из крупного типового рода хвойных деревьев семейства Сосновые (лат. Pináceae), к которому относятся такие известные роды, как ель, кедр, лиственница, пихта и тсуга. Сам род сосна насчитывает более 100 видов, растущих в диком виде по всему Северному полушарию от экватора до заполярья. В умеренном и субарктическом климате сосны образуют леса на равнинах, а в субтропиках и тропиках поднимаются в горы, где прохладнее.

Разнообразие рода сосна весьма велико. Например, виды сосны, дающие съедобные орехи, называют кедровыми соснами. Однако сам кедр — это другой род деревьев, а семена сосны в ботаническом смысле не являются орехами. В бытовом языке под сосной чаще всего имеют в виду сосну обыкновенную, самое распространённое хвойное дерево средней полосы России.

Сосна в коротких цитатах

	...не зная инаго лекарства, велел ей сок сосновой есть, чернобыльником (artemisia) припаривать, которым совершенно вылечил.
	— Василий Татищев, из письма И.Д.Шумахеру, 1750

	...постепенно развивающийся <...> стебель образует последующие листья вокруг себя поодиночке; такой случай очень ясно наблюдается при прорастании разных видов сосны.
	— Вольфганг Гёте, «Опыт о метаморфозе растений» (1790), глава I «О семядолях»

	Средь клёнов девственных и плачущих берёз Я видеть не могу надменных этих сосен...
	— Афанасий Фет, «Средь клёнов девственных и плачущих берёз», 1854

	Мало-помалу нас всё теснее охватывает сосновый лес, тот самый, который издали, из Ялты и Магарача, казался нам простым слоем мха на скалах. Сосны громадной высоты, прямые и голые как стрелы, с широкою плоскою кроною на самом верху, — обстали кругом.
	— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872

	Сосна на бору в ясный день играет-звенит, а чуть подымется ветер, она загудит и застонет.
	— Владимир Короленко, «Мороз», 1901

	...великорусскому племени пришлись по вкусу сухие сосновые боры, как наиболее удобные места для жительства. Поэтому и выбор священных деревьев, естественным образом, стал падать на сосны.
	— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903

	Как характерен лапландский сосновый бор! Деревья довольно редки и солнце пронизывает весь лес, покрывая светлый ягель причудливым узором теней...
	— Владимир Визе, «Из путевых заметок по р. Умбе», 1912

	К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним солнцем (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя).
	— «Устами Буниных», 12 августа 1912 года

	Ясень ясен и со сна, И сосна со сна ясна...:114
	— Михаил Савояров, «Ясно-тка» (из сборника «Не в растения»), 1916

	Как с задумчивых сосен струится смола, Так текут ваши слёзы в апреле.
	— Марина Цветаева, «Июль — апрелю», 1910-е

	...бор, подстеленный зелёным мохом, сосны в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет.
	— Михаил Пришвин, «Дневники», 1929

	...из всех стройных сосен, одна красная подпирает своей вершиной солнышко и лучи его, рассеиваясь, падают на ровный моховой ковёр жёлто-зелёного цвета.
	— Михаил Пришвин, «Дневники», 1929

	Похожая на флаг сосна стояла на обрыве шагах в двадцати от нас. До сих пор она была незаметная, ночная, а теперь под утренним солнцем стала красная, стройная, точно её преобразило какое-то чудо.
	— Вениамин Каверин, «Открытая книга», 1949-1956

	Когда сосне наносится какая бы ни было рана, дерево в виде самозащиты заливает ее соком, который на воздухе быстро густеет, из прозрачного становится белым и закупоривает рану. Точно так же, свертываясь, закупоривает рану и кровь.
	— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957

	В пору цветения, если тронуть сосну, она окутывается золотистым душистым облаком пыльцы. Вскоре появятся на ней ярко-зелёные лаковые шишки, которые впоследствии расщербинятся, потеряют семена и упадут на землю.
	— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

	Если сосна растёт на отшибе от леса, то дерево будет низкорослое, узловатое, распространяющее во все стороны длинные мохнатые ветви. Ствол такого дерева не только узловатый, но и кривой, сучья ― один короче, другой длиннее, один пушистее, другой суше.
	— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

	Высоко вверх, кажется, что под белые облака поднимают сосны тёмно-зелёные матовые облачка своих крон. Тогда говорят — строевой лес, а в пору полной зрелости — корабельная роща.
	— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

	Маслёнок выбрал себе молодые сосенки и водится преимущественно около них. Если же встречается среди взрослых сосен, то в редколесье, в сильно изреженном лесу, про который даже и не скажешь, что это лес, но просто — сосны.
	— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

Сосна в научно-популярной литературе и публицистике

Ещё более удивительно, когда семядоли появляются в виде множества листочков, собранных вокруг одной оси, и постепенно развивающийся из их середины стебель образует последующие листья вокруг себя поодиночке; такой случай очень ясно наблюдается при прорастании разных видов сосны. Здесь венок из игол образует как бы чашечку; впоследствии, рассматривая подобные явления, нам придётся вспомнить настоящий случай.

— Вольфганг Гёте, «Опыт о метаморфозе растений» (1790), глава I «О семядолях»

Пихта, сибирская и аянская (Picea abovata, Р. ajanensis) растёт по всему краю, чаще в смеси с хвойными, нежели лиственными лесами. Сосна (Pinus sylvestris) изредка попадается в горах Южноуссурийского края и довольно густой массой растёт по северному берегу озера Ханка. Тисс (Taxus baccata) встречается изредка по горам Южноуссурийского края. Это дерево обыкновенно достигает здесь толщины руки при высоте 20 футов. Однако как особенное исключение попадаются экземпляры вышиной до 60 футов и более 2 футов в диаметре. Такой экземпляр был найден и срублен летом 1868 года вблизи г. Владивостока.

— Николай Пржевальский, «Путешествие в Уссурийском крае», 1870

За Ай-Василем горы делаются совсем серьёзными; подъём начинается очень резко; лошади двошат и потеют насквозь, так что саквы промокли. Мы почти на шеях у лошадей. Скалистая, усыпанная камнями, дорога сбивает копыта. Мало-помалу нас всё теснее охватывает сосновый лес, тот самый, который издали, из Ялты и Магарача, казался нам простым слоем мха на скалах. Сосны громадной высоты, прямые и голые как стрелы, с широкою плоскою кроною на самом верху, — обстали кругом. Это чистая итальянская пиния. Освещенные солнцем красные стволы, густо-синие просветы неба, капризно изогнутые угловатые ветви — переносят фантазию к картинам римской Кампании. Лес этот прекрасен сам по себе; но когда мы въехали на половину горы и взглянули назад, сквозь эти полчища исполинов, в глубокую и далекую бездну, в которой остались за нами море и берег со своей Ялтой, со своими дачами и деревнями, — тогда мне всё это представилось какою-то несбыточною, сказочною декорацией. Море открывалось прямо пред нами во всей могучей своей широте, в обхвате, непривычном для глаза. А справа и слева поднимались белые горные громады, обрывались горные пропасти, заполоненные такими же полчищами сосен. Никаких мелких деталей, ничего милого, ласкающего. Одна грозная, величественная, неотразимая красота; громадная картина, написанная смелым взмахом чудной кисти.

— Евгений Марков, «Очерки Крыма (Картины крымской жизни, природы и истории)», 1872

	Прошу, однако ж, читателя не принимать Пошехонье слишком буквально. Я разумею под этим названием пошехонскую страну вообще, то есть страну, в которой, по старинному народному преданию, в трёх соснах заблудиться можно.
	— Михаил Салтыков-Щедрин, «Пошехонские рассказы», 1884

	Среди берёз, ольхи, осины, ивы и тальника поднимаются ели и сосны, редко достигающие больших размеров, так как почва из хверща или дресвы и гранита не даёт достаточного питания деревьям. Зато среди зелёных мхов в изобилии родятся морошка, брусника, клюква, черника, гулубель и вороница, а также грибы.
	— Александр Шеллер-Михайлов, «Дворец и монастырь», 1900

У таких вероисповедников всякое дерево в заповедных рощах, поваленное бурей, считается признаком несчастья для ближайшего окольного люда. Деревья в них с нависшими ягелями, украшающими их наподобие висячих бород, тоже попали, в качестве избранников, в религиозный культ и воспламенили воображение сказочников. Подобного рода деревьями, покрытыми до самой вершины мхом, и в самом деле оживляющими угрюмые хвойные леса, придавая им в то же время внушительный вид долговечности и обилия — украшаются жилища и владения богов и их избранников и любимцев – храбрых и могучих богатырей. Той же участи удостоилась в особенности ель, вообще стоя́щая, по своим внутренним качествам, ниже сосны, но наружным видом выражающая высшую степень строгости, спокойствия и торжественности. Впрочем, среди православного русского люда место ели, по необъяснимым причинам, и едва ли не по простой случайности, заступили другие деревья и преимущественно сосна. Практическому великорусскому племени пришлись по вкусу сухие сосновые боры, как наиболее удобные места для жительства. Поэтому и выбор священных деревьев, естественным образом, стал падать на сосны. От постройки часовен с постановкою в них образов зависело то обстоятельство, что известные участки сосновых лесов становились через то священными, в смысле недозволенных к вырубке, обязательных к охранению, заповедных. От явлений св. икон (исключительно Богоматери) на ветвях, или у корней деревьев, подобно Костромской, Федоровской и Курской Коренной, самые деревья признавались святыми, но уже не в охранительном смысле заповедных, а таких, из которых сооружались престолы алтарей, созидаемые на местах явлений. В южной части Череповецкого уезда обращает на себя внимание обилие таких сосновых рощ, где часовни являются показателями полного запрещения вырубок, и в трёх волостях заповедь эта усилена ещё тем, что здесь не дозволяются хороводы и всякие сходки для каких-либо весёлых развлечений. За срубленное дерево, или осквернение чем-нибудь всей рощи предполагается скорое и несомненное возмездие, в виде слепоты и иных болезней, и даже смерти. Около деревни Острова сберегается сосновая роща, в которой устроено теперь несколько ям-«морянок» для пережигания угля, но первый крестьянин, дерзнувший положить почин этому лесному промыслу, ослеп.

— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903

— Когда сосне наносится какая бы ни было рана, дерево в виде самозащиты заливает ее соком, который на воздухе быстро густеет, из прозрачного становится белым и закупоривает рану. Точно так же, свертываясь, закупоривает рану и кровь. Живица – не смола (многие называют ее так), а именно живица, заживляющая дерево. Смолу же добывают из корней сосны или осмола путем сухой перегонки. Итак, раненое дерево выделяет живицу, которая вскоре застывает. Значит, чтобы добыть много живицы, нужно наносить все новые и новые раны. Этим и занимаются вздымщики. Орудие вздымщика — хак той или иной системы — как нельзя лучше приспособлено для этого. Вот подошёл человек к сосне, зачистил слегка шершавую кору (операция называется «окорение»), нацелился хаком и резким умелым движением прорезал вдоль ствола узкий глубокий желоб полутораметровой длины. По этому желобу будет стекать живица. От длинного желоба под острым углом вздымщик прорезывает два коротких желоба — усы, внизу прикрепляет железный колпачок — приемник живицы. Через три дня вздымщик придет к дереву снова. Пониже старых ран он прорежет новые. Так весь сезон дерево не знает покоя.

— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957

В пору цветения, если тронуть сосну, она окутывается золотистым душистым облаком пыльцы. Вскоре появятся на ней ярко-зелёные лаковые шишки, которые впоследствии расщербинятся, потеряют семена и упадут на землю. Тогда их можно собирать ― годятся разводить самовар. Если сосна растёт на отшибе от леса, то дерево будет низкорослое, узловатое, распространяющее во все стороны длинные мохнатые ветви. Ствол такого дерева не только узловатый, но и кривой, сучья ― один короче, другой длиннее, один пушистее, другой суше. Не то в лесу. Когда сосны растут близко друг к дружке рощей или бором, каждое дерево тянется вверх, к солнцу, старается перерасти своих соседей, но и соседи тоже не отстают. Нижние сучки у таких деревьев отсыхают и падают на землю. Дерево вытягивается длинное и ровное, как струна или свеча. Высоко вверх, кажется, что под белые облака поднимают сосны тёмно-зелёные матовые облачка своих крон. Тогда говорят — строевой лес, а в пору полной зрелости — корабельная роща. Вокруг молодых сосенок — зелёная трава, лесные цветы, в старом лесу — белый мох, черника, папоротник. Под молодыми сосенками бесполезно искать белые грибы — боровики, в бору-беломошнике или в бору-черничнике не встретить маслят. Всему своё время. Даже воздух, знаменитый сосновый воздух не один и тот же. В молодых сосенках более пахнет нежной смолой зелёных игл, в старых соснах — зрелой терпкой смолой древесины. В молодых сосенках — привкус солнца, в старом бору — привкус сырости, влаги. Не знаю, где лучше и что было бы можно предпочесть. Маслёнок выбрал себе молодые сосенки и водится преимущественно около них. Если же встречается среди взрослых сосен, то в редколесье, в сильно изреженном лесу, про который даже и не скажешь, что это лес, но просто — сосны.

— Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967

Сосна в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Сосновый бор

Сосновой сок я, видя, что верхушки сосновые употребляют в скорбуте, а смолу от многих болезней, разсудил, сок с сосны снимая, собою от скорбутика прошлой весны и ныне опробовать, ибо имел не токмо тяжкую сверботу, но и лишеи по телу, а употребля оной, чрез 6 дней довольно свободился. Женщина имела грудницу, и почти вся грудь сгнила; я, не зная инаго лекарства, велел ей сок сосновой есть, чернобыльником (artemisia) припаривать, которым совершенно вылечил.

— Василий Татищев, из письма И. Д. Шумахеру, 1750

Пока наши бабы пекли хлеб, я всем организмом отдался блаженному отдыху, целый день пробродив по окрестным варакам и лесам. Как характерен лапландский сосновый бор! Деревья довольно редки и солнце пронизывает весь лес, покрывая светлый ягель причудливым узором теней. Но что особенно поражает ― это мёртвая тишина, которая царит весной в лесу, конечно в тихую, безветренную погоду. В лесах средней и лесной полос России, как бы безветренно ни было, в лесу всегда можно уловить звуки. То птица где-нибудь перелетит с одной ветви на другую, то какая-нибудь букашка переползёт с места на место, одним словом всегда чувствуется дыхание жизни.

— Владимир Визе, «Из путевых заметок по р. Умбе», 1912

Девятого ходили перед вечером, после дождя, в лес. Бор от дождя стал лохматый, мох на соснах разбух, местами висит, как волосы, местами бледно-зелёный, местами коралловый. К верхушкам сосны краснеют стволами, — точно озарённые предвечерним солнцем (которого на самом деле нет). Молодые сосенки прелестного болотно-зелёного цвета, а самые маленькие — точно паникадила в кисее с блестками (капли дождя). Бронзовые, спа́леные солнцем веточки на земле. Калина. Фиолетовый вереск. Чёрная ольха. Туманно-синие ягоды на можжевельнике.

— «Устами Буниных», 12 августа 1912 года

Пронесся новый, еще более сильный порыв бури. Яркая вспышка молнии осветила на мгновение все кругом меня и показала, как на живой картине, почти пригнутые книзу вершины окружающих деревьев. Несколько отломанных и подброшенных в воздух сучьев показались мне как бы повисшими неподвижно в свободном промежутке между их вершинами. Страшный резкий удар грома, почти тотчас же последовавший за молнией, пронесся по лесу многократным эхом, и я вдруг почувствовал, как поднимаются и опускаются в земле подо мною толстые сучья огромной сосны, под которой я сидел, словно живые существа, желающие вырваться наружу. Мне показалось, что буря должна через несколько минут совершенно раскачать эту сосну и вырвать с корнем. Я никогда до сих пор не предполагал, что в сильные бури корни больших деревьев так сильно шевелятся в земле.

— Николай Морозов, «Повести моей жизни» («Проблески»), 1913

По вечерам, да и в другое время нередко я любовался гольцами Сугу-нура, серебристо блестевшими на солнце. Туда, по дороге к ним, много живописных мест ― с лесом и дикими скалами. Там, в верхней зоне растительности, имеется кедр, или, как здесь говорят, кедровник. Неудержимо манят меня картины растительной и животной жизни на всем протяжении Сугу-нура до его угрюмых гольцов. Мысленно я много-много раз побывал там! Ель, сосна, лиственница, кедр по горам и в зоне верхнего или среднего пояса гор, тогда как пониже ― берёза, осина, черёмуха, дикая яблоня, персик и целый ряд ягодных и неягодных кустарников.

— Пётр Козлов, «Дневники монголо-тибетской экспедиции» №2, 1924

	Там бор, подстеленный зелёным мохом, сосны в солнечном свете стоят золотые, мох внизу, как лунный свет. Тишина не такая, как в дачных борах: ведь и там в заутренний час тоже тихо, но тишина там искусственная и зависимая, то вдруг свистнет паровоз, то петух закричит, тут тишина самостоятельная, через окружающие болота никакие звуки со стороны невозможны.
	— Михаил Пришвин, «Дневники», 1929

Мне хотелось найти дорогу к тому голому хребту, что возвышается за лесом. Сегодня я был на этом хребте. Подъём километра три и я подошёл по тропинке к гребню: вся Савойя с её вершинами и хребтами была передо мной. А у подножья, проходя среди полян, залитых солнцем, обставленных редкими соснами, я заметил остатки каких-то стен, фундамента, груды камней. Они сразу показались мне какими-то таинственными — потом я узнал, что это остатки римского лагеря.

— Александр Ельчанинов, «Записи», 1926-1934

	На Сославинской горе из всех стройных сосен, одна красная подпирает своей вершиной солнышко и лучи его, рассеиваясь, падают на ровный моховой ковёр жёлто-зелёного цвета. На этом ковре ― далеко видно ― как бы в лунном свете стоит боровик, у него шляпка в чайное блюдечко и ножка только немного потоньше.
	— Михаил Пришвин, «Дневники», 1929

Она была чуть откинута назад, что было великолепно при её высоте, была освещена закатом ― причем не вся, а только в своей вершине, где ствол стал от заката румяным, а хвоя глубоко-зелёной... Этот ствол уходил косо, как уходит лестница, в небо. Эта хвоя ― венец ― темнела в синеве и как бы ходила там, образуя круг. Сосна пронеслась мимо, навсегда, где-то в Литве, недалеко от Вильно, которое я увидел вдруг с горы. Я запомнил на всю жизнь это дерево, которое, по всей вероятности, и ещё стоит все там же, на холме, всё так же откинувшись...

— Юрий Олеша, «Книга прощания», 1930-1959

Приглядевшись, мы увидели, что у нижнего конца стрелы, там, где положено быть наконечнику, прикреплен к дереву железный колпачок, наполненный белой массой, похожей на топленое свиное сало. В иных колпачках белые комочки его плавали в скопившейся дождевой воде. Тогда память подсказала читанное в книгах и даже стихах слово «живица». Соседняя сосна оказалась с таким же знаком, и третья, и четвертая… Всмотревшись в глубину, мы увидели, что теперь все сосны несут на себе изображение огромной стрелы, а просматривался бор далеко, взгляд охватывал сразу сотни деревьев. Через некоторое время мы заметили девушку в легком, свободном платье без пояска, в косынке, надвинутой на глаза. Она ходила с ведром от дерева к дереву, задерживаясь у каждой сосны не более чем на полминуты. Подойдя ближе, мы увидели, что тупоносым ножом она вычищает из железных колпачков белое сало и складывает его в бадью. Когда бадья отяжелела, девушка пошла к крохотной земляночке, едва заметной даже вблизи, и выложила там содержимое бадьи в бочку. Мы хотели разузнать у сборщицы живицы побольше подробностей о ее ремесле, но она ничего не стала рассказывать, может быть, испугалась незнакомых людей в бору, тем более что Серегина борода к этому времени могла уже внушить и недоверие, и даже опасение.

— Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957

	Равенна ― маленький городишко, белый, чистый, каменный, похожий, как многое в Италии, на Крым, только без гор и без моря. Очень скоро мы вышли в поле и пошли по неширокой дороге, обсаженной деревьями, кажется пиниями ― итальянскими соснами. И Заболоцкий сказал фразу, которую я запомнил точно: ― Здесь мне хорошо дышится.
	— Борис Слуцкий, «О других и о себе», 1977

	Переделкино. Опять Переделкино! Та же кладбищенская гора, увенчанная соснами над могилой Пастернака. Но как с тех пор ― с 1960 года! ― она горестно обогатилась могилами.
	— Лидия Чуковская, «Процесс исключения (Очерк литературных нравов)», 1978

Сосна в беллетристике и художественной прозе

― Барин приехал… чиновник, дедушко! ― кричала между тем Татьяна, наклонясь к самому уху старика, ― спрашивают, далече ли до станового будет? ― Да вёрст пяток поболе будет, ― прошамкал старик, ― выедешь ты, сударь, за околицу и поезжай всё вправо… там три сосёнки такие будут… древние, сударь, ещё дедушко мой их помнил ― во какие сосны!… От них повертывай прямо направо, будет тебе там озеро, и поезжай ты через него всё прямо, всё прямо… <...> Холод и ветер тем более были для меня ощутительны, что я ехал в открытых санях, потому что должен был, после необходимых объяснений с становым приставом, опять вернуться на станцию, где, вследствие всех этих соображений, я и заблагорассудил оставить свою повозку. Вот и те три сосёнки, о которых толковал мне старик; сквозь мутное облако частого, тонкого снега я видел только очертания их, но, вероятно, душа моя была слишком особенным образом настроена, что за плавным покачиванием широких их вершин мне именно слышалось, будто они жалуются и говорят о том, как надоела им эта долгая, почти бесконечная жизнь, как устали они от этих отвсюду вторгающихся ветров, которые беспрепятственно и безнаказанно оскорбляют их, то обламывая самые крепкие их побеги, то разбрасывая мохнатые их ветви в какой-то тоскливой беспорядочности. Вот и озеро, которое подало мне о себе весть особенностью звука, издаваемого копытами лошадей, и ветками, которые часто натыканы здесь по обеим сторонам дороги…

— Михаил Салтыков-Щедрин, «Святочный рассказ», 1858

― Эге, это я знаю! Хорошо знаю, как дерево говорит… Дерево, хлопче, тоже боится… Вот осина, проклятое дерево, все что-то лопочет, ― и ветру нет, а она трясется. Сосна на бору в ясный день играет-звенит, а чуть подымется ветер, она загудит и застонет. Это еще ничего… А ты вот слушай теперь. Я хоть глазами плохо вижу, а ухом слышу: дуб зашумел, дуба уже трогает на поляне… Это к буре. Действительно, куча невысоких коряжистых дубов, стоявших посредине поляны и защищенных высокою стеною бора, помахивала крепкими ветвями, и от них несся глухой шум, легко отличаемый от гулкого звона сосен. <...> А вот, все равно, как и теперь: сначала сосна застонет на бору… То звенит, а то стонать начнет: о́- ох-хо-о… о́- хо-о! ― и затихнет, а потом опять, потом опять, да чаще, да жалостнее. Эге, потому что много ее повалит хозяин ночью.

— Владимир Короленко, «Мороз», 1901

На последней сосне, погнутой ветром и наклонившейся над обрывом, как будто старавшейся разглядеть себя в тусклом зеркале лужи, которая приняла вид полированной меди, стала куковать кукушка. Михаил Игнатьевич поднял голову и увидел облитую последним сиянием заката птичку, которая смотрела на запад и уныло раскрывала клюв, каждый раз пригибаясь грудью к ветке. — Ку-ку, ку-ку! «Когда же приедет Елена Григорьевна?» — задумал Михаил Игнатьевич и остановился. Кукушка продолжала приседать на ветке и раскрывать клюв на тускнеющий запад. Раз, два, три. Он потерял счёт. Через месяц? Потом кукушка взмахнула крыльями и улетела.

— Иероним Ясинский, «Плоское», 1910

	Дачи множились, как сыроежки; искусственные канавы пили болотную воду; морошка, клюква и комары всё глубже уходили в нетронутые сырые леса, в росянку, в багульник, в кукушкин лён; песок окутывали дёрном и засаживали соснами, останавливая движение дюн.
	— Юрий Анненков (Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934

	Семён Семёнович, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне сидит мужик и показывает ему кулак. Семён Семёнович, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на сосне никто не сидит. Семён Семёнович, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит мужик и показывает ему кулак. <...> Семён Семёнович не желает верить в это явление и считает это явление оптическим обманом.
	— Даниил Хармс, «Случаи», 1935

Там, где утка сидела, ― кружок, где рыба голову показала из воды, ― дырочка. Лес и вода обнялись. Я вышел на берег насладиться ароматом смолистых листьев. Лежала большая сосна, очищенная от сучьев до самой вершины, и сучья тут же валялись, на них ещё лежали сучья осины и ольхи с повялыми листьями, и всё это вместе, все эти поврежденные члены деревьев, тлея, издавали приятнейший аромат на диво животным тварям, не понимающим, как можно жить и даже умирать, благоухая.

— Михаил Пришвин, «Лесная капель», 1943

Лет двести тому назад ветер-сеятель принёс два семечка в Блудово болото: семя сосны и семя ели. Оба семечка легли в одну ямку возле большого плоского камня. С тех пор уже лет, может быть, двести эти ель и сосна вместе растут. Их корни с малолетства сплелись, их стволы тянулись вверх рядом к свету, стараясь обогнать друг друга. Деревья разных пород боролись между собой корнями за питание, сучьями — за воздух и свет. Поднимаясь всё выше, толстея стволами, они впивались сухими сучьями в живые стволы и местами насквозь прокололи друг друга.

— Михаил Пришвин, «Кладовая солнца», 1945

Он нашел её на солнечной брусничной полянке перед высокой сосной. ― Дарю эту сосну вам, ― сказала Нина. ― Вы знаете, если надрезать ствол ножом, вырезать стрелку, то потечет живица. У вашей сосны ее больше, чем у других деревьев. ― Живица, ― задумчиво повторил Андрей. ― Хорошее слово. Жи-ви-ца. Вот видите, а на вид сухое, безжизненное дерево. Ветер внизу весело болтал в молодой поросли можжевельника, а наверху вел важный разговор, гулко гудя в темно-зеленой кроне сосны.

— Даниил Гранин, «Искатели», 1954

	Звёзды стали бледнеть, первые лучи солнца скользнули по башенке, по куполам, потом спустились прямо на нас. Большой красный шар стал подниматься на той стороне Тесьмы, над полями. Похожая на флаг сосна стояла на обрыве шагах в двадцати от нас. До сих пор она была незаметная, ночная, а теперь под утренним солнцем стала красная, стройная, точно её преобразило какое-то чудо.
	— Вениамин Каверин, «Открытая книга», 1949-1956

Вырос будто бы на торфу великий и тёмный гриб. А с запада кривизна казалась горбом, уродством. С запада походила сосна на гигантский коловорот, нацеленный в небо. В сухой год в июле над сосною прошла гроза. Торфяная туча навалилась на болота пухлым ржаным животом. Она ревела и тряслась, как студень. От ударов грома осыпалась голубика. Прямая молния угодила в сосну, спиралью обошла ствол, пропахала кору до древесины и нырнула в торф. От этой молнии за год высохла сосна, но долго ещё стояла над болотами, сухая, посеребренная. Осенний ветер ― листобой ― ухватил её за макушку, поднажал в горб да и вывернул с корнем.

— Юрий Коваль, «У Кривой сосны», 1979

Все совпадения лиц и мест случайны, как и всё в мире. У меня врачебное предписание ― отдышаться за городом. Мой загород ― скошенный вниз, к речке, кусок сырой земли, на котором с десяток высоченных сосен, в сущности, для восприятия уже не деревьев, а стволов. Написала слова и ужаснулась второму их смыслу. Будто не знаю, что все слова у нас оборотни. Поэтому считайте, что я вам ничего не говорила о соснах. Или сказала просто ― шершавые и высокие. Такие достались. Метут небо ветками-метелками. Ширк ― и облака налево, ширк ― направо. Только к ночи они замирают, и тогда я их люблю за совершенную графичность, которой на дух нет у подрастающих молоденьких рябин, вставших взамен унесенных ураганом орешников. Рябинки-лапочки ― это живопись кистью, не без помощи пальца. Сосны же ― графика. Но под всем и, в сущности, над всем царствует на моем куске земли перформанс крапивы, царицы моих угодий.

— Галина Щербакова, «Кровать Молотова», 2001

Сосна в стихах

Три сосны (Польша)

	Великаны-сосны вырываются бурей чаще, высокие башни обрушиваются тяжелее, а молнии <всегда> ударяют в вершины гор.
	Saepius ventis agitatur ingens pinus, et celsae graviore casu decidunt turres, feriuntque summos fulgera montes.
	— Гораций, «Carmina», 65 — 8 до н. э.

	О чём шумит сосновый лес? Какие в нём сокрыты думы? Ужель в его холодном царстве Затаена живая мысль?..
	— Алексей Кольцов, «О чём шумит сосновый лес?…», 1839

	На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она.
	— Михаил Лермонтов (Вольный перевод из Гейне), «На севере диком стоит одиноко...», 1841

	Сосна так темна, хоть и месяц Глядит между длинных ветвей… То клонит ко сну, то очнёшься, То мельница, то соловей...
	— Афанасий Фет, «Сосна так темна, хоть и месяц...», 1842

	Как грустный взгляд, люблю я осень. В туманный, тихий день хожу Я часто в лес и там сижу — На небо белое гляжу Да на верхушки тёмных сосен. <...> Чего не вспомню я? Какие Меня мечты не посетят? А сосны гнутся, как живые, И так задумчиво шумят… И, словно стадо птиц огромных, Внезапно ветер налетит И в сучьях спутанных и тёмных Нетерпеливо прошумит.
	— Иван Тургенев, «Осень», 1842

	Бор сосновый в стране одинокой стоит; В нём ручей меж деревьев бежит и журчит. Я люблю тот ручей, я люблю ту страну, Я люблю в том лесу вспоминать старину.
	— Алексей Толстой, «Бор сосновый в стране одинокой стоит…», 1840-е

	Чёрными ветвями Машет мне сосна, Тусклыми лучами Светит мне луна,<...> Мрачно ель кивает Мне издалека... Сердце замирает, Душу рвёт тоска.
	— Михаил Михайлов, «Дорога», 1845

	Средь клёнов девственных и плачущих берёз Я видеть не могу надменных этих сосен; Они смущают рой живых и сладких грёз, И трезвый вид мне их несносен. В кругу воскреснувших соседей лишь оне Не знают трепета, не шепчут, не вздыхают И, неизменные, ликующей весне Пору́ зимы напоминают.
	— Афанасий Фет, «Средь клёнов девственных и плачущих берёз», 1854

	А мальвы листьями встречались, Клонясь под тихим ветерком, И сосны яростно качались В просторе слишком голубом.
	— Валерий Брюсов, «В моих словах бесстыдство было...», 1900

	От сосны до сосны паутинки зажглись, ‎Протянулись, блеснули, качаются. Вот потянутся вверх, вот уж зыблются вниз, ‎И осенним лучом расцвечаются.
	— Константин Бальмонт, «Паутинки», 1905

	Превратишься в берёзу, в траву, в можжевельник, в сосну. Если вовремя ты загово́р против них не вспомянешь, Так в лесу, меж лесными, в лесной западне и застрянешь. Не смотри, проходя меж деревьев, на дивью жену!
	— Константин Бальмонт, «Дивьи жёны», 1906

	Как с задумчивых сосен струится смола, Так текут ваши слёзы в апреле. В них весеннему дань и прости колыбели И печаль молодого ствола.
	— Марина Цветаева, «Июль — апрелю», 1910-е

	Леса сосновые. Дорога палевая. Сижу я в ельнике, костёр распаливая. Сижу до вечера, дрова обтесывая… Шуршит зелёная листва берёзовая…
	— Игорь Северянин, «Лесной набросок», 1911

	Только не сбыться тому, ― Берег кувшинке несносен… Глянь-ка, заря бахрому Весит на звонницы сосен.
	— Николай Клюев, «Тучи, как кони в ночном...», 1917

	В бузине, сырой и круглой, Соловей ударил дудкой, На сосне звенят синицы, На берёзе зяблик бьёт.
	— Эдуард Багрицкий, «Птицелов», 1918

	Исцелённый мир смугло-розов, На кувшинках гнезда гагар, И от вьюг, косматых морозов Только сосен смолистый жар.
	— Николай Клюев,«Наша русская правда загибла...», 1928

	С утра амурится петух, И нет прохода курице. Лицом поворотясь на юг, Сосна на солнце жмурится.
	— Борис Пастернак, «Весна в лесу», 1956

	Тебя, однако, подрубили, ты скоро, скоро упадёшь. Ты упадёшь, сосна прямая, средь синевы и мерзлоты, своим паденьем пригибая берёзки, ёлочки, кусты.
	— Ярослав Смеляков, «Меншиков», 1966

	Иголки чёрные, и сосен чешуя, И брызжет из-под ног багровая брусника, И веки пальцами я раздираю дико, И тело хочет жить, и разве это ― я?
	— Арсений Тарковский, «Когда под соснами, как подневольный раб...», 1969

	Мне кажется, что лёгкая сосна ― Та девочка, чья южная весна Пролепетала в отроческий час Мне первый и пленительный отказ.
	— Семён Липкин, «В царстве флоры», 1984

Песни и частушки

	Ах, под сосною, под зелёною, Спать положите вы меня! Ай-люли, люли, ай-люли, люли, Спать положите вы меня. Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!
	— Иван Ларионов, «Калинка», 1860

Пословицы и поговорки

Всякая сосна своему бору шумит (своему лесу весть подаёт). — Русская пословица

Где сосна взросла, там она и красна. — Русская пословица

Далеко сосна стоит, а своему лесу веет (шумит, говорит). — Русская пословица

См. также

• Сосна пиния
• Сосновый бор
• Сосна обыкновенная
• Скипидар
• Живица
• Камфора
• Кедр
• Ель
• Туйя
• Кипарис